Шеннон Дрейк - Среди роз
— Мне не по душе грабежи, насилие и убийства, однако теперь они неизбежны, леди.
Ее ресницы дрогнули, голова слегка поникла.
— Стало быть, мне нечего рассчитывать на мирную капитуляцию?
— Вы слишком поздно спохватились, леди. От меня уже ничего не зависит. Вы превратили моих воинов в разъяренных зверей.
Она подняла голову:
— Неужели я не вправе рассчитывать на пощаду?
При звуках ее бархатистого голоса по спине Тристана пробежал холодок, а в глубине его тела распустился горячий бутон, вызывая томительную боль, жжение и… желание.
Оно было внезапным ошеломляющим и мучительным. Любовь давно умерла, похороненная вместе с Лизеттой и младенцем. Но за два прошедших года Тристан понял, что любовь и влечение — не одно и то же. С тех пор он пылал желанием ко многим женщинам и без труда получал то, чего хотел. Но на этот раз его охватило особенно острое вожделение.
Оно, как пламя, пожирало Тристана изнутри. Незнакомка была прекрасна. Ее волосы… Он представлял себе, будто они обволакивают его, точно шелк. Золотистые пряди. Таких огромных, миндалевидных и серебристых глаз он еще никогда не видел. Эта женщина, наделенная таинственной властью, заставляла мужчину неутомимо стремиться к ней, вызывала в нем жар и смятение, боль и желание забыть обо всем на свете. Только бы дотянуться до нее, сорвать одежду, овладеть ею прямо здесь, среди камней, узнать, что таится в глубине этих глаз!
Однако она не только притягивала к себе, но и отталкивала, держась холодно, гордо и надменно. Женщина высоко держала голову, в ее глазах не было ни тени смирения. А как выглядела Лизетта в ту страшную ночь? Как умоляла о пощаде? Как просила о милосердии? Но не дождалась его…
Тристан хрипло рассмеялся. Женщина просчиталась, надеясь обольстить его.
— Что вы предлагаете, леди?
— Себя, — коротко ответила она.
— Себя? — Тристан подошел ближе и всмотрелся в ее лицо. — Леди, завтра мы выломаем ворота и сами возьмем все, что пожелаем.
Ее глаза на миг вспыхнули, но ресницы быстро опустились, и Тристан изумился, услышав протяжный трепетный вздох.
— Я могу предложить только одно: прекратить кровопролитие. Завтра милорд, здесь потекут реки крови. Вы ворветесь в замок, нам придется отбиваться, сражаясь не на жизнь, а насмерть. А если вы возьмете меня в жены, замок по праву достанется вам.
— Возьму вас в жены? — Он едва сдержал негодование. Эта женщина — сторонница Йорков! Коварная, хитрая особа, убежденная в своей неотразимости! Значит, последние несколько дней защитников замка возглавляла она! Тристан отчетливо вспомнил стоны своих умирающих воинов. — Мне не нужна жена.
Женщина не поднимала головы, поэтому он не увидел, какая ярость полыхнула в ее глазах.
— Я — леди Иденби, — холодно напомнила она. — И останусь ею навсегда…
— Вряд ли. Как только Тюдор взойдет на престол, он одним росчерком пера лишит вас титула и владений.
— Для этого ему придется отправить меня на плаху. Решится ли Тюдор зайти так далеко? Значит, он намерен уничтожить всех своих противников? Тогда у палачей прибавится работы!
Тристан усмехнулся:
— Таковы законы войны, миледи. Я всего лишь воин короля, которому достанется ваша собственность и титул. Вы никто, миледи.
— А вы — прислужник самозванца! Король Англии — Ричард!
— Считайте, как вам угодно, миледи. До Лондона далеко: никто не услышит ваши жалобы, никто не рискнет прийти к вам на помощь. Мне нет дела до вас: я захвачу этот замок и стану его хозяином. Мне не нужна жена, даже богатая и красивая. Так что не трудитесь понапрасну!
Женевьева опустила голову; ей хотелось броситься на врага и вонзить в него ногти. Напряжение стремительно нарастало.
— В таком случае, — тихо промолвила она, — я согласна стать вашей любовницей, наложницей, рабыней. — На ее губах заиграла нежная улыбка. — Какой завоеватель откажется от такой добычи?
Тристан высоко поднял бровь, обдумывая ее слова. Что она затеяла? Незнакомка изображала смирение, которого явно не испытывала. Несмотря на свою гордость, она стояла перед ним, не поднимая глаз. Будь эта леди шлюхой из таверны, он охотно принял бы ее предложение, ибо никогда еще не ощущал такого острого и неукротимого желания! Она опьяняла его, завораживала, проникала в кровь, подобно смертельному яду. Тристан понимал: чтобы забыть незнакомку, он должен овладеть ею.
Эта женщина — враг, тут же напомнил он себе, а врагам нельзя доверять.
— Леди, — ответил Тристан, — я не уверен, что хочу вас. Может, в замке найдется другая, более соблазнительная добыча?
— Что?! — вскипела она. Ее серебристые глаза вспыхнули, пронзив Тристана.
— На мой взгляд, вы не слишком привлекательны.
— А на мой взгляд, вы — гнусный… — начала она, но осеклась и вновь потупилась. — Лорд де ла Тер, речь идет о примирении. О тех людях, которые давным-давно прикончили бы вас, если бы не мой приказ. Еще одно сражение — и Иденби затопит кровь! Неужели вы так недогадливы? Вы так и не догадались, зачем я пришла сюда?
— Вы, должно быть, воплощение великодушия? — съязвил Тристан. — Удивительно, как легко благородная леди жертвует священными узами брака ради позорного положения наложницы!
Женевьева не дрогнула; не спуская с него сверкающих глаз, она иронично отозвалась:
— Лорд Тристан, сложись обстоятельства иначе, я ни за что не согласилась бы испортить родословную своей семьи браком с вами.
Тристана, потомка древнего и славного рода, позабавил ответ леди Иденби.
— Дерзкая, но неудачная попытка! Вы заботитесь о своей родословной. А у меня нет ни малейшего желания жениться — особенно на надменной, глупой девчонке, не умеющей признавать поражения. И все-таки я хотел бы знать, зачем вы явились сюда и предложили мне взять вас в наложницы. Почему не побоялись запятнать свое доброе имя?
Помедлив, Женевьева подняла руку. Она оделась с таким расчетом, чтобы соблазнить его, понял Тристан. Белое струящееся одеяние окутывало ее, мягко обрисовывая холмы грудей и глубокую ложбинку между ними, подчеркивало изящную линию бедра, молодость и красоту.
Ее рука безвольно опустилась.
— Я в отчаянии, — призналась Женевьева, и Тристан решил, что она впервые сказала правду.
— Сказать по правде, миледи, мне не по душе убийства и насилие. Я предпочитаю кротких и покорных женщин, влюбленных в меня. Очевидно, вы сознаете свою красоту, иначе не осмелились бы предложить мне себя. Но я равнодушен к вам. На свете полным-полно красавиц. Среди них попадаются и такие, которые наслаждаются мужскими объятиями, отдаваясь не во имя долга и не считая это самопожертвованием.
