Мэри Стюарт - Побеги любви
Уоррик откинул голову на матрас, чертыхаясь про себя. Проклятая девчонка! «Мы должны…» Чего?! Почему она не может толком все объяснить? Однако вскоре он успокоился. Он не должен проклинать ее. В конце концов, не девица приволокла его сюда, она слишком хрупкого сложения, к тому же весьма красива.
Ему было совершенно непонятно, как она здесь оказалась. Может быть, приносила ему еду? Он не видел ничего у нее в руках, но, возможно, она поставила еду на пол. Но тогда почему она не вытащила кляп? Как она собиралась в таком случае его кормить?
Вопросы без ответов. Спокойствие. То, чего они хотят от него, так или иначе скоро выяснится, а затем он сможет продумать, как осуществить свою месть, ибо, кто бы ни задумал это и кто бы за это ни отвечал, — тот умрет. То был обет, данный им много лет назад, когда душа его терзалась от опустошенности и потерь. Он поклялся тогда, что никто и никогда больше не причинит ему зла без отмщения. Обет, которому он следовал шестнадцать долгих лет, половину своей жизни. И этому обету он будет следовать до самой смерти.
Образ русоволосой маленькой девушки ворвался в его мысли, и он разрешил себе думать о ней, что в любом случае было приятнее, чем думать обо всем остальном. В первый момент, когда ее увидел, он действительно решил, что это ангел — с облаком золотых волос вокруг головы, сияющим при свете свечи. Вся в белом, и льняные кудри спадают по плечам до бедер. Ее сапфировые глаза казались огромными на маленьком лице, и они были таинственными… Что за мысли скрывались там? А эта ее гневная вспышка? Любопытно узнать, почему? Ему казалось важным это выяснить, почти столь же важно, как понять, для чего все-таки он здесь находится. У него неожиданно появилось смешное желание стать защитником этого ангела, смести все и всех, кто смеет чинить ей неприятности.
Ему так хотелось разузнать причину ее гнева, что он попытался добиться от нее, чтобы она вытащила проклятый кляп. Ее отказ так удивил и раздосадовал его, что он прореагировал как маленький обиженный ребенок — не желал больше смотреть на нее, даже не взглянул, вышла ли она из комнаты. Сейчас, размышляя о том, что он делал в тот момент, он поражался сам себе. Действительно, эта девушка как-то странно на него подействовала.
Да, но он все же не смог долго игнорировать ее. На самом деле ему очень хотелось ее увидеть, она была так мила. Поэтому, когда она сообщила, что собирается объяснить, зачем он здесь, Уоррик счел, что это является для него достаточным оправданием — ведь ему же нужно узнать, в чем дело — и потому вновь открыл глаза. Теперь он был по-новому сильнейшим образом поражен ее красотой. Безупречная алебастровая кожа, полные, зовущие к неге губы, и, к своей досаде, он ощутил жар, охвативший его чресла.
Будь Уоррик без кляпа, он смог бы заглушить желание своим хохотом, но кляп во рту удержал его от смеха, как, впрочем, и от попытки уговорить ее залезть на него верхом, пока они здесь одни. Потом горечь ударила ему в голову. С чего бы это она согласилась, когда он не более чем пленник? Вот когда он освободится, то сожжет здесь все дотла, и тогда девушке нужен будет другой дом. И он ей предложит его. Он вспомнил о своей невесте, которая, должно быть, ждет его сейчас, но это не повлияло на его планы. Да он все же заберет юную красавицу в свой дом!
8
— Ну вот, теперь, Милдред ты знаешь все, — закончила Ровена свой рассказ о смерти старого лорда и поисках подмены. — Гилберт имел в виду именно это: или я приношу ребенка, или он убьет мою мать.
— Да я и не сомневаюсь, что он имеет в виду. Дьявольское отродье, этот Гилберт. Счастье, что он хоть не остался здесь наблюдать за исполнением. Милдред вздохнула. — Ну что ж, приходится считать, что это дело решенное.
Ровена стиснула руки.
— Я понимаю, но — как?
Милдред прищурилась, потом, вдруг широко открыла глаза, в которых читалось явное недовольство собой.
— Ох, и глупа же я! Откуда тебе знать? Конечно, с твоим мужем тебе бы не надо было ничего делать. Но теперь придется все самой, и этот парень даже не сможет ничего подсказать, с кляпом-то во рту. Он лежит на спине, ты говоришь?
— На спине, и так крепко привязан цепями, что я сомневаюсь, сможет ли он вообще двигаться.
Милдред вздохнула.
— Я пытаюсь себе представить. Никогда не сидела верхом на мужчине, видишь ли.
— Гилберт, должно быть, считает, что это не трудно, иначе он бы не позволил его так привязать.
— Я не говорю, что это невозможно, хотя и противоестественно, — сказала Милдред с неодобрением.
Что нормально для кухарок, то не подходит для ее леди. Щеки Милдред покраснели, тогда как Ровена была бледна как полотно. Но ясно, что д'Эмбрей придет к восходу солнца узнать, что сделано, так что здесь уже ничему не поможешь.
— Ладно, хорошо, я придумала, — продолжила она. — Я буду говорить предельно просто, чтобы поскорее покончить с этим. Ты должна широко раздвинуть ноги, вложить его орудие в себя и сесть на него верхом. Будет больно, пока не порвется девственный покров. Но потом уже не настолько сильно. Просто представь себе, будто ты скачешь верхом на лошади. Ты подпрыгиваешь — нет, не смущайся — и ты должна делать что-то подобное этому все время, пока сидишь. Запомни, что его орудие нуждается в движении, чтобы выбросить семя, и, поскольку он сам не может двигаться, то ты должна это делать вместо него. Просто сидеть на нем, когда та штука полностью в тебе — недостаточно. Ну, как ты думаешь, сможешь это выполнить? Или нужно еще что-то объяснить?
— Нет, я, кажется, поняла.
Милдред обняла ее.
— Попробуй отнестись к этому делу как к любой другой домашней работе, моя милая. Поскольку ты никогда больше не увидишь того человека, не смущайся.
Как ей не смущаться, думала Ровена, вернувшись в маленькую комнату напротив. Щеки ее пылали. Его взгляд устремился на нее, как только она вошла, и он не сводил с Ровены глаз, пока та подходила к кровати. В нем чувствовалась большая заинтересованность, чем прежде, и это не облегчило ее задачу.
Работа, как всякая другая? Ну, что ж, хорошо, значит, ее просто надо исполнить.
Она потупила взгляд, избегая глядеть на него, пока не объяснит ему все эти ужасные вещи.
— Я должна иметь ребенка, и зачатие нужно сделать немедленно. Тебя выбрали потому, что твои глаза и волосы такие же, как у моего мужа, поскольку ребенок должен быть похож на него. Так что мы должны сойтись нынешней ночью, и следующей, и еще следующей, чтобы я могла зачать. Мне нравится все это не больше, чем тебе, но у меня нет выбора — как нет его и у тебя.
Цепь звякнула, но она не хотела смотреть на него, в эти выразительные глаза. Быстро откинув толстое покрывало, Ровена сдвинула его к краю кровати. Но увидеть, как оно упало, она не успела, так как в этот момент взгляд ее непроизвольно остановился на мужских достоинствах, и глаза ее широко распахнулись. Там действительно было это чудовищное орудие, о котором она слышала столько рассказов. Оно лежало сейчас, тихое и спокойное, на подушечке из золотых кудрей.
