Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 116
Ну а почему янки этого не делают в полном масштабе? Скорее всего, не по скудоумию, не по забвению Макнамары, а из-за того, что слишком большими лоббистскими возможностями обладают начальники пилотов, ректоры воздушных академий, специалисты авиационной медицины, разработчики аэропланов и пилотских шлемов…
Но я-то ведь не про янки! Они-то вон – по программе SeeMe – Space Enabled Effects for Military Engagements – предельно дешёвые за счёт массовости производства спутники тактической разведки разрабатывают, вполне в соответствии с духом Роберта Стрейнджа…
К оглавлению
Дмитрий Шабанов: Чудо самоотражения
Дмитрий Шабанов
Опубликовано 11 апреля 2012 года
Прошлая колонка была посвящена феномену самообмана. Почему же для многих из нас столь сложно понять действительные мотивы своих действий? Мы хронически недопонимаем самих себя как биологических существ, не видим врождённых компонентов в собственном поведении. Проблемы в восприятии своей биологичности проявляются даже в том, как воспринимаются мои колонки. Когда я рассказываю, к примеру, о необычном размножении пуштунских жаб, я не затрагиваю предубеждения, с которыми самоотождествляются читатели, и они верят прочитанному. Утверждения о том, как проявляет себя наша биологическая природа, воспринимаются не в пример тяжелее. Читатель КТ наверняка знает себя лучше, чем умник-биолог! Моё описание не соответствует тому образу себя, который есть у читателя. К чему приводит несоответствие этих двух описаний?
Если психические защиты, охраняющие взгляд на себя, останутся непоколеблены, текст, где о человеке пишут, как о сложном животном, будет просто отброшен, не заслужит внимания. Хуже, если какие-то из аргументов этого текста оказываются восприняты, но искажены защитными механизмами. Непросто бывает и тогда, когда восприятие моего текста («оскорбительно грубое биологизаторство» или что-то в этом роде) вступает в конфликт с имиджем источника, откуда он получен (например, «Компьютерры» как журнала для мыслящих людей). В таких случаях на поверхность вырывается более или менее интенсивная агрессия. Какая наглость: судить о человеке, венце творения, на основании представлений о каких-то дрозофилах, крысах и лягушках! Тот, кто это делает, наверняка стремится унизить человека, разрушить основы его морали. Обратите внимание: я не сказал, что с этими текстами нельзя спорить! Можно, но спор будет полезен, если оспариваться будут мои утверждения, а не страшные или оскорбительные мысли, пришедшие в голову возмущённому читателю по их поводу.
Представители естественных наук привыкли рассматривать интересующие их объекты, мало интересуясь тем, что те о себе думают. Действительно, большинство предметов их исследования не утруждает себя мыслями. Может, поэтому естественники часто пренебрегают моделями действительности и себя в ней, сконструированными объектами их внимания. Мало ли что они о себе понапридумывают?
Противоестественные (гуманитарные) «науки» (в русском языке – таки науки, зато в английском – совсем не science, что очень правильно) реализуют принципиально иной подход. Кажется, их представители действительно считают, что главное в человеке – то, что он сам о себе думает! Помню шок своей коллеги-биохимика, которая пообщалась со студентами магистратуры философского факультета (не скажу какого университета). Те, ничтоже сумняшеся, уверяли её, что телесную пищу вынуждены принимать лишь греховные люди. Есть, якобы, праведный способ действий, избавляющий от грубой привязки к материи. Придерживающиеся его люди не едят и не испражняются, но зато безгрешно существуют благодаря тонким энергиям. Бедных магистров этому учили в университете – понятно, что на гуманитарном факультете, а не на естественном!
Контакт естественников с такими гуманитариями (и контакт таких гуманитариев с естественниками) приводит к тому, что обе стороны шарахаются друг от друга, как от прокажённых, а потом рассказывают друг о друге анекдоты. В итоге результаты, полученные в одной системе взглядов, не могут быть интегрированы в другую.
Я не так давно начитался славословий в адрес Кена Уилбера (представление о них может дать та же Википедия). Почитал его тексты, в первую очередь «Краткую историю всего». Ой-ёй-ёй… Человек, безусловно, разумный. Изобретает какой-то свой вариант теории систем (вероятно, потому что толком не осведомлён о том, что уже сделано в этой области, от Людвига фон Берталанфи до, к примеру, Донеллы Медоуз). Отметает биологический взгляд на природу человека. Объясняя, почему это делает, демонстрирует глубокое непонимание эволюционной биологии. Умный, высокоморальный, заслуживающий уважения человек попал в ловушку собственной естественнонаучной малограмотности. Почему ему кажется, что естественных познаний, не дотягивающих до программных требований советской школы, достаточно для опровержения целых наук? Гуманитарий…
Тут можно вспомнить принцип, отражённый в анекдоте хрущёвских времён, эпохи насаждения кукурузы и борьбы с абстрактной живописью.
Разговаривают колхозник и художник. Колхозник говорит: «Ну вам-то, художникам, ещё повезло. В живописи-то хоть Никита Сергеевич разбирается. Но вот в сельском хозяйстве…»
Памятуя это, я недоверчиво отношусь к суждениям о живописи (в которых не силён), если вижу явные ошибки по сельхозчасти. А как хочется всё-таки найти грамотный источник, который вводил бы ключевые понятия гуманитариев в естественную картину мира! Пока я его не нашёл. Коли так, давайте я попробую объяснить здесь то, что смог понять на сегодня. Думаю, что обсуждение этих вещей полезно для того, чтобы научиться управлять самими собой.
Начну я с весьма общих и достаточно тривиальных суждений.
Организмы – это биологические системы, которые как единое целое выживают (или гибнут). Обычно они способны размножаться или, по крайней мере, способствовать выживанию своих родственников.
Характерные особенности организмов – результат их эволюционной оптимизации, повышающей их вклад в будущие поколения. Эволюция происходит в определённой среде, при характерном взаимодействии с ней: специфичном образе жизни. Соответствие организмов их способу взаимодействия со средой называется адаптациями (приспособлениями). Адаптации могут проявляться в строении организмов (их морфологии), в особенностях их внутренних процессов (их физиологии) и в изменениях их взаимодействия со средой (их поведении).
При анализе адаптаций легко убедиться в том, что морфологические, физиологические и поведенческие особенности работают в едином взаимообусловленном комплексе. Разделить их можно лишь достаточно условно. Подумайте, как переплетены морфология, физиология и поведение в движении, питании или сексе.
Важные отличия морфологии, физиологии и поведения заключаются в скорости их динамики и диапазоне их пластичности. Морфология изменяется в результате долгосрочных процессов (например, роста). Она достаточно консервативна, хоть и зависит от особенностей среды, в которых проходило развитие. Возможные физиологические состояния определяются морфологией, зато физиологические процессы перестраиваются в зависимости от ситуации намного быстрее. Спектр возможных форм поведения определяется морфологией и физиологией. Зато изменение поведения обеспечивает самую быструю подстройку под особенности текущей ситуации.
Поведение вначале обеспечивается системой простых рефлексов (сигнал – ответ), задаваемых самой конструкцией организма. Вначале они реализуются по отдельности. Не думаю, что можно говорить о психике, к примеру, какой-нибудь подвижной бактерии. Динамику её перемещения можно описать как набор отдельных рефлексов. Но по мере усложнения поведения организмов разные их поведенческие реакции начинают взаимодействовать друг с другом, формируют взаимообусловленную систему. Вот её-то и можно назвать психикой.
Конечно, чуть ли не самое большее внимание уделялось сравнению психики людей и наших ближайших родственников – шимпанзе. Пожалуйста, не говорите, что мы – люди, а они – всего лишь животные и сравнивать нас невозможно. И мы – животные, и они вместе с нами принадлежат к семейству Hominidae – Люди. Мы действительно очень близкие родственники. И отличия наших психик – это в основном количественные отличия.
Наш интеллект сильнее не потому, что в нем задействованы механизмы, принципиально отсутствующие у шимпанзе. У нас больше оперативная память: способность оперировать несколькими предметами, держать в памяти несколько величин (подробнее – у Александра Маркова здесь). Хотя шимпанзе и можно обучить языку, у большинства из нас система символов богаче, а синтаксис — сложнее. Зато способности шимпанзе превосходят способности павианов, у тех, в свою очередь, они выше, чем у каких-нибудь древесных мартышек, те превосходят по интересующим нас количественным параметрам психики лемуров, те – кого-то ещё, и так далее вплоть до чрезвычайно примитивных существ.
