Джейн Фэйзер - Непокорный ангел
Глава 3
— Ты трус, Уилл, — с отвращением сказала Генриетта, выковыривая из-под ногтей грязь острым концом веточки. — Я уверена, что, если бы ты воспротивился своему отцу, он в конце концов был бы только рад этому. Сначала, возможно, возникли бы трудности…
— Да ты просто рехнулась, — прервал ее Уилл. — Совсем не представляешь реальности. Не так ли, сэр Дэниел?
Дэниел устало посмотрел на ссорящуюся парочку. Они ругались весь день, и ему это порядком надоело. За стенами амбара, где они укрылись, на холодную, размокшую землю падал дождь. Порывы ледяного ветра проникали сквозь незастекленное окно и раскачивали дверь на скрипучих петлях. Крыша была худой, и с нее непрерывно текла вода на уже промокшую солому. Лошади стояли, безропотно опустив головы, а люди, замерзшие, усталые и голодные, сгрудились у стены. Сырой воздух был пропитан запахом лошадиного пота, заплесневелой соломы и грязных человеческих тел, вызывая еще большее отчаяние.
— Не пойму, почему ты все время обращаешься к сэру Дэниелу, — посетовала Генриетта. — Почему не можешь жить своим умом?
— У меня есть собственное мнение, — резко сказал Уилл. — Но ты пренебрегаешь здравым смыслом. Мой отец никогда не простит мне побега. Он не возражает против брака, но ни за что не разрешит жениться на тебе вопреки желанию твоего отца. Если ты уговоришь сэра Джеральда, то никаких препятствий не будет.
— О, ты же знаешь, что это невозможно! — воскликнула Генриетта. — Он скорее предпочтет увидеть меня мертвой, чем счастливой. Если бы мы поженились, то смогли бы найти работу, разве не так?
— Но я вовсе не хочу искать работу, — сказал Уилл, тяжело вздыхая. — Я хочу быть Уиллом Осбертом, эсквайром.
— Мне кажется, ты совсем не любишь меня! — сказала Генриетта. — В твоей душе нет места ни романтике, ни храбрости.
— Иногда ты действительно не нравишься мне, — неторопливо произнес Уилл.
— Это подло! — Генриетта бросилась на него, соскользнув с мокрой соломы.
С возгласом раздражения Дэниел схватил ее за ремень и оттащил от Уилла.
— Если вы не будете вести себя прилично, госпожа Эшби, то окажетесь под дождем!
— Тогда я простужусь, — возразила она, — снова заболею лихорадкой и…
— Замолчи! — Однако губы его дрогнули, несмотря на грозный тон. — Я не желаю больше слышать от тебя ни одного слова.
Генриетта снова уселась в свой угол, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Монотонно шумел дождь и завывал ветер, лошади шуршали соломой, по полу бегала крыса. Это гнетущее состояние продолжалось до тех пор, пока не отворилась дверь и на пороге не появился промокший Том.
— Здесь хлеб, сыр и пиво, — сообщил он, опуская на пол узелок. — В городе «круглоголовых» больше, чем блох на собаке. Ни один человек не может пройти без пропуска.
— Почему бы нам не попытаться получить пропуска? — сказала Генриетта. К ней вернулось обычное веселое настроение, когда она принялась за хлеб и сыр. — Мы уже неделю в пути, и эти пряталки становятся очень утомительными.
— Тебе нужны приключения? — мрачно спросил Дэниел, сделав большой глоток пива.
— Думаю, что нам будет гораздо удобнее передвигаться, — сказала она с полным ртом. — Если у нас появятся пропуска, мы сможем путешествовать открыто и останавливаться на постоялом дворе, разве не так?
— Ну, конечно, — съязвил Уилл, который все еще не до конца успокоился. — Сейчас, хотя и с большим трудом, мы продвигаемся вперед. А ты предлагаешь явиться на ближайший военный пост и вежливо попросить пропуска?
Дэниел поднял глаза к небу, ожидая резкого ответа на этот полный сарказма вопрос, но ничего подобного не последовало.
— Я не предлагаю, чтобы ты сделал это, — сказала задумчиво Генриетта, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Но если Том добудет для меня женскую одежду, лучше всего одежду служанки, я могла бы придумать для офицеров подходящую историю. — Она посмотрела на Уилла. — Я ведь мастерица рассказывать сказки, не так ли?
Уилл кивнул, и на его веснушчатом лице появилась вялая улыбка.
— Да, это ты можешь. Эта способность не раз выручала тебя.
— И тебя, — сказала она. — Что вы думаете по этому поводу, сэр? Я скажу, что хочу навестить в Лондоне моего больного отца, верного сторонника парламента. И что меня сопровождают… сопровождают… — Генриетта сдвинула брови и сделала неопределенный жест рукой, как бы подыскивая слова, — мой дедушка и брат, — торжествующе закончила она. — Тома мы наняли как охранника, так как мой дедушка очень слаб, а один брат не сможет защитить нас от разбойников с большой дороги.
Дэниел понял, что роль немощного старца, очевидно, предназначалась ему.
— Значит, мне следует отрастить седую бороду, научиться с трудом волочить ноги и беззубо шепелявить.
Генриетта засмеялась:
— Нет, думаю, в этом нет необходимости.
— Какое счастье, — обрадовался Дэниел.
— Если моя выдумка не вызовет подозрений, — пояснила Генриетта, не обращая внимания на его ироничный тон, — всем вам, за исключением, может быть, Тома, вовсе не надо показываться солдатам. Они выдадут пропуска на имена, которые я им скажу, а когда документы будут у нас, никто не будет спрашивать имя. Если я скажу, что вам семьдесят девять лет и они занесут это в пропуск, потом мы можем легко переправить семерку на двойку.
— Боже милостивый, — застонал Дэниел. — Семьдесят девять лет!
— Мне кажется, вы не воспринимаете это всерьез, сэр, — возмущенно сказала Генриетта. — А я говорю совершенно серьезно, уверяю вас.
— Это нелепый план. — Дэниел отломил толстый кусок от буханки ячменного хлеба. — Мне понятно, что сейчас ты испытываешь неудобства, однако детские игры здесь неуместны.
Генриетта покраснела от возмущения.
— Это не детская игра. Я уверена, что мне удастся выполнить задуманное, если у меня будет необходимая одежда. Со мной пойдет Том. По нему трудно сказать, за короля он или за парламент, и я уверена, он согласится выдать себя за сторонника парламента. Не правда ли, Том? — Она вопросительно посмотрела на воина, флегматично жующего хлеб и сыр, в то время как вокруг него бушевали страсти.
— Если это будет способствовать достижению цели, — согласился он. — Однако сэр Дэниел прав. Это безумный план…
Генриетта ничего не сказала, однако губы упрямо сжались, и Уилл увидел на ее лице знакомое выражение, которое не предвещало ничего хорошего.
Они оставались в сыром амбаре весь день. Дэниел пытался смягчить свой резкий отказ от плана Генриетты, но она оставалась глухой ко всем доводам и предложениям, как к пустым разговорам для того, чтобы убить время. В конце концов Дэниел махнул рукой и погрузился в мрачное раздумье. «Ее нельзя осуждать за то, что она дуется», — решил он, наблюдая за Генриеттой из-под полуприкрытых век. Казалось, она была очень расстроена.
