Филиппа Грегори - Вечная принцесса
— Да, ваше величество, — вызвалась одна из дам. — Угодно ли, я спою?
Королева кивнула, кто-то взял в руки лютню. Похоже, придворные дамы дружно старались ее отвлечь. Она улыбнулась, в такт музыке постукивая по ручке кресла рукой. Вся обстановка говорила о том, что произошло что-то серьезное, и, выросшая при дворе, Екатерина не могла этого не понимать.
Раздался шум приближающейся толпы, двери распахнулись, и в комнату вошел король со своей свитой. Придворные дамы, заметно оживясь, повскакивали со своих мест, отряхнули юбки, закусывая губки, чтобы сделать их порозовей. Кто-то хихикнул.
Генрих, только что с охоты, был еще в сапогах для верховой езды и за руку вел за собой Уильяма Комптона.
Екатерина не могла не заметить перемен в поведении мужа. Он не кинулся к ней, не схватил в объятия, не поцеловал. Не прошел он и в середину комнаты, чтобы оттуда отвесить супруге поклон. Нет, как вел за руку Комптона, так и остался с ним рядом, чуть ли не прячась за его спину, как проказливый мальчишка, боящийся наказания. Под строгим взглядом королевы Комптон неловко отошел в сторону. Генрих, опустив глаза, без особого рвения приветствовал жену, взяв ее за руку и поцеловав в щеку.
— Ну что, поправилась? — спросил он.
— Да, — мягко улыбнулась Екатерина. — Вполне. А как чувствуете себя вы, сир?
— О, прекрасно, — отмахнулся король. — Отличная выдалась сегодня охота. Жаль, тебя не было с нами. Доскакали почти до Сассекса!
— Завтра я поеду с вами, — пообещала Екатерина.
— Да? А тебе можно?
— Конечно, — подтвердила она.
— А мне сказали, тебе еще долго будет ничего такого нельзя! — сболтнул он.
Екатерина с улыбкой покачала головой, гадая, кто бы мог такое ему сказать.
— Ну, давайте же завтракать! — воскликнул он. — Я умираю от голода!
Предложив руку жене, он повел ее в обеденный зал. Придворные, тихонько переговариваясь, потянулись следом. Екатерина проговорила так, чтобы никто не услышал ее слов:
— Дошло до меня, что при дворе произошла ссора.
— А! Ты уже слышала о нашей маленькой буре, да? — отозвался он слишком громко, слишком беззаботно, слишком похоже на то, как ответил бы взрослый мужчина, которому не о чем беспокоиться. Рассмеялся через плечо и поискал взглядом, с кем разделить свою наигранную веселость. Охотников нашлось много. — Не беспокойся, это все пустяки. Я крупно поговорил с твоим приятелем Бэкингемом. Он так разозлился, что покинул двор! — Он снова расхохотался, еще сердечней, чем прежде, и покосился на жену, улыбается ли она.
Екатерина, однако, отозвалась с холодком:
— В самом деле?
— Поверь мне, он вел себя высокомерно! Ничего, пусть поживет вдали от двора, пока не остынет. Такой надутый, важный! Послушать его, так он все знает лучше других! И его кислая сестрица ему на пару!
— Она хорошо мне служила, — заметила Екатерина. — Я надеялась повидаться с ней сегодня. Я не ссорилась ни с нею, ни с ее сестрой. Насколько я понимаю, ты ведь тоже с нею не в ссоре?
— Достаточно того, что я недоволен ее братом. Пусть все убираются!
Екатерина помолчала, перевела дыхание и только потом сказала:
— Обе сестры у меня в штате. Разве это не мое право — выбирать себе камеристок? И выгонять их?
Он по-детски вспыхнул:
— Вот и выгони, раз я прошу об этом! Неужели мы будем с тобой считаться правами!
Толпа позади них тут же примолкла. Всем хотелось услышать, как в первый раз ссорятся король с королевой.
Екатерина отняла руку у мужа и пошла кругом стола, чтобы занять свое место. Этого времени хватило, чтобы собраться с мыслями. Когда король с другой стороны подошел к своему месту и встал рядом, она уже улыбалась:
— Как тебе будет угодно, Генрих. Мне, в общем-то, все равно. Дело всего лишь в том, что при дворе должно быть подобие порядка, а разве это порядок — отсылать молодую женщину из хорошей семьи, которая не сделала ничего дурного?
— Но тебя ведь тут не было! Откуда ты можешь знать, что она делала и что не делала! — Найдя новый аргумент в споре, король взмахом руки пригласил всех садиться и уселся сам. — Ты заперлась на несколько месяцев! Что я должен был делать? Какой порядок может быть при дворе, когда тебя нет?
Екатерина, сохраняя невозмутимое выражение лица, кивнула. Она слишком хорошо знала, что в эту минуту за ней пристально наблюдают десятки глаз.
— Ты ведь не думаешь, что я сделала это для своего развлечения? — без малейшего сарказма в голосе произнесла она и с изумлением услышала, что ее супруг принял этот вопрос за чистую монету.
— Ты не представляешь, сколько неудобств мне это доставило! Конечно, тебе было очень хорошо! Ты там лежала, а двор остался без королевы! Твои дамы совсем распустились, никто не знал, что к чему, посещать тебя мне не разрешали и спать мне пришлось одному…
Тут, наконец, до Екатерины дошло, что под всей этой бурей кроется настоящая боль. Себялюбивый до крайности, Генрих в результате ее долгого и мучительного затворничества преисполнился жалости не к кому иному, как к себе самому, умудрившись обвинить ее в том, что она бросила его в одиночку справляться с королевским двором: иначе говоря, он считал, что она его подвела.
— Я полагаю, ты должна сделать, как я прошу, — словно капризный ребенок, сказал он. — Мне и без того хватает хлопот. Все это, знаешь ли, бросает на меня тень. Я выгляжу как идиот. А от тебя никакой помощи!
— Что ж, — с мягкой улыбкой примирительно произнесла Екатерина. — Договорились. Раз ты об этом просишь, я отошлю обеих: и Елизавету, и Анну.
— Вот и отлично, — засиял он. — И раз ты теперь со мной, все снова вернется на круги своя!
Ни слова заботы в мой адрес, ни слова утешения, ни одного сочувственного слова. Я могла б умереть, рожая ему ребенка, но не родила, и это еще хуже. Генрих совсем, совсем обо мне не думает!
Вопреки этим горьким мыслям я нашла в себе силы ему улыбнуться. Разве, выходя за него, я не отдавала себе отчета в том, что он эгоистичный мальчик, из которого вырастет эгоистичный мужчина? Отдавала и поставила себе целью направлять его и помогать стать лучше, насколько позволяет его природа. Однако время от времени он поступает не так, как должно мужчине, и, когда такое случится, как вот сейчас, я должна видеть в этом свою неудачу, свою неспособность направить его как нужно. Я должна прощать его.
Если я не стану его прощать, если не стану простирать свое терпение шире, чем это кажется мне возможным, наш брак станет мучением. Генрих совсем не похож на Артура и никогда не станет таким королем, каким стал бы Артур. Но он мой супруг, мой король, и я должна его почитать.
