Синди Холбрук - Притворщица
Джош покосился по сторонам. Все, сидевшие в баре, продолжали с интересом наблюдать за счастливой парой. Приятно все же, черт побери, что хоть кому-то в жизни улыбается удача!
— Пойдем договорим где-нибудь в другом месте, — встревоженно сказал Джош и взял Элизабет за руку.
— В чем дело, Джош? — ахнула Элизабет.
Он молча потащил ее прочь, мимо стойки бара, в маленькую темную подсобку, где стояли корзины, набитые пустыми бутылками. Да, судя по всему, посетители гостиничного бара потрудились на славу — это надо же, столько выпить!
Джош перевел дыхание и взволнованно сказал:
— Я должен кое в чем признаться тебе, Элизабет.
— Да? — безжизненным голосом откликнулась она, преисполнившись недобрых предчувствий.
— Мое настоящее имя не Бабникер.
— Вот как? — покачала головой Элизабет.
— Да. Моя фамилия — Клинтон. Джош Клинтон. А Изабель — моя сестра.
Глаза Элизабет стали громадными на ее маленьком личике.
— С… Сестра?
— Да, — поддержал Джош побледневшую, готовую упасть в обморок Элизабет. — И она не актриса и не… любовница Терренса. Это была… только игра. А когда я приехал к вам, все еще больше запуталось.
Он смущенно покраснел.
— Ты столько сразу наговорила про меня всякого разного, что мне… мне уже стало проще тоже изображать того, за кого меня принимают, нежели раскрывать правду.
Элизабет застыла, словно каменная.
— Я хотел сразу сказать тебе все, — продолжал Джош, — но пообещал Изабель не расстраивать игру. К тому же герцогиня позволила мне остаться, принимая меня за распутника, а узнай она, кто я на самом деле, так, пожалуй, могла бы и прогнать…
Элизабет медленно возвращалась к жизни. Мало-помалу на ее щеках проявился румянец, взгляд стал осмысленным и… и подозрительным.
— Та-ак, а кто тогда эта Молли, о которой ты мне столько понарассказывал?
Джош застонал. Он был готов к чему угодно, но только не к разговорам о Молли.
— Э-э-э… Молли была моей… любовницей… и актрисой. Но это было давно, еще до того… Она…
— Не хочу больше о ней ничего знать, — отступила Элизабет на шаг назад и уперлась спиной в звякнувшую корзину. — Не хочу!
— Кроме нее, у меня никого не было, Элизабет, — жалобно воскликнул Джош. — Клянусь! И я не любил ее… Теперь я это точно знаю.
— И больше никого, говоришь? — подозрительно покосилась Элизабет.
— Н-никого, — соврал Джош, краснея под ее пристальным взглядом.
Затем набрал в грудь воздуха и бросился в омут с головой:
— Прости, Элизабет. Я опять тебе соврал. Но не думай, я не распутник, нет. Ну, были у меня женщины, были, но не так уж и много…
— Вот как? — холодно заметила Элизабет. — Все-таки продолжаешь лгать? За дурочку меня держишь?
— Но с тобой… — начал Джош и остановился. — Я ничего не могу с собой поделать! Рядом с тобой я чувствую себя таким развратником!
— Знаю, видела, — потупилась Элизабет.
— Ну, пожалуйста, Элизабет, — заныл Джош. — Ну, скажи, ты простишь меня?
Она не торопилась отвечать, испытывая его терпение.
— Думаю, что нет. Тем более что я при всех обещала выйти замуж за… мистера Бабникера. Что скажете на это, мистер Клинтон? На данный момент я помолвлена с распутником и шалопаем.
Словно молния сверкнула в голове Джоша. Ах, это загадочное мерцание в глубине ее прекрасных серых глаз! Нет, нет, есть еще надежда!
С замирающим сердцем Джош опустился перед Элизабет на колено.
— Прошу тебя, Элизабет, не выходи замуж за мистера Бабникера. Ну его! Лучше бежим вместе со мной! Я обещаю беречь тебя и любить до конца жизни. И всегда буду делать только то, что ты захочешь.
— И не делать того, чего я не захочу? — тихо спросила Элизабет.
— Н-ну да, — согласился Джош.
— Хорошо, — вздохнула Элизабет. — Только знаешь что… Есть у меня один знакомый распутник… Должна сказать, что он мне очень нравится…
Джош радостно вскочил на ноги и крепко обнял Элизабет.
— Обещаю, что буду лучше, чем тот парень. Намного лучше, вот увидишь!
Джош Клинтон наклонился и припал к губам Элизабет с такой страстью, которая и не снилась незадачливому мистеру Бабникеру.
Изабель сидела в отцовском кабинете возле пианино и машинально перебирала клавиши. Почему и зачем в кабинете появилось пианино, она не знала, но оно стояло тут, значит, так тому и быть.
Изабель пыталась подобрать песенку — ту самую, что они с Терренсом пели вдвоем в тот незабвенный вечер, когда Изабель дебютировала на столичной сцене: «Моя любовь». Ускользали слова, не давалась мелодия, но Изабель не прекращала своего занятия. Ей нужно, просто необходимо было вспомнить эту песенку — с начала и до конца.
— О чем ты мечтаешь, любимая? — пропел голос Терренса первую строчку.
Изабель обернулась. Он был здесь, неведомым образом, как это всегда и бывает во сне, соткавшись из пустоты. Она заглянула в зеленые глаза — те самые, что никогда больше не увидит нигде. Только во сне.
— Это ты, Терренс? — спросила она.
— Да, — тихо ответил он, подходя и садясь рядом. Протянул руку, нежно притронулся к ее волосам. — Что тебе снится сейчас?
Она нахмурилась и огорченно спросила:
— Значит, я сплю?
Что за глупые вопросы она задает? Она видит сон, и Терренс рядом с нею в этом сне. Только бы подольше не просыпаться!
— Ты часто видишь меня во сне? — спросил Терренс. Хм, тоже довольно глупый вопрос!
— Да, — потупилась Изабель. — Я не хочу, а ты все снишься и снишься.
— Ты любишь меня, Изабель? — спросил Терренс.
Изабель посмотрела ему в глаза и покачала головой:
— Не скажу.
— Но ведь это же только сон, — улыбнулся Терренс. — Скажи!
Да, он был прав. Это сон. Всего только сон.
— Я люблю тебя, — прошептала Изабель. — И давно.
— А замуж за меня выйдешь? — прикоснулся он к ее щеке.
Какой замечательный сон!
— Хотела бы, — вздохнула Изабель.
Терренс наклонился и поцеловал ее. Изабель обняла его за шею и нежно поцеловала в ответ.
— Стоп, Изабель! — сказал вдруг Терренс и слегка отстранился.
— Но это же только сон, — прошептала Изабель и сильнее прижала Терренса к себе.
— Просыпайся, Изабель! — сказал Терренс и исчез.
Изабель недовольно заворчала и приоткрыла глаза.
Терренс исчез из ее сна, но только для того, чтобы чудесным образом материализоваться в жизни. Изабель проснулась, а он по-прежнему был рядом, и она все так же обнимала его за шею.
— Ч-что? — ахнула Изабель и подскочила в постели.
Сон окончательно развеялся.
Терренс — остался.
Мигом скатился с постели и стоял теперь посреди комнаты, с улыбкой наблюдая за ее пробуждением. И выражение его лица было точь-в-точь таким же, как во сне — веселым и лукавым.
