Барбара Картленд - Счастливая невеста
— Нет, я храню свои воспоминания здесь, — отозвался Юэн, похлопав себя по груди. — Но ты права, каждый камень, каждое окно здесь может о чем-то рассказать, и то, что нам не придется здесь больше стоять, смотреть на Лох-Ерн… это же немыслимо!
— Юэн, я так волнуюсь за отца. Человек в его возрасте не должен быть прикован к постели. Мама говорит, что он почти не ест, и я боюсь за его здоровье и рассудок.
— Он в здравом уме, — рассердился Юэн. — Нельзя называть отца сумасшедшим только потому, что он принял ошибочное решение. Думай, что говоришь.
Мойре стало стыдно. Тем не менее ее глубоко возмущало, что отец подверг семью огромной опасности, повинуясь, как ей казалось, собственной прихоти.
Брат и сестра подходили к конюшне в молчании, пока Мойра наконец не заговорила:
— Кроме того, я волнуюсь за маму, Юэн. Если случится самое страшное и нас выселят из замка, мы с тобой как-нибудь проживем. Мы сможем работать на других людей, но мама… она никогда не работала и не захочет принимать милостыню от родственников, с какими бы добрыми намерениями они ее ни предлагали. Как она будет жить?
Юэн погладил по голове своего жеребца — лошадь издали услышала голос хозяина и высунула гнедую голову из двери конюшни.
— Я буду скучать по тебе, Старрок, — ласково сказал он, поглаживая уши и гриву коня. — Но я скоро вернусь, обещаю.
— Юэн, и лошади тоже! Мы и их потеряем, если Лендок отнимут у нас за долги.
Мойра подумала о своей бесстрашной гнедой кобылке Джесси. Отец подарил ей эту лошадь на тринадцатилетие. С тех пор они с Джесси были неразлучны. Девушка знала, что не вынесет расставания с любимицей.
— Тем больше у нас причин отправиться в Лондон и решить эту деликатную проблему, — проворчал Юэн. Он любил своего Старрока ничуть не меньше, чем Мойра любила Джесси.
Подходя к замку, брат и сестра с ужасом увидели перед парадной дверью черный экипаж.
Мойра схватила Юэна за рукав, почувствовав, что вот-вот лишится чувств.
— Юэн, ведь кредиторы не могли приехать так быстро.
Девушку бросило в жар, ей сделалось дурно. Из коляски вышел мужчина, с ног до головы одетый в черное. Он нес в руках огромный фолиант и держался с видом человека, который прибыл по официальному делу.
— Пойдем, сестра, мы должны узнать, что этот человек принес к порогу Стрэткэрронов.
Юэн расправил плечи и зашагал вперед. Лицо его было мрачным.
«Ах, только бы не кредиторы», — молилась про себя Мойра, нехотя следуя за братом. Страх сдавил ей сердце и сделал ноги непослушными.
К тому времени, пока девушка добралась до гостиной, она едва дышала.
Графиня сидела, читая какой-то документ, а высокий человек в черном стоял у камина.
Юэн выглядел рассерженным и, когда Мойра вошла, как раз препирался с незнакомцем.
— Но это же возмутительно! — говорил он. — Как такое возможно?
— Мама, Юэн, в чем дело? — с дрожью в голосе спросила Мойра.
— Не переживай, милая. Этот джентльмен приехал, чтобы официально попросить нас составить опись имения. Вот и все. Это не означает, что наш отъезд из замка неизбежен.
— А я говорю, что никого не касается, сколько у меня лошадей или пар обуви, — взорвался Юэн.
— Дорогой, этот джентльмен не просит перечислять содержимое твоего гардероба, — спокойно ответила графиня.
— Я вернусь через месяц, миледи, чтобы проверить, составлена ли опись. После этого вы получите дальнейшие указания. Не провожайте, я сам найду выход.
Он защелкнул фолиант и коротко поклонился. Затем, круто повернувшись, кивнул Юэну и Мойре и покинул гостиную.
Все это было невыносимо, совершенно невыносимо для графини. Она разразилась слезами, скомкав в руке бланк описи.
Юэн бросился ее утешать.
— Отец знает об этом?
— Еще нет.
— Нельзя, чтобы слуги догадались. Иначе они запаникуют и уйдут от нас.
Графиня вытерла глаза кружевным платком и кивнула в знак согласия.
— Ты мудро рассуждаешь, дорогой. Думаю, лучше всего сделать вид, будто к нам приезжал представитель мистера Клуни. Незачем усугублять это неприятное дело досужими домыслами.
— Да, мама, — ответила Мойра. — Я поговорю с Рэнкином?
— Нет, я позову его потом, когда немного успокоюсь. Сначала я должна сообщить новость вашему отцу.
— Зачем тревожить его по таким пустякам, мама? Я беру это на себя.
Юэн поднялся во весь рост. В его взгляде сверкала сталь. Графиня посмотрела на него с гордостью — такой замечательный сын!
Мойра поспешила к матери и села рядом с ней.
— Как сегодня отец, мама?
— Без особых изменений, — последовал ответ. — Ест меньше котенка и отказывается вставать с постели. Что бы я ни говорила, мне не удается его приободрить. Я еще не осмелилась рассказать ему, что вы едете в Лондон.
— Мама, мы не можем иначе. Если есть шанс найти способ сохранить имение, мы обязаны его использовать.
— Да, знаю. Я понимаю, что вы поступаете самоотверженно. Вы ведь едете туда не женихов и невест искать, ничего такого легкомысленного.
Мойра невольно залилась краской и склонила голову в надежде, что мать не заметит ее смущения.
— И Каннингемы такие хорошие люди, — продолжала графиня. — Но только не рассказывайте им о наших трудностях. Не хочу, чтобы доброе имя нашей семьи перемалывали в жерновах лондонских сплетен — я просто умру от стыда.
— Конечно, я не скажу ни слова. Леди Каннингем ни к чему знать о наших проблемах. Не вижу, какое это может иметь к ней отношение.
Графиня тяжело вздохнула и обвела взглядом гостиную.
На стенах висели портреты Стрэткэрронов от первого графа до отца ее мужа. Гравюры с лошадьми и сценами охоты, бронзовые статуэтки лис и орлов, сабли и щиты — все это напоминало о славном прошлом Стрэткэрронов.
— Стрэткэрроны жили у Лох-Ерна со времен Средневековья, — с тоской сказала графиня. — В то время бушевали войны; кажется, теперь нам приходится вести такую же свирепую борьбу. На этот раз, однако, за дверью притаились не мародеры, а пресловутый волк[11].
Мойра ушла, оставив мать наедине с ее мыслями. Поднимаясь к себе, она вдруг ощутила порыв холодного ветра и вздрогнула. Не предвестник ли это грядущих бед?
* * *Мойра принялась собирать вещи и раскладывать их в три чемодана, стоявшие посреди комнаты. На сердце у нее было очень тяжело.
Вынимая из шкафа бальные платья, девушка осмотрела их свежим взглядом. Абрикосовый шифоновый наряд, который когда-то был самым любимым и удобным, теперь показался ей неэлегантным. Мойра носила его последние два светских сезона в Эдинбурге, но сейчас вдруг испугалась, что в лондонском обществе он будет смотреться старомодно.
