Сюзанна Кирсли - Забытая история любви
I
Она изо всех сил боролась со сном. Сонливость накатывала на нее мягкими волнами в ритм движениям лошади, отчего ее уставшее тело расслаблялось и она поддавалась этой коварной силе. Ее окутывала тягучая темнота, она увязала в ней, начинала съезжать с седла, вздрагивала и резко просыпалась. Руки покрепче сжали поводья. Лошадь, уставшая, наверное, не меньше наездницы, в ответ раздраженно дернула головой и укоризненно обратила на нее темный глаз, после чего снова повернула нос к северу.
В глазах скакавшего рядом священника было больше понимания.
— Утомились? Уже близко. Надеюсь, наше путешествие закончится сегодня, но, если вы чувствуете, что больше не можете…
— Я могу ехать дальше, мистер Холл.
Она выпрямилась, чтобы доказать это. Останавливаться сейчас, когда до цели было уже рукой подать, не хотелось. Уже прошло две недели, как она выехала из Вестерн-ширс, и теперь каждая ее косточка ныла от усталости. Был, конечно, Эдинбург (одна ночь, проведенная на нормальной кровати, и горячая вода, чтобы помыться), но воспоминание об этом казалось далеким и туманным, ведь с тех пор минуло уже четыре долгих дня.
Она закрыла глаза и попыталась представить себе, как это было: кровать под малиновым с золотом балдахином, свежевыглаженные простыни, приятный запах которых она вдыхала, прижав их к лицу, улыбающаяся служанка, принесшая кувшин с горячей водой и таз, и неожиданное радушие хозяина, герцога Гамильтона. Конечно, она слышала о нем раньше. В эти дни мало кто не имел своего мнения о великом Джеймсе Дугласе, герцоге Гамильтоне, который чуть было не возглавил парламент в Эдинбурге и давно пользовался славой одного из самых пламенных патриотов Шотландии.
О том, что он сочувствует изгнанному королю Стюарту, укрывшемуся во Франции, если не говорили в открытую, то перешептывались повсеместно. Ей рассказывали, что в юности он был арестован за участие в заговоре якобитов и заключен в лондонский Тауэр. Однако это лишь еще больше расположило к нему его соотечественников шотландцев, которые не любили ни Англию, ни ее законы, особенно после «Акта об унии», который единым бескровным ударом лишил шотландский народ последних остатков независимости, унаследованной от Уильяма Уоллеса и Роберта Брюса. Отныне в Шотландии не будет своего правительства. Парламент будет распущен, и его члены разъедутся из Эдинбурга по своим поместьям, одни — обогатившись новыми землями за поддержку унии, а другие — ожесточенные и мятежные, открыто говоря о том, что настала пора браться за оружие.
Стали создаваться невиданные доселе союзы. Она слышала, что ее собственные родственники из Вестерн-ширс, непреклонные пресвитериане, воспитанные в ненависти к якобитам, теперь желали присоединиться к их заговору, чтобы вернуть католического короля Якова Стюарта на шотландский трон. Пусть уж лучше ими правит католический шотландец, рассудили они, чем английская королева Анна или, того хуже, немецкий курфюрст, которого королева назвала преемником.
Встретив герцога Гамильтона, она стала думать, какую позицию он занимает в этом вопросе. Разумеется, без его ведома возвращение Стюартов не могло состояться — он был слишком могущественным и имел слишком хорошие связи в высшем свете. Однако ей было известно и то, что раздавалось немало голосов, называвших его якобитом, хотя он был женат на англичанке, владел поместьями на английской земле в Ланкашире и чувствовал себя одинаково уверенно как во Франции, так и при дворе королевы Анны здесь, в Шотландии. Трудно было предположить, чью сторону он примет, если дело дойдет до войны.
Принимая ее у себя, он не говорил о политике, да она и не рассчитывала на это. Она оказалась у него неожиданно и против своей воли, когда родственник, который сопровождал ее с запада в качестве проводника и компаньона, неожиданно заболел, едва они въехали в Эдинбург. Родственник рассказал, что познакомился, хоть и не близко, с герцогом, когда служил у его матери, вдовствующей герцогини. Тем он и обеспечил своей юной подопечной ночлег в герцогских покоях в Холирудхаусе.
Хозяева оказались людьми гостеприимными, ее накормили такими яствами, которых она не ела с тех пор, как отправилась в путь: мясо, рыба, горячие овощи, вино в хрустальных кубках, сверкавших в пламени свечей, точно драгоценные камни. Провели ее в покои жены герцога, которая тогда навещала родственников на севере Англии. Все там дышало роскошью: балдахин из золотых и малиновых тканей над кроватью, индийская ширма, картины и гобелены, зеркало на стене — такое огромное, что она только диву давалась.
Она со вздохом посмотрела на себя, ибо надеялась увидеть в отражении нечто более лицеприятное, чем какую-то бродяжку с растрепанными и запыленными волосами и красными кругами вокруг водянистых глаз, воспаленных от нехватки сна. Она отвернулась и помылась в тазу, но это не помогло. Отражение, хоть и стало чище, выглядело все так же жалко.
Пришлось искать утешения во сне.
Утром она позавтракала, после чего ее навестил сам герцог Гамильтон. Она нашла его очень обаятельным, в точности таким, каким его рисовала людская молва. В молодости — во всяком случае, так говорили — он слыл одним из самых ярких и галантных кавалеров при дворе. К зрелости он обзавелся полными щеками, стал шире в талии, но былой обходительности не утратил. Он поклонился, так что края его черного парика в модных тугих локонах свесились с плеч, и поцеловал ей руку, как равной себе по положению.
— Что ж, судьбе было угодно поручить вас моим заботам, — сказал он. — Боюсь, ваш родственник сильно захворал. У него приступы лихорадки. Я распорядился устроить его как можно удобнее и послал к нему сиделку, но какое-то время он не сможет продолжать путь.
Она расстроенно понурила голову.
— Вам эти покои кажутся столь неудобными, что вы хотите поскорее их покинуть? — Он, конечно, шутил, но в его голосе слышалось любопытство.
— Что вы, ваше сиятельство, вовсе нет. Просто…
Она замолчала, не найдя ответа, кроме того, что ей хотелось, чтобы это путешествие закончилось, а не прервалось на середине. Она не знала женщину, к которой ехала, женщину, с которой у нее даже не было кровного родства, ибо та была родственницей ее дяди; женщину, наделенную властью и богатством, которую провидение после недавней смерти этого дяди каким-то образом подтолкнуло написать письмо с предложением взять в свой дом Софию.
Дом. Слово это манило ее тогда так же сильно, как сейчас.
— Просто, — продолжила она неуверенно, — меня будут ждать на севере.
Герцог минуту смотрел на нее, потом сказал:
