Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 161
В России большинство игроков венчурного рынка просто не успело ещё «наступить на грабли». Потому–то и происходят поистине «волшебные» сделки. Увы, о наличии хоть сколько-нибудь устоявшегося механизма инвестирования говорить преждевременно…
Пока частные венчурные инвесторы делают первые шаги и ведут «разведку обстановки», государство пытается определить правила игры и превратить венчурное инвестирование в институт. Это хорошо. Да, в стране работает уже много негосударственных фондов (что абсолютно правильно и разумно). Но и управленцы таких фондов ещё не успели «понюхать пороху». В итоге до идеальной работы системы, когда на входе мы будем видеть проекты на уровне идеей, а на выходе — работающие бизнесы с высокой капитализацией, ещё очень далеко. Согласен, есть точечные примеры и истории успеха. Но в общем и целом механизм инвестиций в инновации работает в России с ощутимым скрежетом.
То же самое касается и притока в Россию венчурных инвестиций из-за рубежа. Сделки с иностранным фондами private equity в России заключаются уже давно. Вспомним хотя бы Russia Partners и Baring Vostok — эти фонды инвестировали в привлекательные активы на поздних стадиях ещё в 90-х. Но если говорить о высокорисковых сделках, то… Ожидать, что кто-то из иностранных компаний будет вкладываться в российские венчурные бизнесы на ранних стадиях, пока явно не следует.
Другая история — это американские компании, у которых есть R&D-подразделения в России. Здесь я не вижу причин, препятствующих росту инвестиций из-за рубежа в подобные исследовательские проекты. Это процесс уже развивается довольно активно: есть множество компаний с «головой» и маркетингом в США и с отделом разработки — в России.
Хорошо, что в Россию хотя бы в таком виде приходит зарубежный капитал. В конце концов, это чаще всего более «умные» деньги, чем те, которые могли бы предоставить исследовательским коллективам российские венчурные инвесторы.
Как бы то ни было, говоря о венчурном рынке, мы должны помнить: основная задача инвестора — впоследствии продать подопечную компанию. Но ввиду того, что в России exit — не очень-то распространённая практика, вполне логично предположить, что именно деньги западных инвесторов открывают российским компаниям двери для выхода на глобальный рынок.
Замечу, что проблема России с точки зрения любого венчурного инвестора во многом состоит ещё и в том, что основатели стартапов ориентированы в основном на то, чтобы создать компанию по модели «империи» и «править ею» (работать в ней) всю оставшуюся жизнь. А это порождает очевидный когнитивный диссонанс с тем, чего хочет инвестор. Ведь ему-то требуется в нужный момент максимально выгодно продать проинвестированный бизнес.
Глобальные амбиции в венчуре не всегда гарантия успеха
И ладно бы главы инновационных компаний были нацелены на IPO… Но в России куда больше любят MBO (Management Buy-out, внутренний управленческий выкуп). А это, по сути, покупка бизнеса своим же менеджментом, чаще всего совместно с кем-то из внешних покупателей. Я не считаю такую модель успешным выходом инвестора из проекта. Скорее, речь идёт об одном из способов «слить» неудачную компанию… Ведь успешная компания — та, продать которую можно целиком.
Желание «не продаваться» — во многом проблема излишней амбициозности российских стартаперов. И, конечно же, вопрос ментальности. А поменять менталитет во всей стране не в силах инвесторов. После того как десятилетиями было принято утверждать, что «спекуляция — это плохо» и что надо «двигать страну вперёд, а не пытаться зарабатывать», чего мы хотим? Понятно ведь, как выглядит в глазах «антикапиталистических» людей венчурный бизнес (да и любой другой), который предполагает, что инвестор покупает компанию подешевле, чтобы потом продать подороже. В рамках всё ещё весьма живучих представлений о добре и зле это же классическая спекуляция!
Вот и получается, что для огромного количества граждан страны спекулировать джинсами и спекулировать компаниями — одно и то же. А в таких условиях говорить о скором формировании венчурного мышления не приходится…
К оглавлению
Технологическая революция оставит миллионы людей без работы?
Денис Викторов
Опубликовано 18 февраля 2013
TechCrunch Джон Эванс, известный журналист, писатель и специалист в сфере программного обеспечения. Самого Эванса мы вряд ли увидим в очереди на биржу труда. Слишком уж завидный у него набор компетенций. Хочешь — статейки пописывай, хочешь — мобильные приложения разрабатывай. На хлеб с маслом точно хватит. А вот всем остальным пора задуматься над тем, что будет завтра. И это проблема не только для трудолюбивых людей, которым в силу тех или иных причин не удалось получить хорошее образование. Это проблема и для обладателей дипломов лучших вузов, и для политиков. «Готовьтесь остаться без работы!» — пугает в своей колонке на
До сих пор предполагалось, что очередная технологическая революция, свидетелями которой мы стали, влечёт за собой одни лишь преимущества. А скептиков и пессимистов, как правило, сразу же затыкали, объявляя врагами прогресса. Напрасно. Революция — это всегда социальная драма. По крайней мере об этом свидетельствует весь предшествующий опыт человечества. Вопрос в том, можно ли этой драмой управлять, минимизировав негативные социальные последствия.
Что случилось? Пока ничего страшного. Разве что… формирование экономики, основанной на принципиально новом технологическом укладе, уже начинает конфликтовать с ситуацией на рынке труда, не поспевающем за слишком быстрыми изменениями.
В «Маёвке революционного пролетариата» (1913) Ленин писал: «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для неё требуется ещё, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как преждеё. Так вот, всё очень похоже. Низы не хотят, чтобы вместе с развитием новых технологий их благосостояние падало. А верхи резко меняют способы менеджмента и ведения дел, поскольку точно так же стремятся воспользоваться всеми выгодами хайтека. Вот вам и революционная ситуация.
Капиталисты, кстати, почувствовали неладное и уже пытаются что-то предпринять. Ну, если не «капиталисты» в буквальном смысле, то люди, сидящие на Капитолийском холме и в Белом доме, — уж точно.
В нескольких предыдущих колонках («Система образования США отстала от потребностей новой экономики. Обама объявил «редизайн» и «Пылесос для стартапов, или Как бы не сдуло всех инноваторов из России — в США») я пытался привлечь внимание читателя к этой теме. Ведь если разобраться, и «новая иммиграционная политика» Обамы, и недавнее послание Конгрессу — на самом деле фрагменты из одной и той же пьесы.
США первыми влетели в «инновационную ловушку». С одной стороны, новой экономике не хватает квалифицированных людей. Поэтому американцы включают «пылесос», призванный бросить в топку высокотехнологичного бизнеса лучшие кадры со всего мира (именно в этом состоит главная цель облегчения визового режима для стартаперов, инвесторов, исследователей и иностранцев, заканчивающих американские вузы по приоритетным специальностям). С другой стороны, не обойтись без реформы образования (то есть всей той инфраструктуры, которая и отвечает за производство человеческого капитала). А что ещё делать, если в США одиннадцать миллионов нелегальных мигрантов, представляющих собой хотя и дешёвую, но неквалифицированную рабочую силу? Нужно приглашать в страну и оставлять тех, кто нужен. И железным занавесом оградиться от всех остальных. По оценкам, только в течение ближайшего десятилетия в Америке появится 17 миллионов новых рабочих мест, которые нужно будет закрыть кадрами экстракласса (и уж точно не нелегалами). А где же их столько взять, если американский президент открыто признаётся, что качество подготовки во многих колледжах США не лучше, чем в средних школах Германии? Наконец, 29 миллионов рабочих мест в США требуют переподготовки сотрудников уже сегодня. Иными словами, нынешние кадровые американские проблемы, вызванные технологической гонкой, уже «весят» более 50 миллионов, если считать «в человеках». И это только начало.
Крис Диксон, выходец из eBay, а ныне генеральный партнёр венчурного фонда Andreessen Horowitz, уверен, что любая технологическая революция проходит две фазы: за первичной «инсталляцией» неизбежно следует «развёртывание». И переключение, по мнению Диксона, уже произошло. Пока мы имеем дело с цветочками, но скоро пойдут и ягодки. О том же пишет и Пол Кругман, колумнист «Нью-Йорк Таймс», привлекающий внимание к нарастающей диспропорции между доходами корпораций и зарплатами работников. В условиях экономического кризиса рыночный «пирог» может показывать даже рост (благодаря применению инновационных технологий), однако происходит это всё чаще за счет оплаты труда.
