Джоан Вулф - Сделка
— Нет! — огрызнулась я. — Не хочу ничего рассказывать ему о лорде Девейне. Надеюсь, и вы этого не сделаете, милорд?
С книгой в руках он спокойно сидел в одном из кресел возле камина. Даже издали я без труда определила, что он просматривал изученное мной вдоль и поперек «Искусство верховой езды» некоей леди Грейстоун.
— Не беспокойтесь, мэм, — ответил он. — Я буду держать язык за зубами. Но должен сказать, что не вполне согласен с вашим решением, хотя и уважаю его. Ведь Никки — ваш сын.
— Благодарю вас за это утверждение, — не без иронии заметила я.
Он переменил тему, спросив:
— Та гнедая кобыла, которую я видел на конюшне, принадлежит вам?
— Да, — сказала я с гордостью. — Это Мария.
— Она очень хороша.
— Спасибо, что оценили.
Его длинные пальцы поглаживали красную кожу книжного переплета.
— Должно быть, она чрезвычайно резва?
— К сожалению, Мария никогда не участвовала в скачках, — ответила я. — У нас она появилась уже трехлеткой. Это свадебный подарок мужа.
После некоторого молчания Сэйвил спросил:
— У нее не было потомства?
— Нет, — ответила я коротко.
— Но почему? Из-за каких-то недостатков?
— Нет, — повторила я. — Единственный ее недостаток — непослушание. Но это из-за того, что в ней слишком много силы и резвости.
— Тогда отчего же было не покрыть ее? — спросил граф деловым тоном. — Жеребенок от такой матери стоит немалых денег.
Я ответила в том же духе:
— Племенной жеребец тоже стоит денег. У меня их не было.
Его брови слегка приподнялись. Снова наступило молчание. Я уже собралась повернуться к столу и закончить расчеты, когда он задумчиво сказал:
— Знаете ли, миссис Сандерс, мне кажется, у вас появился второй серьезный повод для поездки в Сэйвил-Касл.
Я в недоумении посмотрела на него. Он продолжал:
— Я покажу вам моего племенного жеребца, и вы решите, подходит ли он для вашей Марии.
— Вы разводите лошадей, милорд? — спросила я с некоторым удивлением.
— Не в этом доме, миссис Сандерс. Но тем не менее мое предложение остается в силе.
В камине с треском упала головешка, я вздрогнула, но это не помешало мне оценить предложение графа. Неожиданная мысль пришла мне в голову:
— Если я собираюсь взглянуть на вашего жеребца, то почему бы Никки не поехать со мной? Он никогда не поймет, отчего я не взяла его.
— А как занятия мальчика с викарием?
— О, мистер Ладгейт такой добрый.
Граф пожал плечами:
— У меня нет собственных детей, миссис Сандерс, но есть уйма племянников и племянниц, которые вряд ли привыкли к тому, что родители всюду берут их с собой. Хотя детям, возможно, этого бы хотелось. Ваши отношения с сыном заслуживают всяческого уважения.
Мне хотелось бы кое-что поведать Сэйвилу об этих отношениях, сказать, что Никки для меня больше чем просто сын. Что, когда умер Томми, вместе с ним умерло все, что связывало меня с нашим общим детством. Его мать, леди Сандерс, не любила меня и распространяла это чувство на Никки, а потому у мальчика не было никаких связей с семьей моего мужа. Мои же собственные родители рано ушли из жизни, единственным членом нашей семьи была тетушка Маргарет, у которой мы с сестрой жили после их смерти. Потом умерла и сестра. Тетушка же с немалыми странностями и долгие годы никуда не выходит за пределы своего дома и сада. Мое возвращение туда, где я жила, вообще невозможно.
Еще бы я сказала графу, что отсутствие всяких семейных связей не могло не заставить нас с Никки искать и находить спасение только друг в друге. Иными словами, нам уже трудно быть врозь…
Однако ничего этого я Сэйвилу не сказала.
— Ваше предложение, — произнесла я после значительной паузы, — весьма привлекает меня, и, если вы еще не раздумали, я им воспользуюсь.
Он поднялся и, подойдя к камину, помешал угли. Потом поставил на место кочергу и ответил:
— Мои конюшни расположены возле Эпсома, и в них далеко не один жеребец, который мог бы подойти для вашей лошади. Приезжайте весной, миссис Сандерс, и, полагаю, мы поладим.
Я, наверное, покраснела от этих слов.
— Только не думайте, — сказала я неоправданно резко, — что я рассчитываю на благотворительность с вашей стороны. Мне не нужна милостыня.
— Милая женщина. — Его голос прозвучал на удивление мягко. — Я только предлагаю более выгодные условия. Вы заплатите мне не сразу, а после того, как продадите приплод от Марии.
Моя душа возрадовалась. Я в самом деле не хотела быть объектом его благотворительности, но то, что он предложил, просто как манная небесная. Хотя…
Я возразила с некоторым опасением:
— Но ведь чтобы продать жеребенка за приличную цену, нужно подождать, пока ему исполнится по крайней мере год.
— Клянусь, я не стану вас торопить.
Все это, слава Богу, говорилось без тени иронии — спокойно, даже сердечно.
— Что ж… — У меня слегка перехватило дыхание. — Если все так, я буду счастлива принять ваше предложение, милорд.
— Хорошо. — Он широко улыбнулся. — Надеюсь, вы не забракуете моего жеребца, чем очень огорчите как его владельца, так и Никки.
Наверное, впервые за все время нашего знакомства я улыбнулась ему в ответ.
Что-то произошло между нами, словно пронеслось по воздуху, сердце у меня забилось так сильно, будто хотело выпрыгнуть из своей клетки. И в этот момент я увидела, как его улыбка погасла, глаза чуть сощурились, черты лица заострились.
«О нет! — панически застучало в моей голове. — Нет и нет!.. Ни за что!..»
Я вскочила со стула с единственной целью — поскорее уйти, скрыться от опасного огонька, появившегося в его глазах, от рискованного чувства в себе самой.
— Простите, милорд, — слегка запинаясь, произнесла я, — мне нужно найти сына.
Не думая о том, насколько невежливым или несуразным выглядело мое поведение, я почти выбежала из комнаты.
К середине дня огонь в камине потух, я завернулась в одеяло возле холодного очага, уставившись на остывшие угли.
Я вдовела уже шесть лет; за это время немалое количество мужчин проявляли желание, выражаясь их языком, согреть мою холодную, одинокую постель. Двое из них, если мне не изменяет память, желали этого так сильно, что готовы были поступиться своей свободой и предложить мне руку. Так что я неплохо разбиралась в их намерениях и выражениях лиц, могла безошибочно определить те чувства, которые отразились только что на лице графа Сэйвила.
Честно говоря, не это меня беспокоило, я вполне могла постоять за себя. Да и будет неискренне с моей стороны отрицать, что повышенное внимание мужчин приносило мне некоторое удовлетворение. Дело в другом. Меня испугало то, что я сама почувствовала в ответ. Ощущение совершенно новое, не изведанное раньше. Или давно забытое. «Не глупи, Гейл, — сказала я себе. — Что с того, если этот представитель рода мужского выглядит немного приятнее других… почти как греческий бог… Ты вовсе не должна выступать в роли ошеломленной его красотой гречанки».
