Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 156
К оглавлению
Колумнисты
Василий Щепетнёв: Извилина 1861
Василий Щепетнев
Опубликовано 14 января 2013 года
Ещё из школьного учебника анатомии и физиологии человека запомнилась мне картинка, на которой были представлены зоны мозга. Наглядно изображалось, какая извилина за что отвечает. Позднее, в мединституте, стало понятно, что структуры мозга и более сложные, и менее определённые. Последнее заключается и в том, что действует мозг слаженно: так, центр Брока, отвечающий за воспроизведение речи, постоянно консультируется с областью Вернике, отвечающей за содержание речи. Не у всех, не у всех, но частенько.
Потому иные речи и слушать приятно. Это, как вы понимаете, упрощённое представление о высшей нервной деятельности, но для школьника или студента провинциального вуза подходит идеально. Смелые мысли так и кипели в голове: что, если найти способ воздействовать на центр меткости (предварительно найдя его)? Тогда можно будет готовить снайперов для нашей армии с огромной экономией, нечувствительно: надел на голову особый шлем, посидел полчасика — и попадаешь в муху за сто шагов, из знакомых пистолетов, разумеется.
Или подобным же образом развивать способности ораторского мастерства: два-три сеанса, и я — Цицерон. Или Демосфен. Перед ответственной речью надел шлем, включил, выждал положенное время — и толпа твоя. Разъясняй ей, что от повышения цен она крупно выигрывает, — всё примут с благодарностью. А если нащупать шахматную зону, то запросто можно стать чемпионом мира.
И наоборот: воздействуя на зону обжорства, можно похудеть безо всякой диеты или тренажёров, а подавляя зону лени, Обломова легко превратить в Штольца. Эх, мечтал я, кабы сделать подобный шлем! Какая была бы польза для народного хозяйства (учился я в шестидесятые и семидесятые годы прошлого века, и думать государственными категориями в те времена странностью не считалось)!
Череп дырявить не стоит, влиять на мозг нужно через кость. То ли с помощью низкочастотного электромагнитного облучения, то ли, напротив, высокочастотного, а может быть, пригодятся и гамма-лучи. Или простые магнитики. Или камни драгоценные, кристаллические решётки которых обладают не вполне выясненными свойствами. Недаром вокруг царских корон столько тайн!
Даже представлял шлем наяву: золочёный, как в «Джентльменах удачи», с двумя колёсиками настройки. Одно, у правого уха, настраивает слух, зрение, меткость, честность, трудолюбие и другие общественно-полезные навыки. Другое, у левого, регулирует силу воздействия. В общем, как в простеньком радиоприёмнике.
Подобрать лампы, а лучше транзисторы, резисторы, катушки индуктивности, конденсаторы постоянной и переменной ёмкости представлялось делом непростым, но посильным: в те годы я свободно мог начертить схему приёмника 1-V-1, кое-как владел паяльником и не чурался вручную набивать трансформаторы. В итоге, правда, всегда получалось хуже, чем у завода VEF, но я и не претендовал на массовое производство. Создать бы прототип, а там уж дипломированные инженеры наведут глянец.
В плановом советском государстве подобные шлемы в гаражах не собирают. Нужно было включиться в план работ кафедры, утвердить тему на учёном совете и уж потом браться за дело. Ну полгода работы, ну год. В крайнем случае, в аспирантуре оставят после института — довести шлем до приемлемых кондиций.
Мое предложение о Шлеме Преобразования на кафедре нервных болезней выслушали внимательно, попросили изложить соображения письменно и пообещали подумать. Спустя самое непродолжительное время я был вызван в совсем другое учреждение, где меня вежливо, задушевно и вместе с тем твёрдо расспросили, кто, когда и при каких обстоятельствах рассказал мне о Шлеме Преобразования. Чаем поили, но после того, как убедились, что я сам всё придумал (пришлось показать черновую рукопись романа «Певчие Ада»), отпустили с миром, настоятельно посоветовав заняться чем-нибудь другим, да хоть дерматологией. А о «Певчих Ада» забыть лет на двадцать пять, а лучше бы и навсегда.
Был я тогда глуп, наивен, доверчив, но не безрассуден и совет принял с благодарностью.
Время от времени картографированный мозг продолжал являться мне во снах, но под влиянием совета старших, но невидимых товарищей надписи на нём изменились. Теперь в извилинах таились не центры речи, абстрактного и конкретного мышления, а даты.
Да! Если в онтогенезе повторяется филогенез, то в развитии мозга повторяется развитие общества.
Я, конечно, не художник, но нужда заставляет калачи есть, и вот я изобразил мозг, как в своё время буфетчик Шулейкин из «Полосатого рейса» — тигра.
Суть в том, что «здесь и сейчас» занимает в человеческом сознании самую малость (я постоянно путаю понятия «мозг» и «сознание», хотя и знаю, что они не равнозначны, то есть специально путаю, так нужно). В основном же нашими инстинктами, поступками и так называемыми разумными решениями руководит прошлое. И дремучее прошлое! Потом, почитав умные книги, я понял, что отчасти опять открыл велосипед, но что с того? Глядишь, внесёшь ненароком в конструкцию что-то нужное, например зеркало вида за углом, — уже польза. Вдобавок ко всему мой велосипед приспособлен к отечественным дорогам, что, согласитесь, немало.
Согласившись с темпоральной схемой сознания, понимаешь: многое, что представляется странным, даже подлым и бесчестным, явится банальностью, обыкновенной физиологической реакцией организма на внешний раздражитель. Что бесчестного в страхе боли? Что может быть естественнее реакции на огненную стихию?
На современность, а именно на год две тысячи тринадцатый, мозг реагирует с позиций седой старины. Все эти конституции, права и обязанности — ничто перед вопросом главным, вопросом основополагающим: съедят или не съедят? Пещерные чудовища никуда не исчезли, просто из пещер природных они переселились в пещеры ментальные и там, в закоулках извилин, ждут своего часа. Пусть в наисвежайших участках памяти записано, что крепостного права полтора века не существует, но для основной массы мозга извилина тысяча восемьсот шестьдесят первого года не позади, а впереди, и очень далеко впереди. Умом передним все понимают, что барина больше нет, а ум задний советует молчать, не то высекут, непременно высекут. Или забреют в солдаты, сошлют в Сибирь или просто пойдёт Машка в лес по ягоды — и не вернётся.
И повседневная практика подтверждает: по своему почину лучше молчать. Другое дело, если барин велит говорить. Оно бы и здесь лучше молчать, так ведь барин! Промолчишь вопреки указке барина — беда приключится: опять высекут, опять забреют в солдаты, опять не вернёшься из леса. Подобное состояние порождает постоянную тревогу, «сшибку», а как человек справляется с тревогой? Ест и пьёт, создавая запас для трудных времён. Поэтому ожирение и пьянство есть не столько признак дурного воспитания, не говоря уже о дурном обмене веществ, сколько показатель жизни под напряжением.
Важно и другое: все новинки последних тысячелетий, все эти книги, паровые котлы, зубоврачебные кабинеты, аэропланы, планшетные компьютеры и золотые парашюты в сознании счастливых обладателей занимают свой процент лишь до первой грозы. А громыхнет за окошком, куда эти планшетники и аэропланы вдруг исчезают? Звонишь в аэропорт, а связи нет. Или связь есть, но тебя в упор не узнают. А если и узнают, то лишь затем, чтобы в упор и выстрелить... Тут я, пожалуй, утрирую: личные аэропорты с личными эскадрильями есть разве у двоих-троих моих читателей, может, и вовсе у одного, но вот сознание времён Гостомысла — у многих. И себя я вовсе не отделяю от остальных. Гостомысл — ещё хорошо, а если это Вождь Сучковатая Дубина?
Взять хоть старую комедию «Полосатый рейс». О чём она? О тиграх? Если бы только о тиграх, то вряд ли бы её смотрели полвека спустя. Она о механизмах подчинения. Как, почему буфетчик Шулейкин вдруг признал себя английским, калмыцким и полинезийским шпи... то есть укротителем? Отчего он и тогда, когда непосредственная причина исчезает, продолжает нести бремя дрессировщика, утверждать, что пасёт тигров ночами и тому подобное? Да потому, что так барин велел говорить. Вековой опыт советует: барину не перечь, хуже будет. И зрители это понимали и, смеясь над Шулейкиным, от души ему сочувствовали, поскольку знали: в подобной ситуации может оказаться каждый. То, что и сегодня «Полосатый рейс» пользуется успехом, означает, что и по сей день в подобной ситуации тоже может оказаться каждый.
Конечно, новейшей извилиной я порой думаю то о Шлеме Преобразования, то о Звёздном Лицее, а порой даже о внутренней Вселенной, дожидающейся своего Большого Взрыва, но любой шорох за окном мгновенно пробуждает во мне страх зубастой пасти — огромной, в которую я помещусь целиком. Вдруг окрест Гвазды рыщет тарбозавр или хищник помельче, но тоже неодолимый? Спасением от ложных страхов является наука, умеющая убеждать: динозавры вымерли, крокодилы в наших губерниях не живут, вампиров не бывает, а люди — что люди...
