Джорджетт Хейер - Доминика и Бовалле
Донья Доминика вскрикнула от гнева, и рука ее дернулась, чтобы наказать обидчика. Но он уже изучил ее характер и был наготове. Она почувствовала, что ее держат за руки. Он улыбнулся, глядя прямо в ее сердитые глаза:
— Ну что же, вы зададите головомойку гнусному негодяю или пожалеете бедного безумца?
— Я ненавижу вас! — страстно ответила донья Доминика. — Презираю и ненавижу!
Он отпустил ее.
— Ненавидите меня? Но почему?
Она провела рукой по губам, стирая его поцелуй.
— Как вы посмели! — задохнулась она. — Схватить меня и поцеловать! О, подлец! Вы хотели меня унизить!
Девушка подбежала к трапу, который вел к каютам. Но Бовалле встал на ее пути.
— Погодите, дитя мое! Тут какое-то недоразумение. Я хочу на вас жениться. Разве я не сказал об этом?
Доминика топнула ногой и попыталась пройти, но это ей не удалось.
— Я никогда не выйду за вас замуж! — бросила она ему вызов. — Вы лишены великодушия и благородства! Вы держите меня пленницей и поступаете со мной, как вам заблагорассудится!
Он схватил ее за руки и слегка встряхнул.
— Нет, нет, Доминика, тут нет тюремщика и пленницы — только мужчина и женщина. Какое зло я вам причинил?
— Вы посмели поцеловать меня и насильно удерживали!
— Я молю о прощении. Но вы можете заколоть меня моим собственным кинжалом, дорогая. Смотрите, он у вас под рукой. Быстрая и верная месть! Нет? Что же тогда прикажете мне делать? — Его руки соскользнули к ее запястьям, и, наклонившись, он поцеловал ей пальцы. — Ну вот! Забудем об этом до следующего поцелуя. — Эти слова сопровождались быстрым озорным взглядом.
— Этому не бывать, сеньор.
— Итак, она бросает перчатку. Я поднимаю ее, сеньора, и отвечаю испанской пословицей: «Viver para ver!»[3]
— Но даже вы вряд ли женитесь на мне насильно, — возразила она.
— Верно, дитя мое, это был бы чересчур простой путь.
— Ручаюсь, вам бы так не показалось!
— Итак, женитьба — это следующий вызов? — спросил он.
Доминика отступила на шаг.
— Вы не сделаете этого!
Успокойтесь, я же сказал, что не сделаю! К вам будут свататься, как к королеве!
— А где же вы будете ко мне свататься? — презрительно спросила она. — Мой дом в самом сердце Испании, да будет вам известно.
— Не сомневайтесь, я последую туда за вами, — пообещал Бовалле и рассмеялся при виде ее изумления.
— Жалкий хвастун! Как вы осмелитесь?
— Ждите меня в Испании, не пройдет и года, — ответил он. — Клянусь вам!
— Сеньор, в Испании Святая инквизиция, — напомнила она.
— Да, сеньора, — довольно мрачно произнес он и достал томик в кожаном переплете. — Можно легко угодить к ней в лапы, радость моя, если держать у себя такие опасные книги.
Она побледнела и нервно прижала руки к груди.
— Где вы это нашли? — Она тяжело дышала.
— У вас в каюте на «Санта-Марии», дитя мое. При таком образе мыслей, чем скорее я увезу вас из Испании, тем лучше для вас. — Он отдал ей книгу. — Спрячьте ее получше или плывите со мной в Англию.
— Не говорите моему отцу! — тревожно попросила она.
— Как, разве вы мне не доверяете? Ах, злюка!
— Полагаю, все это вас не касается, сеньор, — ответила она, снова став высокомерной. — Благодарю вас за книгу. А теперь позвольте мне пройти.
— У меня есть имя, дитя мое. По-моему, я разрешил вам им пользоваться.
Она сделала реверанс.
— О, благодарю вас… сэр Николас Бовалле! — насмешливо произнесла она и сбежала мимо него по трапу.
Глава 4
Донья Доминика решила, что необходимо как следует наказать дерзость Бовалле, и взяла на себя эту благородную миссию. Мастер Данджерфилд был орудием, которое всегда находилось у нее под рукой. Она занялась им, совершенно околдовала и, к его великому смущению, начала флиртовать. Эта кокетка пустила в ход свои длинные ресницы и медовый тон и всячески льстила самолюбию молодого человека. Она приседала перед Бовалле в реверансах, выслушивала его с кротким видом, сложив руки на коленях, и при первой же возможности снова поворачивалась к Данджерфилду. Бовалле доставались от нее только церемонные поклоны и общие фразы, произносимые холодным тоном, Данджерфилду же предназначались улыбки и оживленная беседа. Она ясно давала понять, что при желании юноше будет позволено поцеловать ей руку. Мастер Данджерфилд был ей весьма признателен, однако проявлял прискорбную склонность возводить ее на пьедестал. В другое время донья Доминика, возможно, была бы этим польщена, но сейчас она не была расположена играть роль богини. Она из кожи вон лезла, чтобы намекнуть мастеру Данджерфилду, что ему следует быть чуть посмелее.
Но все эти маневры не достигали цели. Донья Доминика, краешком глаза наблюдавшая за сэром Николасом, с негодованием замечала, что он откровенно веселится. Заметив, что Бовалле следит за этой игрой смеющимися глазами, она удвоила усилия.
Доминика вынуждена была признать, что Данджерфилд — пресный собеседник, и рассердилась на себя за желание оказаться в более живом обществе его командира. Рядом с ним приходилось всегда быть готовой к неожиданностям. Пряность риска приправляла игру, атмосфера приключения возбуждала аппетит. Она выходила на палубу вместе с Данджерфилдом и, стоя возле него, задавала ему бесчисленные вопросы о судовождении и с сосредоточенным вниманием выслушивала обстоятельные ответы. Но одновременно она все время была начеку и, заслышав звенящий голос Бовалле и увидев, как он легкой поступью идет по палубе, чувствовала, как учащается биение ее сердца, а на щеках вспыхивает румянец. Она старалась не смотреть в его сторону, но, как ни боролась с собой, рано или поздно украдкой взглядывала на него и встречалась с глазами, искрившимися от смеха. Он смотрел на нее, уперев руки в бедра и широко расставив ноги, и в этой позе была насмешка.
Так как гордость не позволяла донье Доминике находиться в обществе Бовалле, некоторое утешение ей приносили беседы о нем с его лейтенантом. Мастер Данджерфилд весьма охотно поддерживал эту тему, однако он был шокирован, услышав, какого она дурного мнения о его командире. Он допускал, что сэр Николас слишком неистов и бесшабашен, чтобы это пришлось по вкусу даме, но когда Доминика продолжала поносить Бовалле, юноша не выдержал. Похоже было, что именно этого она и добивалась.
— Сеньор, я поражаюсь, что в Англии разводят таких задир и хвастунов.
— Задир? — эхом отозвался Данджерфилд. — Сэр Николас? Полагаю, сеньора, что вам не следует так говорить на борту этого судна.
— О, я не боюсь! — заявила Доминика.
