Эмилия Остен - Честь и лукавство
Обзор книги Эмилия Остен - Честь и лукавство
Литературная обработка Н. Косаревой.
Эмилия Остен
Честь и лукавство
Глава 1
Я сидела перед зеркалом и рассматривала прыщик на подбородке. Воспитанной юной леди не стоит распространяться о такой неприятности, но это по его вине мне не пришлось сегодня выйти к графу Дэшвиллу и лично дать ответ на предложение вступить с ним в брак.
«Если бы я была бледна и прыщава, как Элиза Корриган, – подумала я, наверное, в сотый раз за неделю, – тогда мне бы не пришлось выбирать между нищетой и старым мужем. Мне оставалась бы только нищета».
Как горько сознавать себя бедной! Будь я простой служанкой, я бы работала с утра до ночи, ходила по субботам на деревенские танцы, а по воскресеньям – в церковь. Мне бы и в голову не приходило роптать на судьбу, а пределом мечтаний являлся бы новый чепчик на Рождество. Но бедность в семье джентльмена – позор, который надо всячески скрывать. Мне было жаль свою матушку, которая изо всех сил старалась придать нашей жизни хоть вид благополучия. И все равно я была уверена, что знакомые дамы замечают и бесконечно перешиваемые платья, и самодельные прически, и все те мелочи, которые с первого взгляда отличают женщину без средств от состоятельной.
Конечно, я слышала о том, что многие девушки выходят замуж за богатых стариков, чтобы помочь своей семье жить благополучно, а то и просто из тщеславия: ради платьев и драгоценностей, но никогда не думала, что и мне придется поступить так же. Я была достаточно рассудительной, чтобы не мечтать о внезапном наследстве с герцогским титулом в придачу, но все-таки полагала, что выйду замуж за любимого человека. И вот теперь…
Граф Дэшвилл сделал мне официальное предложение. Я не присутствовала при этом, но была уверена, что матушка заверила его в моем полном согласии. Конечно, она оставляла решение за мной, но знала, что я люблю ее и никогда не смогу причинить ей боль, отказавшись от столь блистательной партии.
Милая мама! Она слишком любила свою дочь, чтобы позволить мне повторить свою судьбу – выйти замуж по любви за младшего отпрыска какого-нибудь почтенного семейства. Мои родители были столь же счастливы, сколько и бедны. Бедность не слишком огорчала маму, но отец постоянно переживал из-за того, что обрек любимую жену на недостойную жизнь, и эти сожаления усилили его сердечный недуг.
Я училась в пансионе – родители ограничивали себя во всем, чтобы дать мне образование, – когда отец внезапно скончался. После его смерти мне пришлось вернуться домой (о чем я, признаться, мало жалела). Завершать обучение мне помогала тетя – на самом деле это была незамужняя дальняя родственница моего отца, некогда служившая гувернанткой. Она поселилась с нами по приглашению мамы и стала опорой нашей женской компании. Тетя оказалась достаточно твердой и решительной для того, чтобы жить в соответствии с нашими скромными средствами, в то время как маме было очень трудно отказывать семье, и особенно мне, в мелких радостях, непозволительных для нашего бюджета.
Пока я думала обо всем этом, дверь распахнулась. Вошла мама. Она со слезами на глазах поздравила меня с выпавшим на мою долю счастьем и поспешила наверх сообщить тете, что ее ожидания исполнились. Тетя желала этого брака едва ли не больше, чем мама. Ей даже почти удалось убедить меня, что мне вряд ли представится еще один шанс изменить свою жизнь в лучшую сторону.
– Все молодые красавцы сейчас – повесы и моты, они ищут богатых невест и не посмотрят на тебя с серьезными намерениями, будь ты хоть первой красавицей Англии, – говаривала она, – а граф Дэшвилл еще силен и крепок, да и весьма недурен собой.
– А мне кажется, ты подходишь ему значительно больше. Из вас вышла бы прекрасная пара. Ты бы меняла ему грелки и укутывала пледом в холодные зимние вечера, а он вспоминал свою ушедшую юность, – обычно отвечала я.
– Ах, будь я лет на сорок моложе, да с моим теперешним умом, уж я бы не капризничала и сразу поняла, в чем состоит мое счастье!
– Вот именно, тетя, вы и сами признаете, что с молодым умом не совершили бы подобную глупость, это преступление против молодости и любви!
Такие споры велись у нас уже не первый месяц с тех пор, как тете показалось, будто граф особенно выделяет меня.
Мы познакомились с ним полгода назад на благотворительной лотерее в пользу монастырского приюта. Тетя очень любила детей, и, хотя и не могла помогать сиротам сама, изобретала всяческие способы выжать деньги из богатых сердобольных дам.
Граф появился на мероприятии в качестве сопровождающего одной из таких дам. Было заметно, что он попал сюда случайно и немного растерян, очутившись среди приютских детей и монахинь, однако тут же взял себя в руки и с благородством джентльмена сделал большое пожертвование.
Монахини пришли в восторг, а тетя сразу же была очарована графом. Мне тоже пришлось изобразить восхищение, и граф немедленно пожелал мне представиться и попросил разрешения нанести нам визит. На следующий же день он явился к нам, приведя весь дом в смятение и вызвав на наших лицах краску стыда за скудость нашего жилища. Однако граф являлся настоящим джентльменом, он и виду не подал, что удивлен или недоволен, и пригласил нас в свою ложу в театр. Посещение театра – редкое удовольствие для нашей семьи, и отказаться было просто невозможно.
С этих пор граф Дэшвилл стал частым гостем в нашем доме и на благотворительных мероприятиях тетушки. Одно из таких мероприятий он даже разрешил провести у себя. Его дом был великолепен – настоящий старинный дворец, куда его семья выезжала отдохнуть от лондонского шума, в то же время не слишком удаляясь от столицы, ибо наш городок располагался всего лишь в семнадцати милях от нее.
Граф вел себя очень любезно и доброжелательно, общался все больше с тетей, для которой стал истинным другом. Они принадлежали к одному поколению, имели много общих знакомых и всегда находили, о чем побеседовать. Так как граф неплохо разбирался в современной жизни, был очень начитан и обладал талантом рассказчика, его общество доставляло удовольствие моей матушке и тете, да и у меня не вызывало отвращения.
Однажды он пригласил нас на рождественский бал в свой дворец. Это был великолепный прием, хотя моим мечтам о танцах и не довелось исполниться. Публика в доме графа была большей частью почтенного возраста, кавалеры предпочитали дремать в креслах, а не выделывать антраша, и после двух жалких вальсов экзекуция для них закончилась. Зато буфеты восхищали изысканностью тортов и пирожных, и я наелась от души за все свои восемнадцать лет и еще лет на пять вперед. Родственницы пытались унять меня, но им и самим хотелось побаловать себя изысканным угощением, так что мы достигли взаимопонимания.
