Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 106
А вот — мир 2012 года. Взгляните на ленты экономических новостей. Мир лихорадят долги. Рекордно возросший долг США. Долги европейских стран. Даже кредиты, раздаваемые в Китае. Попавшие в прессу черновики доклада Международного валютного фонда рисуют довольно мрачную картину. Прогнозируется, что в целом валовой внутренний продукт еврозоны уменьшится в этом году на 0,5 процента. Хуже всего придётся наследникам славных римлян, избравших себе богатенького начальника, простодушно надеясь, что уж он-то воровать не будет: экономика Италии сократится на 2,2 процента... Народное хозяйство Испании, некогда правившей изобильной драгметаллами империей, над которой не заходило солнце, просядет на 1,7 процента. Что будет с греками, не знает никто. Сообщается лишь, что власти Эллады надавили на частных кредиторов, вынудив их отказаться от половины долга.
Впрочем, китайская экономика продолжит расти, хотя и чуть медленнее прежнего, увеличиваясь, согласно прогнозам, не на 9 процентов в год, а на 8,2 процента. И Америка, пусть и с рекордным долгом, но прирастёт на 1,8 процента. Именно эти страны будут глобальными источниками роста. Но — напряжённость в мировой экономике весьма высока. Не зря же МВФ пытается собрать в свои активы ещё шесть сотен гигадолларов. И Европейский Центральный Банк либерально уполовинивает для кредитных учреждений Еврозоны требования к обязательным резервам, высвобождая им активы, но снижая надёжность... А ещё — так называемые трёхлетние аукционы ЕЦБ. На первом, прошедшем 21 декабря, европейские банки получили 489 миллиардов евро. На втором, намеченном на 29 февраля, ожидается раздача более чем полутриллиона европейских монет. Итак — триллион евро вбрасывается в экономику Европы, чтобы сгладить последствия экономических кризисов. А о чём это говорит?
На самой поверхности лежит интерес финансистов к надуванию финансовых пузырей. Больше денег движется — лучше отчётные (краткосрочные) результаты, выше зарплаты и бонусы... Но под этим лежит куда более серьёзный корыстный слой, охватывающий миллионы и миллионы «простых людей».
Каждый легко посмотрит, какие в Европе зарплаты и социальные гарантии. Вполне приличные, да? Так, а что производит та же Италия? Ну, сыры. Сумочки там, которые всё же неясно где шьются. Испания — хамон, риоху, оливки... В постиндустриальном информационном обществе! Нет, есть, конечно, гигантские автомобильные комплексы Турина и Барселоны. Но какова в их продукции доля узлов и агрегатов, производимых в Юго-Восточной Азии? Точно не сказать, но явно она очень высока. Слишком уж дорога рабочая сила в Европе!
И вот тут-то мы приходим к ответу на вопрос: почему так огромны долги Европы? А ответ-то прост. Правительства накручивают долговой ком, стремясь избежать появления «лишних людей». И безработные эмигранты — только часть проблемы. Зарплаты простых тружеников в Европе намного выше, чем выплачиваемые за такой же труд в Азии. Их труд убыточен, но оставить их без работы нельзя. Отсюда масштабы госсектора. Отсюда всякие формально негосударственные, но возможные лишь при нерыночном субсидировании проекты, вроде ветродвигателей и субсидий на производимую этими ревущими чудовищами энергию. И отсюда — наращивание долгов государствами Еврозоны.
В меньших (меньших — в доле к ВВП) размерах это явление наблюдается и в США. И даже в Китае. В кризисном 2009 году там было выдано, по данным профессора А.А. Маслова, полтора триллиона долларов кредита. В 2010 году — триллион двести миллиардов... Да, там осуществляются гигантские инфраструктурные проекты — строятся целые города, ведутся хайвеи и трассы скоростных поездов. Но насколько эти вложения будут оправданы? Дело в том, что в Китае наметилось одно очень забавное явление. 17 января 2012 года Государственное статистическое управление КНР объявило, что количество горожан в Поднебесной увеличилось в 2011 году на 21 миллион человек, составив 690,56 миллиона. Это 51,27 процента всего китайского населения. Число деревенских жителей, напротив, сократилось на 14,56 миллиона до 656,56 миллиона человек. То есть: резервуар модернизации, индустриализации крупнейшей страны мира хоть ещё и далеко не исчерпан, но уже весьма обозрим.
А есть ещё интересные эффекты. Китайские барышни, покинувшие в 2009 году переживающие кризис экспортные отрасли промышленности, в том числе и электронной, отнюдь не склонны к возвращению при оживлении конъюнктуры. Дело в том, что в Поднебесной — дефицит невест и избыток трудолюбивых женихов. Так что наметился дефицит рабочей силы. Теперь сборщиц наверняка заменят автоматами. (На рубеже веков визитёров из бумажной «Компьютерры» во всех китаях поражало то, что сборщицы делают ту работу, что в Бердске испокон веку ладил сборочный автомат...) И это будет означать появление ещё одной категории «лишних людей», наряду с обтёсывателями каменных топоров и кочегарами паровозов. Но теперь процессы идут, по мере приближения к сингулярности, гиперболически. Очень шустро, с малым характерным временем.
Ну, грустить о крахе глобальной экономики не стоит. Давайте посмотрим на позитив. Вон Intel завершила финансовый год с рекордным результатом, подняв выручку на четверть, до 54 гигабаксов. У Microsoft доходы бьют рекорды. Годовая выручка Google выросла тоже на четверть (мода что ли нынче такая), составив 38 миллиардов долларов. Ну а eBay, дающий возможность покупать рубахи, портки и коробочки для хард-диска без общения с жадными местными торговцами, увеличил квартальную прибыль аж в три с половиной раза. И это — деньги, честно заработанные. На продуктах и сервисах, которых не было от века. На продуктах и сервисах, которые реально нужны людям.
Рецепт, как не попасть в «лишние», прост: больше знать. Лучше перерабатывать информацию. Человек же не самая сильная и не самая быстрая зверюшка на планете, но самая умная...
К оглавлению
Дмитрий Шабанов: Три синтеза в эволюционной биологии
Дмитрий Шабанов
Опубликовано 31 января 2012 года
Счастливы те, кто развивает науку в годы, когда она не завершена, но когда в ней уже назрел решительный поворот. Андре Мари Ампер
Я давно хотел обсудить в колонках интересные для меня проблемы эволюционной биологии, да всё откладывал. Колонки в «Компьютерре» ориентированы на разумного и внимательного читателя, способного хотя бы прочитать и понять непростой текст, но не на специалиста-биолога. А в эволюционной биологии сложилась странная ситуация: проблемы, обсуждаемые широкой публикой, разительно отличаются от того, что обсуждают специалисты.
С неспециалистами раз за разом всплывают одни и те же тёртые-перетёртые темы. Является ли человек результатом эволюции, опровергает ли эволюцию интеллектуальный мухлёж «научных» креационистов, разделяет ли человека и других обезьян непреодолимый разрыв, могла ли жизнь возникнуть естественным путём и т.д. В своей колонке я тоже вносил лепту в обсуждение этих «внешних» тем. Но есть и «внутренние» темы для споров; они не менее остры, но намного более интересны, поскольку связаны с получением нового понимания, а не растолковыванием уже имеющегося знания. Как соотносятся групповой, индивидуальный отбор и отбор на уровне генов? Существуют ли специфические механизмы макроэволюции? Можно ли исчерпывающе объяснить эволюцию на уровне отбора аллелей? Новые признаки возникают вследствие мутационной изменчивости или их создаёт естественный отбор?
Одна из опасностей, связанных с обсуждением подобных проблем, заключается в том, что добрые люди со стороны ищут в таких дискуссиях способы скомпрометировать эволюционную биологию как таковую. Стоит кому-то из современных эволюционистов обратить внимание на изменение взглядов со времен Дарвина, как креационисты будут его цитировать, подпирая тезисы «Дарвин опровергнут» и «эволюции не было». Мешает нормальному обсуждению вопросов теории эволюции и догматизм некоторых биологов. В начале 2009 года проводили у нас открытый семинар, посвящённый 150-летию «Происхождения видов». Было два доклада. Мой коллега – трепетный сторонник синтетической теории эволюции (СТЭ), а я критиковал эту теорию за ограниченность. Наш спор касался вопросов, не стоявших в науке XIX века; без знакомства с новыми идеями Дарвин бы его вообще не понял. Это не помешало коллеге утверждать, что раз я не согласен с его точкой зрения, значит, я «объективно против Дарвина». Со временем я узнал, что кто-то из недалёких студентов поверил: раз я спорю со СТЭ, значит, отрицаю эволюцию как таковую...
И всё-таки я рискну, но начну с дисклаймера:
эволюционная биология не эквивалентна теории Дарвина; в ней немало иных теорий;
оснований оспаривать факт эволюции у современной науки нет, но механизмы эволюции изучены не до конца;
