Наина Куманяева - Дерзкая галичанка
Обзор книги Наина Куманяева - Дерзкая галичанка
Ника Куманяева
Дерзкая галичанка
Олег Аркадьевич Диргачёв – 28 лет, мичман Морского министерства
Елена Матвеевна – 52 года, его мать
Ганна Веселовская – ее крестница из Бессарабии
Константин Михайлович Веселовский – ее отец
Джорджо Траминеску – его торговый агент
Ванда Звягловская – авантюристка
Князь Станислав Сергеевич Поройцев – действ. тайный советник, один из начальников Олега
Барон Этьен де Ленжевен – эмигрант, лейтенант на службе в Морском министерстве
Брундукова Софья Петровна – приятельница Диргачёвых
Маланья Сергеевна (Мелани) – ее дочь
Марья Болеславна – знатная дама
Глава 1
С-Петербург, август 1811 года
Погода в этот день не радовала, и Елена Матвеевна чувствовала какую-то смутную тревогу, сидя в своем элегантном Золотом Салоне на втором этаже в особнячке на Фонтанке. В последний год, который прошел со дня пропажи мужа, ее все чаще стали посещать философские мысли. Особняк был очень уютным, но стремительно ветшал в немалой степени потому, что за ним не было ухода. Он также остро переживал утрату хозяина: капитан Аркадий Диргачев делал стремительную карьеру по военно-морской части, он служил под начальством старого курилки Ханыкова, однако в разгар войны злой рок послал его дряхлую посудину на отмель, и англичане попросту расстреляли из пушек беззащитного левиафана. Несколько человек пленили, а капитана Диргачёва так и не нашли. Елена Матвеевна отказалась служить по нему заупокойную службу и покорно ждала супруга, как и обещала ровно три года. Но теперь, в возрасте пятидесяти двух лет от ее красоты остались лишь воспоминания. Некогда золотистые локоны потеряли живой блеск и поседели, а щеки, напоминавшие в юности лепестки роз, постепенно увяли, и лишь в слегка потускневшей синеве глаз задержалась былая красота.
Она наблюдала, как ее сын разорвал на мелкие кусочки какое-то совершенно невинное письмо и отшвырнул клочки, снежинками опустившиеся на столик у дивана. Похоже, он тоже сегодня не находил себе места. Ольга Матвеевна не могла понять причин столь кислого выражения на лице своего сына, ведь приближалось открытие очередного Сезона, периода, который нес с собой массу веселья и развлечений.
– Ты совершенно не прав, Олег, – сказала Ольга Матвеевна. – Как бы она пред тобой ни провинилась, это всего лишь бумага, бессловесное существо и не заслужила с твоей стороны столь свирепых чувств.
– Это, maman, – заявил Олег Аркадьевич, – самая подлая, злобная и изощренная бумага из тех, какие только видывал свет с той поры, как Иуда кропал свой донос на Спасителя.
– Бог с тобой, Олеженька! – вздрогнула Ольга Матвеевна, – да что же это ты такое пишешь?
– Докладную этому пройдохе-французишке про то, как изничтожить русских моряков без ущерба для его личного кармана…
Олег Аркадьевич хандрил с того самого момента, как ему отказали в присвоении очередного чина. Он, как и все вокруг, считал, что тридцать лет – весьма неподходящий возраст для мичмана, пора было либо становиться лейтенантом, либо выходить в отставку. Однако после бесславного окончания шведской компании русский балтийский флот существовал лишь на бумаге, а с того момента, как по кулуарам разнеслось вылетевшее из высочайших уст словечко «мнимый», совершенно оскорбительное для флота, и все ассигнования, испрашиваемые морским министерством неизменно урезались. Все попытки Олега Аркадьевича получить назначение на какое-либо судно также таяли, подобно щепкам в камине, ибо кораблей не было и в половину потребного для флота количестве, и офицеров там был перебор, новые суда не строились, а недостроенные гнили на стапелях и превращались в дрова.
Ольга Матвеевна все лето до глубокой осени проводила в их крохотном поместьице, в большей степени даже хуторке под Рязанью, а на сезоны приезжала в столицу, где исправно таскалась по всем приемам и таскала за собой сынка, твердо решив сделать ему хоть какую-либо партию, раз уж он сам себя обеспечить женой не в состоянии.
Может быть, в этом году не стоило приезжать так рано, но Ольге Матвеевне не терпелось женить Олега и тем самым хоть ненадолго избавиться от безрадостных дум о муже. Ради этой великой цели можно было потерпеть и нетопленые комнаты, и насмешливые взгляды, бросаемые на нее в салонах. Тем более, сам он явно предпочитает компании игроков и пропойц представителям высшего петербургского общества.
Олег Аркадьевич снова взялся за перо. Маркиз де Треверсе[1] специально отпустил его со службы для того, чтобы он со спокойной и ясной головой расписал новые мероприятия по сокращению флотских должностей. При этом часть плотницких, мичманских и лейтенантских окладов щедро перераспределялась между руководителями министерства.
– Послушай, Олежек, – обратилась Елена Матвеевна к сыну, желая приободрить его. – Ты не забыл, что дочь кузена Константина приезжает на днях? Отец так хотел, чтобы вы с ней встретились. Скажу тебе честно, он лелеял мысль о том, чтобы ты и она… она и ты, словом… – Она шмыгнула носом.
Странно, но это замечание заставило Олега Аркадьевича лишь плотнее сжать тонкую линию губ. Эта привычка всегда казалась матери малопривлекательной. Она раздраженно повела бровью и, немного подумав, добавила:
– Когда же нам ожидать ее? Письмо от кузена шло два месяца. Это, конечно, не его вина, но все же…
– Смотря каким путем она отправилась, маменька, – отвечал Олег Аркадьевич, отложив перо и подойдя к висевшему на стене, занимая почти всю ее верхнюю половину атласу. – Если бы она пустилась тарантасом из своей Бессарабии да через Киев, то была бы с нами уже две недели как. А ежели она морем отправилась через Гибралтар до вокруг всея Европы, то… аккурат к весне будет. А с чего это он решил девицу к нам отправить? Вена от него поближе будет, да и Париж недалече.
– Ну… – помедлив отвечала Елена Матвеевна, – ты и сам понимаешь, как к нам турки там относятся. Если отправил он к нам свою сиротинушку, то не от хорошей жизни, а никак оттого, что опасался, как бы она в сераль к какому-нибудь паше не угодила.
– Или чтобы она сама своему папаше в серале время проводить не мешала.
Одно время вокруг семьи Диргачёвых бродили слухи о женитьбе кузена Константина на какой-то наложнице из сераля турецкого паши, но ввиду того, что должность он в Бесарабии занимал совершенно незначительную, слухи эти вскоре утихли сами собой.
– Однако, – внимательно рассмотрев карту вдруг заявила Елена Матвеевна, – она ведь может и не через Гибралтар, а посуху по Европе к нам доехать.
– Maman, в Европе хозяйничают наши заклятые друзья французы, а вместе с ними спят и видят как бы нам насолить столь же любящие нас поляки и пруссаки. На море нас караулят и никого к нам не пускают англичане.
– Господи, Олеженька! – всплеснула руками его матушка. – Да что же это на нас так все кругом ополчились-то?
– А то, маменька, что нельзя нам одновременно дружить и с Богом, и с Мамоной. Выбирать надо кого-то одного!
Трудно было поверить в то, что этот широкоплечий, почти двух с половиной аршин роста офицер с черными блестящими волосами – сын этой худенькой увядшей женщины. Единственное сходство наблюдалось в разрезе глаз такого же глубокого синего цвета с длинными черными ресницами, только в его глазах пустота, присущая взору Елены Матвеевны, сменилась искорками интеллекта и насмешки.
– С Мамоной! Боже упаси! – воскликнула Елена Матвеевна. – Кто это и где видывал, чтобы мы с бесом дружили? А дружили бы, тогда быть может, денежки бы водились, хотя и ни к чему все эти подарки от лукавого, ибо наше главное богатство на небесах. С другой стороны, а вдруг как раз в это время она к нам плывет по морю, наша голубушка? Не везет тем, кто сейчас в порту. Но разве ты забыл, мой дорогой, ведь отец говорили что-то о кораблях-разведчиках морского министерства, в чьи обязанности входит наблюдение за прибывающими судами? Если девушка плывет к нам морем, то… Мы же не хотим, чтобы мадемуазель Ганна сошла с корабля одна-одинешенька среди чужих людей в незнакомой стране.
Олег Аркадьевич от всего сердца желал, чтобы она вообще не сходила на землю. В его ушах еще звучали прощальные слова отца: «Двадцать пять лет – возраст более, чем зрелый, чтобы бесцельно растрачивать время. Моряк из тебя никакой. Чиновник – еще хуже, так уж женись, что ли, чтобы выйти в отставку приличным человеком. Так как ни одна невеста столицы тебя не устраивает, я послал Константину Михалычу приглашение с просьбой отпустить его дочь погостить у нас. Постарайся, если сможешь, понравиться ей до того, как она поймет, что ты представляешь из себя в действительности». Олега Аркадьевича попросту бесила подобная несправедливость. Кто как не papa приставил его к этому ничтожеству маркизу де Треверсе после той злосчастной истории с плотником? Кто как не он требовал от сына изучать науки в то время как остальные его сверстники жуировали на балах и некоторые действительно смогли сделать себе блестящие партии. И наконец кто как не родной отец собственным геройством зачеркнул перед сыном всякую надежду сделать сколь было путную карьеру?
