Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 133
В целом история Весты выглядит следующим образом. Она образовалась в первые миллионы лет существования Солнечной системы и провела молодость в расплавленном состоянии за счёт распада радиоактивных алюминия и железа. В период существования «океана магмы» произошло разделение астероида на каменную оболочку и железное ядро. Затем Веста остыла и провела остаток жизни в спокойствии, которое дважды прерывалось сильнейшими столкновениями. Они заметно изменили форму астероида, но не смогли его разрушить. По всей видимости, судьба других дифференцированных протопланет оказалась не столь счастливой, поэтому до наших дней сохранилась лишь одна из них.
Когда читаешь статьи с описанием результатов изучения Весты, возникает впечатление, что ничего особо нового мы при помощи аппарата Dawn не узнали. Подтверждён размер, подтверждено наличие кратера, подтверждён минеральный состав... Спрашивается, стоило ли туда лететь? Но тут важно помнить, что Веста — лишь первая часть экспедиции. Участники проекта сравнивают её с Розеттским камнем. Знания о свойствах этого астероида даны нам на двух языках: на языке фотографий и спектров и на языке непосредственного изучения вещества, бывшего некогда частью Весты. Следующая цель Dawn — Церера, и там возможности для такого сопоставления уже не будет. Про Цереру мы почти всё будем узнавать в первый раз.
К оглавлению
Василий Щепетнёв: Взвешиватель сути
Василий Щепетнев
Опубликовано 07 августа 2012 года
Если бы голубоглазый демон вдруг взял да и предложил мне: «Выбирай! Хочешь — станешь олимпийским чемпионом, хочешь – нобелевским лауреатом. Если в этой жизни не складывается, биография не позволяет – организуем в параллельной. Всё честь по чести, без примечаний невидимым шрифтом», — я бы долго не раздумывал. В силу равноудалённости от обеих наград я, смею думать, человек беспристрастный. Изведал цену многому. И потому сразу же, без трёх минут на раздумья и совет с женой, выбрал бы олимпийское золото.
Отчего ж так? По деньгам, будем считать, награды равны, да и что деньги, стыдно даже упоминать про деньги. Любой чиновник чуть выше среднего за год собирает больше (я написал «собирает» и прошу обойтись без расширительных толкований). По славе равнять тоже смысла нет. Кто из мужчин стал олимпийским чемпионом Пекинской олимпиады в беге на три тысячи метров с препятствиями (именно эту медаль я бы выбрал у демона)?
А кто стал нобелевским лауреатом по литературе две тысячи восьмого года? Напомню: Бримин Кипрон Кипруто и Жан-Мари Гюстав Леклезио. А теперь честно, без подглядывания в электронных справочниках, ответьте: кто бегун, а кто писатель? И если о бегуне провинциалу позволительно и не знать, на стадионах Великой Гвазды он появляется редко, до сегодняшнего дня и вовсе ни разу, то вот писателя мы, люди самые когда-то читающие, до сих пор вспоминающие о великой роли, предуготовленной русской интеллигенции в мировой битве Добра и Зла (я – обычно после пятой рюмки, правда, последние годы ограничиваюсь тремя, и то с поводами туго), должны знать если не в лицо, то по книгам. У кого что на полках есть? Нобелевского лауреата по литературе? Две тысячи восьмого года? Только правду, одну правду!
То-то.
То есть обольщаться насчет значимости, ценности для потомков и прочую мраморную слизь не буду.
Почему же тогда олимпийская медаль?
А потому, что на виду у всех получена. И правила, как её получить, ясны и понятны. По крайней мере, теоретически. Пробежал быстрее всех – чемпион. Прыгнул выше всех – чемпион. Одолел всех на ринге – чемпион. Всё наглядно, всё неоспоримо. Правда, в век всеобщего соблюдения права троллей на кормление непременно найдутся сторонники того, что медаль неправильная: одного соперника-де дисквалифицировали, другой просто заболел, а у судьи секундомер подкупленный, но троллей я вынесу за скобки. О них в другой раз: теперь, после Норвегии, я по троллям специалист и хочу поведать о них нечто нетривиальное. Но потом.
А вот лауреат в области литературы… Тут убедить человека, что премия вручена достойнейшему, куда сложнее. Думаю, даже невозможно в принципе. Разве что прямо сказать, что Нобелевская премия есть не оценка достижения, а просто подарок: кого люблю, тому дарю. Действительно, разве Алданов, Набоков или Толстой (хотите – Лев Николаевич, хотите – Алексей Николаевич) уступают в литературном отношении, к примеру, Бунину или Солженицыну? Специально беру писателей, которых можно читать без перевода.
А физика, химия... Где уж понять, кто есть кто? Добро ещё, если исследование нашло прикладное применение, как пенициллин, а если речь идёт о теории рулеточной вселенной? О признании обвиняемого, как царицы доказательств? За признание не Нобелевскую премию давали, но тоже изрядно. Не буду касаться того, что формула известна давно, а Вышинский ею лишь руководствовался, и то на практике, в теории же отрицал. Важнее другое: почему «признание» – королева? «Признание» – слово среднего рода!
И потому сетовать на то, что футбол собирает большую телеаудиторию, нежели школьные олимпиады по математике, вряд ли уместно. Обывателю достаточно просто сообразить, кто лучше играет в футбол. Кто больше голов забил, тот и лучше. А с математикой иначе. И понятно, почему такой нелюбовью пользуется счет «ноль-ноль». Действительно, определи, кто лучше!
А очень хочется определять. Подсчитывать. Взвешивать. Первые полетели в космос – молодцы! Наш сорок витков вокруг планеты совершил, американец двадцать пять – наш лучше. Американцы до Луны долетели и вернулись, а мы… Да, это уже не то…
С тех пор, как сравнивать в космосе нам стало нечего, интерес к пилотируемой космонавтике резко упал. Ну, летают, кружатся десятилетиями, а толку? Чем-то это даже стало напоминать мавзолей Ленина: мол, великий эксперимент идёт, очень великий, но никто не говорит, в чём смысл эксперимента.
А ведь от сравнений нас, похоже, действительно потихоньку отучают. Мол, не победа главное, а участие, мы хороши тем, что мы такие, и нечего лезть вперёд, толкаться, давайте отойдём на обочину и полюбуемся цветочками. Не нужно сравнивать пенсии в евро, а пособия в долларах. Мы – другие.
Но вряд ли так уж другие. И на обочине ничего хорошего нас не ждёт. Во-первых, наши обочины не цветочками усеяны, а больше всякой дрянью – банками, бутылками, пакетами. А во-вторых, согласишься на обочину – столкнут куда-нибудь в канаву.
На летней Олимпиаде 1988 года Советский Союз в последний раз победил в медальном зачёте. В девяносто втором году сборная СНГ победила в медальном зачёте в первый и последний раз. Девяносто шестой год — у России второе место. Двухтысячный – опять второе. Четвёртый и восьмой годы – третье. После двенадцатого, думаю, считать перестанут. Мол, не в бенчмарках дело, главное стабильность и порядок, вот лет через двадцать возродимся...
Привычка при виде проблескового маячка жаться к обочине и чуть что прыгать в канаву легко становится доминирующей. Если четверть века назад заявление, что в рейтинге образования Россия не первая, а третья или даже четвёртая страна в мире, было чревато неприятностями, а люди простые могли просто ударить, а уж оскорбить словом обязательно, то теперь скажи, что мы по уровню образования на сорок восьмом месте в Европе, в ответ услышишь «Абхазию посчитали?», и только.
Сам факт деградации удивления не вызывает. Деградирующему кажется, что у него-то как раз полный порядок, это все остальные ума лишились. И ему, бедному, вредят. То соли переложат в суп, то очки спрячут, и это при том, что человек живёт в отдельной квартире один-одинёшенек. Бывает всякое. В Риме двенадцать цезарей один другого выразительнее способствовали превращению былой империи в энергетическую державу. Я тут начал было считать цезарей новых, начиная с Николая Второго. Именно с него, мне кажется, начался распад третьей Римской империи. Начал и… А посчитайте сами — и поймёте мои чувства. Единственное, что даёт лучик на отсрочку, – Маленкова считать, нет?
И потому ну их, цезарей. Цезарю цезарево, а у меня проблема своя.
Утилитарная. Компьютерная.
Тут мы тоже прежде считали усердно и трепетно. Мегабайты и мегагерцы. Двести восемьдесят шестой, триста восемьдесят шестой… Поменяв процессор, нарастив память, запускали SiSoftware Sandra и любовались. Всё было наглядно: у меня «Пень», и я царь горы, у тебя трёшка, да ещё SX, и потому пойди, поиграй в тетрис, среди серьёзных людей тебе не место. А сейчас… Разве что числом ядер меряться? При этом мощность компьютера отнюдь не велика, просто желания подуменьшились. Очень может быть, как и с космическими исследованиями, – нарочно.
Чего сегодня можно желать от компьютера? Хорошей работы и хорошего отдыха. Чаще даже наоборот. А какой нынче отдых? Поболтать, в стрелялку погамиться, киношку трёхмерную посмотреть. Работать мне комфортнее всего на ноутбуке, который купил то ли четыре, то ли пять лет назад. Или шесть.
