Сьюзен Робинсон - Леди Неукротимость
Будь она англичанкой, кто-то непременно заметил бы ее исчезновение. Но так как она была странной, дурно воспитанной американкой, то она не была настолько важной персоной, чтобы ее исчезновение могло стать причиной каких-то толков. Она была благодарна за это.
Приподняв юбки, Кейт направилась к большой лестнице, которая вела в ее комнату. Она была уже у подножия лестницы, когда ее взгляд затуманился. Она благодарила Бога за то, что слезы потекли из ее глаз уже в темном коридоре и что она оказалась в комнате до того, как начала всхлипывать.
Почему ей было так больно? Ужасные, грязные мужчины пытались что-то сделать с ней, но она не плакала. Это случилось потому, что она не ожидала подобной жестокости. Он был незнакомым человеком, и предполагалось, что он является джентльменом. Она не могла понять, почему он хотел ее унизить.
Она нырнула в кресло, наклонилась к ручке и заплакала. Она прикрывала руками рот, чтобы никто из прислуги не мог услышать ее и догадаться, в чем дело. Когда она попыталась подавить свои всхлипы, корсет заскрипел в такт ее движениям, и от этого она почувствовала себя смешной и заплакала еще сильнее. Через некоторое время она больше уже не могла плакать. Она откинулась на спинку кресла и устремила свой взгляд на огонь в камине. Комната освещалась только светом, падавшим оттуда.
Должно быть, с ней что-то не так. Она не понимала, что именно, но это так и было. Вот почему мистер Арбатнот не захотел разговаривать с ней, а Алексис де Гранвиль солгал, чтобы только не танцевать с ней. Они оба стыдились показаться в ее обществе. Возможно, причиной тому была ее внешность. Ведь Офелия почти прямо сказала, что у нее ужасный цвет волос. Наверное, она права.
Кейт прижала два пальца к переносице, а затем провела ими под глазами. На пальцах остались следы пудры.
Попытки стать леди были очень болезненными. Ей хотелось отыскать поленницу и спрятаться под ней. Она поднялась, протянула руки за спину и рванула пуговицы на своем платье. Еще сильнее она разорвала корсет, пытаясь снять его. Вскоре она стояла обнаженная и вся дрожала. Она переступила через охапку сброшенной одежды, нашла ночную сорочку и надела ее.
Кейт забралась под одеяла и дернула за шнур звонка. Она попросит горничную передать Офелии и ее матери, что ей нездоровится. Затем она спрыгнула с кровати и достала из шкафа два носовых платка. Они могут ей понадобиться. Свернувшись калачиком под простынями и одеялами, она почувствовала что-то у себя на затылке. Веточка белых цветов. Она сорвала ее с волос, и ее пальцы принялись отрывать лепестки. Они двигались все быстрее и быстрее, и вскоре от цветов ничего не осталось. Она собрала лепестки в пригоршню и швырнула их на пол.
— Кому вообще нужны эти танцы. — Она едва слышала свой собственный голос.
Ей не нужны танцы. Если она больше не пойдет на бал, ее больше так не обидят. А лучшим способом избежать балов было не стать леди. Кейт откинулась на подушках. Она возвращается в Америку. Ей вообще не нужны танцы, а если в следующий раз мужчина сделает окружающий ее мир волшебным, она тут же застрелит его.
ГЛАВА 3
Она обещала себе никогда больше не возвращаться сюда, и вот, вопреки своему решению, она снова здесь, снова в гуще английского Общества, а ведь прошло всего лишь немногим более года. Кейт ступила на порог Мэйтленд Хауза, прошла мимо раскланивающегося дворецкого по белому мраморному полу вестибюля. Она прикусила нижнюю губу, когда мать разразилась слезами и бросилась в объятия кузины Офелии. Она не собиралась плакать. Нужно еще распаковать вещи, написать письма.
Какое странное совпадение, что она убедила мать вернуть ее домой в феврале прошлого года. Если бы этого не произошло, она, возможно, не попала бы домой как раз в то время, когда папа заболел. Сердце, сказали врачи. Тогда что-то случилось с его сердцем, а теперь что-то случилось с ее собственным.
Папа умер, и он никогда не вернется. Никогда. Теперь не на кого было положиться, не с кем было поделиться, не к кому было обратиться. В мае прошлого года папа отправился на один из золотых приисков и больше не вернулся.
Это была смерть. Человек живет, а потом умирает, и ты не можешь ничего сделать, чтобы вернуть его. В твоем существовании появляется огромная дыра. Ты чувствуешь, что у тебя внутри все разбито, но ты должен продолжать жить. Ты должен вставать утром, одеваться, есть, работать, и даже если ты стараешься поступать так, как поступал отец, ты все равно чувствуешь себя одинокой и растерянной. Но кому-то нужно было взять на себя заботу о маме, Закарии и Робби. Кто-то должен был управлять отцовским делом, пока мальчики еще учились в школе.
Мама этого сделать не могла. После смерти отца мать три месяца не вставала с постели, и именно поэтому Кейт приходилось вставать по утрам, одеваться, есть и работать. Именно поэтому она и стоит сейчас на этом холодном мраморном полу, хотя она и обещала себе, что ноги ее больше здесь не будет. Мама была просто убита, и Кейт надеялась, что возвращение домой улучшит ее состояние. Она готова была сделать все что угодно, лишь бы снова увидеть улыбку на мамином лице. Она готова была даже вернуться в Мэйтленд Хауз.
Спустя неделю Кейт ожидала Офелию на лестничной площадке и задумчиво водила носком ботинка по ковру. Ее надежды на улучшение состояния матери оправдывались. Через несколько месяцев после смерти папы умерла мать Офелии, и София смогла найти утешение, разделив с девушкой свое горе. Маме становилось лучше.
К несчастью для Кейт, Общество не изменилось за время ее отсутствия. Заняться леди было просто нечем, а если какие-то дела и находились, то они были совсем неинтересными.
Да, мэм, она снова здесь — на земле, где живут и здравствуют леди, черт бы их побрал. И если бы сердце матери не разрывалось от тоски по старому дому, она бы сейчас была в Сан-Франциско, со своими братьями. Занималась бы делами. И рядом не было бы никаких леди, которых ей приходилось бы терпеть. Кейт старалась не думать о том, как было бы хорошо, если бы с ней рядом был отец, и в этот момент из комнаты выбежала Офелия и прощебетала приветствие.
Кейт спускалась по лестнице вслед за Офелией, и она едва не рассмеялась, увидев разницу между своей походкой и походкой своей кузины. Офелия скользила вниз по лестнице в своей клетке, состоящей из кринолина, нижних юбок и шелковой юбки. Кейт, которая не носила кринолина, переступала со ступеньки на ступеньку с силой, которая свидетельствовала о том, что ей совсем не хочется отправляться на очередную прогулку в экипаже под холодным английским солнцем. Кейт восхищалась своей кузиной. В своем новом кринолине, который был еще шире, чем в прошлом году, Офелия походила на детскую игрушку, которая плавно скользила на хорошо смазанных колесах.
