Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 188
ABBYY, как известно, избежав жуткого штрафа в четверть миллиарда долларов, который, что-то мне подсказывает, обладал потенциалом разорить российскую компанию, тем не менее понёс судебные издержки в размере $10 млн. Сумма, безусловно, несопоставимая, однако же весомая.
Причина столь затратных издержек — в своеобразии американской судебной практики, в которой нет прецедентов переноса издержек ответчика на истца в случае неблагоприятного решения суда для последнего. Значение этого фантастического выверта сложно переоценить, ибо он создаёт предпосылки для чисто технического уничтожения оппонентов, чьи финансовые возможности ограничены.
Иными словами: у кого больше денег, у того и больше шансов на выживание. Что мешает Nuance подавать иски до посинения, всякий раз проигрывая дело в суде, однако же заставляя ответчика (в данном случае ABBYY) отстегивать на юристов миллионы долларов? Ничто не мешает, учитывая и собственные финансовые возможности этой пираньи, и её государственные связи.
Впрочем, всё это, как я в самом начале и сказал, лишь частности и нюансы. Главное заключено в следующем. В Соединённых Штатах создана совершенно уникальная система юридического рэкета, назначение которого (помимо очевидного создания кормушки для гигантской армии целого паразитического сословия) — сформировать невыносимые (как минимум неравные) условия ведения деловой активности для конкурентов, не интегрированных в систему.
Вопрос интеграции, кстати, вовсе не означает территориальной принадлежности: легко могу себе представить «дружественный» польский, британский, румынский, итальянский, испанский бизнес, который пользуется в США множеством карт-бланшей и привилегий. В меньшей степени могу себе представить безоблачное существование в Америке японской компании. (Вспомните перманентные и, видимо, уже не могущие прекратиться измывательства над Toyota!) В ещё меньше степени — компанию из Китая. Совсем не могу представить себе равноправное существование в США российского бизнеса.
Тем не менее ABBYY с оптимизмом смотрит в будущее. Гендиректор компании Сергей Андреев высоко оценивает важность присутствия ABBYY на рынке США («Если компании закрыта дорога на США, то с ней не будет кооперироваться ни одна организация, ведущая бизнес в масштабах мира. И российская компания обречена на работу на маленьких локальных рынках в сотрудничестве с маленькими локальными игроками»), однако, на мой взгляд, недостаточно серьезно учитывает риски.
Риски же эти таковы, что никакой нормальной и спокойной жизни у ABBYY в Америке нет и не предвидится, а дамоклов меч судебных издевательств будет нависать постоянно. К великому сожалению, никаких реально действенных средств для эффективного противостояния нет, оттого Сергею Андрееву остается выбирать благородную, но — увы! — бесперспективную тактику: на вопрос «Будет ли ABBYY подавать встречный иск?» генеральный директор ответил: «Мы предпочитаем тратить нашу жизнь на разработку новых замечательных продуктов, а не на суды».
Собственно говоря, именно объективная невозможность противостоять американскому бизнесу в рамках его собственного юридического рэкета и предопределяет мой скепсис в отношении перспектив развития в США любого не интегрированного в местный истеблишмент иноземного бизнеса. Впрочем, два вероятных сценария я все-таки вижу.
Сценарий первый, как ни цинично это звучит, заключается в добровольной интеграции в тот самый истеблишмент на максимально выгодных условиях. Да-да, речь о том самом мерзком «близком партнерстве», которое предложил ABBYY в своё время Nuance. Другое дело, что объединение со своим прямым конкурентом — не лучший вариант. Гораздо перспективнее найти себе другого союзника — кого-нибудь с большим зубом на Nuance, однако непременно обладающим не меньшими влиянием, связями и финансовой независимостью.
Сценарий второй, хоть и самый эффективный, однако в реальных обстоятельствах совсем утопический: российские власти вспомнят, наконец, о своих прямых обязанностях и начнут реально защищать интересы национального бизнеса. Потенциальных рычагов у них для этого, можете не сомневаться, множество, хотя все они, разумеется, сводятся к асимметричным мерам противодействия.
Можно создать такие уникальные условия для ведения бизнеса американских компаний в России (а их тут — как тараканов, причем в самых хлебных — сырьевых! — областях), что уже через неделю руководство Nuance вызовут на ковер к хозяевам в округе Колумбия и за пять минут на пальцах объяснят, как недальновидно обижать маленькие русские софтверные компании, потому как 10 миллионов долларов потерь ABBYY в США асимметрично отливаются 10 миллиардами долларов потерь в России для какой-нибудь Alcoa или ExxonMobil!
Ах, мечты, мечты!
К оглавлению
Для чего нужны гранты
Дмитрий Вибе
Опубликовано 27 августа 2013
Приближается дата, важная для российского научного мироощущения, — дата подачи заявок на гранты РФФИ. Не на все, конечно: есть много грантов, заявки на которые принимаются к другим датам или в течение всего года. Но сейчас идёт кампания по подготовке заявок на самые главные, гранты класса «А», — конкурс инициативных научных проектов. Наступило время стряхнуть с сандалий песок пляжей Маврикия или смыть огородную пыль со старых и потому переведённых в статус рабочих ботинок и задуматься о том, чему посвятить очередные два–три года научной деятельности.
В заявке на грант нужно сформулировать некоторое более или менее завершённое предложение по исследованию чего-нибудь, дать научное обоснование проблемы, доказать её актуальность и подтвердить способность коллектива справиться с решением этой проблемы. Точные формулировки в разных конкурсах, фондах, странах различаются, но смысл их везде один и тот же. Выиграв конкурс, получаешь деньги, проводишь исследование, отчитываешься научным отчётом, статьями, иногда и другими формальными показателями (количество защит, использование в педагогической деятельности и пр.).
Общепризнанная выгода конкурсного финансирования для учёных состоит в том, что деньги получает непосредственно руководитель проекта. То есть не на руки наличными получает, конечно (впрочем, в лихие девяностые и такое бывало — эх, было времечко!); деньги приходят на счёт организации — например, института. Небольшую часть институт забирает себе за обеспечение условий для работы по проекту, но остальным распоряжается руководитель. Иногда свободно, иногда не очень — но только руководитель. Я понимаю, что многие могут привести примеры того, как это преимущество с лёгкостью обходится, но давайте будем считать, что веду репортаж из идеального мира, в котором сладкие пряники получают только те, кто хорошо работает. При этом важно, что сильная научная группа не кормит слабые группы из того же института.
Выгода конкурсного финансирования для науки (идеального мира) состоит в том, что тематику финансируемых исследований выбирает само научное сообщество в лице выдвинутых из его состава экспертов. В результате от поддержки отсекаются неинтересные, неактуальные, а иногда и откровенно вздорные проекты, которые способны одним своим существованием дискредитировать науку. Понятно, что их авторы всегда могут найти финансирование вне науки, но это уже проблемы тех, кто решится дать денег на сомнительные исследования. В конце концов, бессмысленно ставить задачу о полном искоренении вздорных и лженаучных проектов; важно, чтобы они имели соответствующую репутацию.
Вследствие этих очевидных преимуществ в последнее время довольно часто высказывается мысль о том, что доля конкурсного финансирования в науке должна становиться всё выше. По идее, это справедливо — по крайней мере тактически. Но такой путь, возможно, не вполне оправдан со стратегической точки зрения. Вот какие сомнения терзают меня в период подготовки очередной заявки: так ли уж однозначна выгода квантования исследований для науки? Как мне недавно сказали, вопросом «Какого лешего я всё это делаю?» не задаются только люди, ремонтирующие канализацию. Я не говорю, конечно, о фундаментальных вопросах типа «В чём смысл жизни?», но какую-то сверхзадачу в голове желательно представлять.
У меня во время досужих размышлений возник образ современного астрономического сообщества как своеобразного коллективного Гершеля. Одним из достижений великого учёного было исследование структуры Галактики методом «черпков»: Гершель подсчитал количество звёзд на нескольких тысячах площадок, систематически расположенных в обоих полушариях неба, и благодаря этому полностью восстановил их распределение. Мы теперь, по сути, занимаемся тем же самым, только черпки стали более трудоёмкими, и потому выполнять их вынужден не один человек, а группа. Цель конкурсного финансирования — сделать группу максимально независимой, в том числе и в выборе направления для исследований. Не добавляет ли это некоторого хаоса в построение мозаики мироздания? Если бы Гершель выбирал площадки-черпки несистематически, получить полную картину ему было бы сложнее. А представьте ещё в дополнение к этому, что деньги ему выделялись бы не на все черпки.
