Сильвия Эндрю - Франческа
— Где ты живешь?
— Неподалеку, в Шелвуде. С тетей. — Франческа потянула за сапог и стащила его. При этом из сапога на ее платье выплеснулась вода. Франческа вскрикнула: — О Боже!
— Ничего, высохнет. А теперь второй.
Франческа укоризненно взглянула на собеседника и опасливо взялась за второй сапог. На этот раз она действовала с осторожностью, но сапог поддался слишком легко, девушка потеряла равновесие и упала навзничь. Разумеется, ее опять окатило водой. Она поспешно вскочила на ноги с возмущенным возгласом:
— Вы только посмотрите!
— Вижу, — отозвался Маркус, и Франческа удивилась, услышав, каким напряженным вдруг стал его голос. — Я… похоже, ошибся. Думал, что ты совсем девчушка. — Он сглотнул. — Но это не так. Сумасшедшая или нет, но ты настоящая женщина, притом прелестная!
Франческа недоуменно оглядела себя. Вода пропитала лиф ее тонкого платья, и материя облепила тело, словно вторая кожа.
— О, нет! — простонала она и в отчаянии попыталась одернуть платье. — Довольно, я ухожу.
— Не надо! Пожалуйста, не уходи. Платье вскоре высохнет, а я обещаю больше не глазеть на тебя. Послушай, присаживайся рядом на бревно, мы могли бы… мирно поболтать, пока не высохнет платье. Я хотел бы объяснить, что имел в виду, разговаривая с Фредди.
Франческа замерла в нерешительности. Ее новый знакомый был и впрямь на редкость обаятелен и, казалось, говорил с ней вполне искренне. Возможно, не все гости Уитем-Корта развратники и игроки, но…
— Почему вы сказали, что я прелестна, — подозрительно выговорила она, — когда все остальные считают меня дурнушкой?
— Дурнушкой? Должно быть, они слепы. Садись, и я объясню тебе, почему ты заслуживаешь комплиментов.
Это предложение Франческа сочла рискованным. Но труднее всего было понять, почему она послушалась Маркуса. Правда, она села поодаль: рассудок еще не покинул ее.
— Фредди — это джентльмен, с которым вы пришли сюда?
— Да. Мы беседовали о моем ку… о нашем общем знакомом. Вчера ночью он проиграл огромную сумму. Сегодня утром ему… нездоровилось, и мы волновались за него. Послушай, неужели тебя это и вправду занимает? По-моему, для беседы чудесным утром мы выбрали самую неподходящую тему. Лучше расскажи о себе. Что ты здесь делала, когда увидела нас? Торопилась на свидание?
— Нет, что вы! Я просто рисовала… Совсем забыла: надо найти альбом и сумку! Я выронила их, когда бежала к мосту. Прошу прощения…
Она вскочила, радуясь возможности освободиться от чар бархатистого голоса и темно-синих глаз.
— Я с тобой.
— Босиком?
— Ну и что? В армии бывало и хуже. Я должен позаботиться о том, чтобы ты не сбежала. Пока мы оба не высохнем, ты — моя заложница. — Франческа нервно вздрогнула, но Маркус рассмеялся, встал и подал ей руку. — Где ты выронила альбом?
Вскоре они нашли орхидею, которую рисовала Франческа, а альбом и сумка оказались неподалеку. Маркус подобрал альбом, не отпуская руку Франчески, и внимательно рассмотрел рисунок.
— Недурно, — заметил он. — Кто научил тебя рисовать?
— Мадам Элизабет. — Франческа смущенно вспыхнула. — То есть мадам де Ромэн, моя гувернантка.
— Идем на солнце, мне холодно.
Взяв сумку, Маркус отвел девушку к поваленному дереву. На этот раз Франческа смело села рядом, сама удивляясь своей непринужденности в присутствии незнакомого человека, который по-прежнему держал ее за руку.
— Ты покажешь мне другие свои работы? Франческа зарделась от удовольствия.
— Конечно, — робко ответила она.
Ее собеседник излучал обаяние, и мало-помалу Франческа разговорилась, чувствуя себя свободнее, чем когда-либо прежде. Иногда, перехватив его ласковый и понимающий взгляд, она запиналась, но Маркус тут же задавал какой-нибудь вопрос о рисунках, и девушка продолжала ему что-то оживленно рассказывать.
Наконец она замолчала.
— Больше мне нечего показать вам. Остальные мои работы дома, — сообщила она.
Маркус не ответил, и Франческа, вскинув голову, прочла вопрос в его глазах.
— Почему ты сказала, что тебя считают дурнушкой? — с расстановкой произнес он.
— Потому, что так оно и есть! Все твердят об этом в один голос.
— Это неправда, Франческа. В тебе есть сходство с твоими рисунками — выразительность, утонченность, грация.
— Вы очень любезны, — отозвалась она, вновь приходя в волнение.
— Я не льщу тебе, поверь!
— Вы наверняка хвалите меня лишь по доброте душевной, а это ни к чему. Я уже давно привыкла к своей внешности. Если вы не смените тему, мне придется уйти. Платье уже высохло — как и ваша одежда.
— Сколько тебе лет? — вдруг спросил он, когда они встали.
Она смутилась и солгала:
— Семнадцать, — но, почувствовав скептический взгляд Маркуса, снова отважилась на ложь: — Почти семнадцать.
— Значит, ты уже вступила в пору юности. Ты когда-нибудь была влюблена?
— Я? — изумленно переспросила Франческа. Он рассмеялся и отстранился, но лишь затем, чтобы положить обе ладони на ее плечи.
— Да, ты, — подтвердил он.
— Разумеется, нет!
— Значит, первая любовь… — пробормотал он и привлек ее ближе. — А как насчет поцелуев? Тебя когда-нибудь целовали?
— Редко, — прошептала Франческа, загипнотизированная взглядом синих глаз, устремленным на нее. — Дедушка. — Она с трудом сглотнула. — Кажется, и отец целовал меня, только… я плохо помню его.
— Нет, я имел в виду совсем другое. Вот это… — Склонив голову, он нежно поцеловал ее.
Франческе показалось, что в нее ударила молния. Небывалое чувство охватило девушку, в нем смешались страх и наслаждение, холод и огонь, понимание, что следует остановиться, и неотступное желание продолжать.
— Это было чудесно, — ошеломленно выдохнула она, не вдумываясь в собственные слова.
Они стояли лицом к лицу.
— Обними меня за шею, — мягко попросил Маркус. Франческа шагнула ближе и медленно подняла руки. — Вот так. А теперь я обниму тебя. — Он придвинул ее ближе и снова поцеловал, уже не так осторожно. Франческа негромко вскрикнула, и Маркус тут же отпустил ее. — Тебе больно?
— Нет, просто я не ожидала… не думала… — Она сжала руки и подняла голову. — Поцелуйте меня еще раз.
Перед Франческой открылись врата неописуемого блаженства. В мужских объятиях она вдруг почувствовала себя защищенной и счастливой, как никогда прежде. Маркус становился то ласковым и внимательным, то страстным и требовательным, называл ее глупышкой, милой колдуньей, но Франческа ничего не слышала, лишь ощущала нежность в его голосе. Он рассмеялся, увидев ее растерянное лицо, но этот смех был необидным, словно беспомощность Франчески умиляла его.
