Тереза Медейрос - Озорница (Ангел на час)
Глазам ее предстал серебряный поднос, который держала рука в безупречно белой перчатке. На сверкающей поверхности покоилась крохотная фарфоровая чашка. Вторую руку Пенфелд прятал за спиной.
— Прошу прощения, мисс, — пояснил он, — но вторую перчатку я потерял в горячем источнике.
— Примите мои соболезнования, — сказала Эмили и нетерпеливо схватила чашку, едва не смахнув ее с подноса концом рукава.
Незнакомец опустился рядом на колено и ловко подвернул рукава сюртука, чтобы не мешали. Эмили имела возможность взглянуть поверх его головы и обнаружила в шелковистых темных волосах позолоченные солнцем седые пряди. Она отбросила с глаз свои густые кудри.
— Благодарю вас, — мягко сказала она.
— Служить вам сплошное наслаждение, мисс... Как вас зовут, кстати?
— Скар... — невольно вылетело изо рта, но Эмили передохнула, сделала глоток из чашки и закончила: — ...лет. Меня зовут Эмили Скарлет.
Если Джастин Коннор действительно обретается где-то неподалеку, не стоит открывать свое истинное имя. Ведь опекун явно не желал иметь с ней ничего общего и доказал это своими действиями, точнее, бездействием, ни разу не попытавшись забрать ее из пансиона. А коли так, то, появись она на пороге его дома и потребуй своей доли золотого прииска, ее может постигнуть судьба другого компаньона отца, Николаса Салери, и она тоже может бесследно исчезнуть.
Незнакомец встал на ноги.
— Рад познакомиться с вами, мисс Эмили Скарлет. — Обменявшись взглядом с Пенфелдом, он продолжал: — Очень рад. Не желаете ли поведать нам, каким образом вы оказались в наших краях?
— Упала за борт, — ответила Эмили, не погрешив против истины. Следовало соблюдать осторожность и как-то выкрутиться. Судя по скептическому взгляду незнакомца, он не верил ни единому ее слову, так что оставалось лишь надеяться на помощь всевышнего.
— Если хотите, мы могли бы оповестить Окленд, что вы здесь. Возможно, удастся найти ваш пароход. Ведь ваша семья наверняка очень волнуется.
Только этого не хватало. Оповестить Окленд и снова угодить в лапы Дорин и Барни. Только не это.
Эмили отрицательно затрясла головой и пролила несколько капель на сюртук Пенфелда, что вызвало горестный вздох хозяина.
— Нет, нет, — запротестовала Эмили. — Оповещать Окленд совсем необязательно. У меня нет семьи, я сирота.
Она все больше себе нравилась. За какие-нибудь полдня ей удалось дважды сказать чистую правду.
Ее признание, кажется, чем-то обеспокоило незнакомца. Он принялся расхаживать по хижине, теребя свои непомерно длинные волосы.
Эмили крохотными глотками отпивала из чашки, поглядывая из-под ресниц на хозяина хижины. Да, Тэнси бы с наслаждением впилась в него своими жемчужными зубками. Выглядел он неплохо, хотя ему требовался уход, — высокий, широкоплечий и довольно тощий. В общем, как раз тот тип мужчины, которого с радостью взялась бы откармливать любая женщина. Устыдившись этой неожиданной мысли, Эмили смущенно спрятала ноги под полы сюртука.
На груди хозяина хижины сверкала золотая цепочка, а когда он поворачивал голову, на ярком солнце вспыхивала в ухе золотая серьга.
«Пираты! — догадалась Эмили. — Видимо, это пираты, и теперь понятно, почему хозяин хижины так и не представился. Должно быть, его имя и лицо известны всем, кто читает объявления о розыске особо опасных преступников, расклеенные по всему побережью в южном районе Тихого океана. Возможно, он теперь спрячет меня где-то на острове в ожидании выкупа, который заплатит Джастин Коннор».
Воображение разыгралось, и Эмили уже подумывала над тем, не примкнуть ли ей к пиратам? Не зря же тайком от других она с Тэнси устраивала игры, в которых изображала Жана Лафита и брала корабли на абордаж. Однажды директриса застала их за такой игрой и пришла в ужас, увидев, как девчонки фехтуют самыми дорогими ее зонтиками, а Сесилия дю Пардю пытается пройти по воображаемой рее, отчаянно визжа, будто ее хотят зарезать. Можно было бы простить им этот проступок, если бы они не установили доску, изображавшую рею, на крыше в сорока футах от земли.
Почему бы в самом деле не пойти в пираты? Она сумеет заработать денег, снискать славу и могущество. А там, глядишь, получит возможность вернуть золото, принадлежащее батюшке, и упокоить в морской пучине злодея Джастина Коннора.
Эмили пришла в полный восторг от подобной перспективы, одним глотком опорожнила чашку и сказала:
— Чрезвычайно благодарна вам за гостеприимство. Если позволите мне остаться, обещаю не доставлять больших хлопот.
— Остаться? Остаться здесь? — изумленно воскликнул незнакомец, повернувшись на ходу так резко, что развалил стопку книг; они повалились на пол, подняв тучу пыли. Пенфелд закашлялся.
Эмили приняла позу, которая, на ее взгляд, должна была произвести впечатление на мужчин.
— Естественно, у меня и в мыслях нет навязывать вам свое общество, но я очень устала, вконец вымоталась. Надеюсь, в ваших сердцах найдется сострадание к бедной сиротке.
Она сложила губки бантиком, осознавая силу своего обаяния, способного подвигнуть взрослых мужчин на безрассудные поступки. Но реакция незнакомца оказалась неожиданной. Он подбоченился, сурово сдвинул брови и взглянул на девушку так, что ей стало не по себе. Если память не изменяет, Тэнси говорила ей, что она, Эмили, однажды попытается совратить человека, который ей явно не по зубам.
Дикарь бесшумно вскочил на ноги, и у Эмили появилось ощущение, что лучше бы ей оказаться съеденной, чем медленно сгорать под испепеляющим взглядом хозяина хижины. Однако туземец не сделал ничего плохого, а поклонился, достал из-за уха зеленую ветку и церемонно возложил у ног девушки.
— Трини Те Вана счастлив приветствовать вас в этом скромном прибежище и готов служить вам, — провозгласил дикарь, с поклоном отступив назад.
— Ну, что ж, Трини сказал свое слово, — пробурчал незнакомец, не сводя с Эмили глаз, в которых плясали лучики солнца. — Можете взять ветку: для маори это знак того, что они желают оказать вам гостеприимство. — Заметив, что Эмили колеблется, он присел рядом, отвел прядь волос от ее уха и прошептал: — Это означает, что он не собирается употребить вас на обед.
От руки, лежавшей на затылке, исходило столько тепла, что Эмили поняла: аппетит Трини — не главная ее забота, тревожиться следует совсем о другом.
Дрожащими пальцами она нерешительно взяла ветку с блестящими темными листьями, и в этот момент за стенами хижины послышался призывный клич. Незнакомец откинул крышку часов, висевших на цепочке у него на груди, взглянул на циферблат и коротко приказал:
