Ширли Басби - Сердце обмануть нельзя
Обзор книги Ширли Басби - Сердце обмануть нельзя
Ширли Басби
Сердце обмануть нельзя
Глава 1
Дом походил на почтенную милую даму, впавшую в нищету, но сохранившую остатки былой красоты. С элегантностью, которая не принадлежала какой-то одной эпохе, он расположился в излучине Миссисипи несколькими милями ниже Нью-Орлеана. Когда-то его содержали щедро, любовно и аккуратно, но после смерти Дамьена, единственного сына мсье Клода Сант-Андре, случившейся четырнадцать лет назад, старик потерял всякий интерес к плантации, а дом стал постепенно увядать и осыпаться.
В свои лучшие времена дом покорял воображение, но и теперь он сохранял очарование, проступающее через осыпающийся фасад. Главный дом с двумя симметричными колоннадами был характерен для своего времени. Его построили в 1760 году, когда Луизиана еще была французским владением. Первый этаж, сложенный из сцементированного кирпича, использовался как служебное помещение и склад, на втором, обрамленном широкими галереями со стройными деревянными колоннами, жила семья.
Фасад дома украшали изящные подковообразные лестницы, которые вели на второй этаж, а с задней стороны под нависающими галереями располагался подъезд для экипажей. Несколько высоких двойных застекленных дверей выполняли роль окон и дверей одновременно, а крашеные кипарисовые ставни на обеих половинах дверей надежно защищали дом от короткой зимы и злых ураганов.
Сейчас в доме везде были видны следы упадка. Историей веяло от выгоревшей на солнце голубой краски стен и вздувшейся белой на колоннах, от оторванных то здесь, то там ставень. Сломанные ступеньки лестницы и кое-где обрушившиеся деревянные перила, обрамляющие галерею, дополняли картину. Но шестнадцатилетнюю Леони Сант-Андре, наследницу увядающего очарования, это беспокоило мало. Она любила дом, несмотря на все его недостатки. Это было место, где она родилась и провела всю свою жизнь. Сант-Андре был ее домом, и она даже не могла представить жизнь в каком-то ином месте, всегда бурно протестуя против любых попыток переезда.
Но в это лето 1799 года не все ладилось с ее любимым домом, и она лучше других знала это, поскольку с тринадцати лет была вынуждена вести бухгалтерские книги. С тех пор, как из-за карточных долгов деда, съедавших весь доход от плантации, управляющего пришлось уволить. За управляющим последовали рабы, а без них некому стало работать на полях индиго, а без индиго не стало денег, а без денег…
Ax! — подумала с отвращением Леони, захлопнув бухгалтерскую книгу в кожаном переплете, которую она внимательно изучала. Ее тонкая загорелая рука непроизвольно играла золотым распятием, свисавшим с шеи на тонкой цепочке.
Выкупить закладные, которыми дедушка сорил по всему Нью-Орлеану, и оставить что-то себе на жизнь, думала она сердито, удастся только в том случае, если дедушка прекратит игру.
Горько вздохнув, она устремила взгляд через стволы поросших мхом дубов к кружащей водоворотами Миссисипи. Ее глаза цвета морской волны сузились от яркого солнечного цвета.
Бог мой! Но я должна что-то решить для себя в ближайшем будущем, подумала она про себя.
Леони не была красавицей, по крайней мере в обычном смысле этого слова. Страстная, экзотичная, поражающая воображение — все это более точно «соответствовало бы ей. Но даже такие слова не смогли бы точно передать удивительное впечатление, производимое золотистой кожей, ярко-красными губами, искрящимися и слегка косящими зелеными глазами, золотисто-каштановой копной волос, которые небрежно взъерошенными локонами спадали на ее плечи.
Ее губы были полноваты, возможно даже слишком, но тонко очерчены и часто улыбались, скулы слегка выступали, нос был прямой и красивой формы. И благодаря миндалевидным зеленым глазам, обрамленным длинными изогнутыми ресницами и тонкими золотисто-коричневыми бровями, она выглядела, как дикая болотная кошка, принявшая, благодаря волшебству, человеческое обличье.
Она была миниатюрной, но казалась еще более хрупкой, чем в действительности. Форму ее юной груди подчеркивало шерстяное платье, из которого она уже выросла, в то время, как высокая талия платья скрывала излишнюю худобу бедер и фигуры, обнажая изящные лодыжки, босые ноги и тонкие руки, схваченные аккуратно скроенными пышными рукавами.
Босые ноги и вылинявшее желтое платье свидетельствовали о том, что Леони не думала о моде. Единственное ее украшение — изящное распятие принадлежало ее матери, и Леони очень его берегла. Одежда, которой Леони мало занималась, предназначалась лишь для того, чтобы прикрыть наготу. Финансовое положение семьи — вот что ее по-настоящему заботило и о чем она еще раз себе сердито напомнила, вставая из-за конторки и выходя на улицу.
Она не имела обыкновения сердиться, но прошлой ночью дедушка вновь вернулся домой поздно после очередного из своих продолжительных визитов в Нью-Орлеан. Он небрежно сообщил своей обеспокоенной внучке, что деньги, которые, как она надеялась, будут потрачены на приобретение самых необходимых вещей, позволяющих им продержаться еще хотя бы несколько месяцев, увы… опять проиграны. Более того, он согласился подписать долговые обязательства на суммы большие, чем у него были.
По-видимому, так было не всегда, но Леони не помнила тех времен, когда бы ее дед не проигрывал до последнего цента все имеющиеся у него деньги. Домашние рабы — кухарка Мам-ми, Абрахам — старший над несуществующими уже слугами и конюхами, ее личная служанка Мерси — часто рассказывали о тех счастливых днях, когда дед Клод Сант-Андре регулярно объезжал свои плантации, о золоте, которое он зарабатывал и тратил на содержание дома, о великолепных балах, которые он давал исключительно для лучших людей Нью-Орлеанского общества и о чистокровных лошадях, заполнявших огромные конюшни.
Но все изменилось во время ужасного наводнения 1785 года, когда разбушевавшаяся Миссисипи вышла из своих стиснутых дамбами аккуратно обустроенных берегов и разлилась, безжалостно сметая все на своем пути. Дом удивительным образом уцелел, но одна галерея была снесена, она увлекла за собой в бурные воды родителей Леони и ее бабушку. Спасти их было невозможно, и все трое утонули. После этого Клод Сант-Андре потерял интерес абсолютно ко всему, даже к своей двухгодовалой внучке. Он начал много пить и играть в карты, совершенно не думая о будущем…
Леони рассуждала отнюдь не как ребенок. Ей была чужда сдержанность, присущая девушкам ее круга. Она росла, как дикарка, лучше чувствуя себя среди болот и плавней, чем в элегантных гостиных, которые она должна была бы украшать своим присутствием. Клод уделял ей немного времени, довольствуясь тем, что она сыта и одета и хоть как-то, пусть не слишком широко, образована. Чего ей еще надо? В свое время он подыщет ей респектабельного мужа. А какой мужчина, если он, конечно, в здравом уме, захочет иметь жену, у которой голова забита всякой книжной премудростью?
