Стефани Слоун - В его власти
Обзор книги Стефани Слоун - В его власти
Марлоу готов рисковать, готов, если надо, погибнуть — но не готов к встрече с женщиной, которая пять лет назад разбила ему сердце.
Теперь Кларисса Коллинз в его власти, однако и Джеймс у нее в руках. Он может отправить ее на виселицу, она — выдать его французским шпионам.
Но почему ни один из них не спешит это сделать? Возможно, потому, что для истинной страсти, пусть и угасшей, достаточно лишь искры, чтоб разгореться вновь?..
Стефани Слоун
«В его власти»
Глава 1
Конец лета 1811 года
Париж, Франция
— Немного малиновой? — неодобрительно произнес мужской голос. — Вы уверены?
Леди Кларисса Коллинз примерилась и уверенно нанесла на холст мазок яркой краски. Потом отступила, сощурила фиалковые глаза и критически окинула взглядом пышнотелую натурщицу, раскинувшуюся на диване, обитом голубым дамастом. Лучи уже высоко поднявшегося солнца через окна, занимавшие всю южную стену, омывали почти обнаженное тело теплым золотистым светом.
Кларисса еще раз оценивающе взглянула на холст и кончиком маленького пальчика смазала свежую краску, после чего удовлетворенно кивнула.
— А теперь, Бернар, взгляните. Снова будете возражать?
Бернар Сен-Мишель, известный парижский художник-портретист, возможно, лучший в Европе, нахмурился, отчего густые черные брови сошлись на переносице, и повернулся к натурщице.
— Можете, идти.
Женщина лениво потянулась за халатом и поднялась, кивнув обоим, перед тем как исчезнуть в глубине мастерской.
Бернар неторопливо опустил сначала один рукав белой льняной рубашки, потом другой.
— Кларисса, я давно стал художником? — спросил он, на этот раз с заметным французским акцентом.
Кларисса опустила кисточку в кувшин с терпентином и энергично поводила ей туда-сюда. Она, конечно, знала ответ на этот вопрос. Знала она и дальнейшее развитие разговора, поскольку он происходил между ними не раз и не два.
— Намного раньше, чем я, — отвечала она, тыча кисточкой в твердую стенку глиняного кувшина, а потом с новой силой принимаясь ополаскивать ее.
Бернар закончил возиться с манжетами.
— И пока вы в вашем Лондоне брали уроки танцев и добивались внимания зеленых юнцов, чем занимался я?
Кларисса вынула кисточку из кувшина и принялась протирать ее тряпочкой, испачканной краской. Она делала это с такой силой, что тонкая деревянная ручка сломалась.
— Портил орудия своего труда? — рискнула произнести она, роняя на пол отломившийся конец кисточки.
Бернар глубоко вздохнул и прошел туда, где стояла Кларисса, не обращая внимания на упавшую палочку.
— В Лондоне я тоже работал, дорогая моя, оттачивал свое мастерство во времена Амьенского мира. Я рисовал день и ночь, даже когда разразилась война…
— Пока не возвратился в Париж — не более и не менее, как в трюме судна с контрабандой, — прервала его Кларисса. — Я знаю, Бернар. Я буду помнить это, даже если доживу до двухсот лет.
— Тогда вам пора знать, что, когда я высказываю свои соображения по поводу вашей работы, вы должны слушать. Я считаю, что заслужил уважение. Вы согласны?
Он, конечно, прав. После возвращения в Париж популярность Бернара в высшем обществе очень возросла, малодоступность привлекла к нему еще, больше заказчиков. Несомненный талант невозможно было отрицать, элита его обожала.
Кларисса уставилась на торчащие из кувшина кисти, ее тянуло переломать их все.
— Но я была права, Бернар. Чуточку малинового, чтобы выделить линию губ, — вот чего здесь не хватало.
— Дело не в этом, моя дорогая, вы же знаете. — Бернар отодвинул подальше от Клариссы столик, на котором стоял кувшин с кисточками, высилась горка пестрых от пятен краски тряпочек, лежали краски и мастихины. — Как вы собираетесь совершенствовать свое мастерство, если не дозволяете обществу и тем, кто опытнее, оценивать вашу работу?
Его черные волосы выбились из косички и топорщились на висках, напоминая ей наложенные один на другой многочисленные мазки.
Кларисса никогда не могла долго сердиться на Бернара — особенно если он был прав. А с того самого дня, когда она встретилась с ним, он был прав во всем в отличие от многих французских мастеров живописи, которые, несмотря на ее талант, отказывались взять ее в ученики по той причине, что она женщина.
Пять лет назад, когда их жизнь в Англии потерпела крах, Кларисса согласилась бежать с матерью в Париж. Она надеялась, что сможет обучаться у Франсуа Жерара или у Жака Луи Давида. Когда и тот и другой посмеялись над ней исключительно потому, что она женщина, Кларисса стала относиться к ним как к недоумкам, какими они в действительности и были, и обратилась к другим художникам, составив длинный список возможных учителей из числа живущих в Париже.
Несмотря на то что она готова была представить значительное количество работ, которые давали представление о ее способностях, все, к кому она обращалась, отказывали ей, пока не остался один — Бернар Сен-Мишель, всеми почитаемый и, возможно, самый талантливый художник в Европе. Кларисса не обратилась к нему раньше, потому что попасть к этому художнику в ученики было трудно не только ей, но и мужчине ее уровня подготовки.
Но когда она обнаружила, что терять ей уже нечего, она послала ему свою лучшую работу, подписанную «К. Коллинз», и Сен-Мишель пожелал встретиться с автором. Кларисса раздобыла мужскую одежду и отправилась в его мастерскую в надежде на то, что ее работы будут говорить сам и за себя, а пол не будет иметь значения.
Он согласился взять ее, пожал руку — договор был заключен. Кларисса получила особое удовольствие, сорвав с головы касторовую шляпу, скрывающую пучок блестящих черных кудрей.
Бернар только глубоко вздохнул и сказал, что приходить надо к восьми утра — не позже и не раньше, и на том разговор был окончен.
Хотя Бернар был старше ее всего на несколько лет, он стал ее наставником и другом, отцом и наперсником. Настолько же надежным, насколько талантливым. За пять лет она научилась у него понимать искусство и жизнь лучше, чем за все предшествующие девятнадцать лет.
Вспомнив, сколь многим она обязана этому человеку, Кларисса вздохнула, ее раздражение улетучилось. Она взяла в ладони его лицо, легонько сжала.
— На этот раз я по крайней мере не швырнула кисть, да?
В знак согласия он поднял густую черную бровь.
— И не завопила. Явный прогресс, моя дорогая. Огонь вашего сердца соединился с разумом. Настанет время — и вы сделаетесь лучшим портретистом из тех, кого видел мир. Самообладание — ценнейшее качество, когда работаете с аристократами.
— Самообладание и моя касторовая шляпа, — поддразнила его Кларисса, возвращаясь к созерцанию кистей.
Внизу хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги — кто-то поднимался по лестнице.
— Жан Марк? — спросила она, имея в виду любовника Бернара.
— Нет, — покачал головой Бернар, махнув рукой в сторону ширмы в углу. — Сегодня он навещает свою мать. Скорей, — шепнул он.
