Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 86
Но это мы зависим от решений их политиков, а не наоборот. Простейший пример: видите, как заметались здешние чиновники перед перспективой лишиться западных виз? А американам на лишение наших виз плевать, как и на запрет счетов в Сбербанке... Это — рациональное поведение. И то, что средний американец полагает, что Москва где-то в Иллинойсе, тоже рационально. И рационально нам смотреть за Атлантику...
Так вот, высшее образование в США платное и достаточно дорогое, а в приличных университетах — очень дорогое. Для состоятельных людей, каковых в США немало, проблемы это не представляет. Они, кроме того, щедро жертвуют в эндоументы университетов, фонды академических учреждений, обеспечивающие таковым независимость в исследованиях и образовательной политике.
Но, скажем, на верхний средний класс эти расходы ложатся уже достаточно тяжёлым бременем. Например, в девяностые вызывал удивление высокий чиновник, обед которого состоял из бублика (завезённого одесситами не только в Москву, но и Вашингтон) и растворимого кофе, ибо деньги надо было копить на образование детей. Нет, для детей, талантливых в точных науках, есть, конечно, масса стипендий (кстати, уже подросткам они позволяют перейти в школы, где не редкость приглашение нобелевского лауреата для проведения урока).
Можно пойти в Вест-Пойнт или Аннаполис, получив образование за счёт Пентагона. Но в афганские горы хочется не всем, а выдающиеся способности к точным и естественным наукам довольно редки. Корреляция между образованием и доходами прямая, и тут-то срабатывает социальный лифт, в отсутствии которых Страну Родимых Осин упрекает оппозиция. Зовётся он Образовательный кредит. Как рассказывает The New York Times, две трети студентов не могли в 2008 году получить степень бакалавра без образовательного кредита (а пятнадцатью годами ранее таких было меньше половины).
Суть такого кредита очень проста: идёшь в банк, получаешь на определённых условиях деньги, относишь их в кассу университета (в среднем выпускник колледжа в прошлом году был должен 24 тысячи долларов). Получив образование, находишь прилично оплачиваемую работу и постепенно рассчитываешься с банком. Очень популярная вещь и — в определённых пределах — работающая, но именно в определённых пределах.
Да, как правило, лучшее образование обеспечивает более высокие доходы, но только как правило! Для этого должен соблюдаться ряд условий. Например, в обществе должно быть достаточное количество лиц с более низким уровнем образования, иначе возникнет дефицит работников низкой квалификации, который вызовет повышение их зарплаты. Такое, скажем, имело место быть в СССР, несмотря на его плановую экономику. Сегодня России избежать этого помогает импорт рабочей силы из постсоветских стран и из Азии.
В США положение не столь драматично. Хайтек этой страны остаётся самым передовым, в североамериканские центры разработки стремятся лучшие умы со всего мира. Но производство ныне вынесено в ЮВА, а значит, и рабочие места образованного производственного персонала ушли туда же. В сервисах и дистрибуции количество мест, предполагающих образование, ограничено, да ещё стоит учитывать аутсорсинг конторской работы, вынос её в англоговорящую Индию, скажем.
До 2007 года эти процессы компенсировались общим ростом экономики, потом — стимулирующей эмиссией Федеральной Резервной Системы. Но сейчас жирок сбрасывается, а население образовательных кредитов набрало. Причём восхищает сумма, в которую их оценивают: триллион долларов (примерно годовой ВВП России). И росла эта задолженность стремительно — менее 200 миллиардов в 2000 году, более 600 миллиардов в 2008-м, более 800 миллиардов в 2010-м... Эдакая образовательная финансовая пирамидка.
Чем восхищались либералы в постиндустриальной экономике? Да тем, что всё больше людей там работает в сфере образования. Берёшь кредит, относишь преподавателям, получаешь диплом, сам устраиваешься преподавателем, учишь других, гася кредит деньгами, собранными с тех... И чем это отличается от известной финансовой схемы, позволяющей каждой французской прислуге при Старом Режиме обзавестись фарфоровым сервизом в приданое, впарив его четверым подругам? Ведь такая схема тоже работала б, если б множество подруг было неограниченным, но, увы, такого в реальности не бывает.
Нет-нет, уважаемые читатели, жалеть заокеанских выпускников не стоит. Бакалавр там по-прежнему получает в год в среднем 55 килобаксов. И безработица среди образованных ниже.
Тем не менее триллион долгов висит на американской экономике тяжкой гирей. Скажем, дипломированный специалист, экономя на всём ради погашения кредита, купит заметно меньше ИТ-новинок, коммуникаторов, планшетов, цифровых камер — вот вам и удар по отрасли на самом крупном рынке. Вряд ли даже аналитики смогут сказать, сыграл ли именно этот фактор роль в том, что по продажам десктопов и ноутбуков КНР опередила США, но явление-то налицо!
Кстати, объявить себя банкротом по образовательному кредиту невозможно. Ставки, по которым их раздает даже государство, весьма высоки по американским меркам — 7,9 процента. Свежий сюжет сериала Bones («Кости»): студент, проведя семестр в Хельсинки, обнаруживает, что его опытное поле засеял коноплёй другой студент, диплом под угрозой, 60 килобаксов образовательного кредита отдавать непонятно как — и в сердцах убивает наркопроизводителя.
Но ещё более резко высказался об образовании создатель PayPal Питер Тиль, один из гуру ИТ-отрасли: он сравнил его с «пузырём». «Настоящий пузырь — это что-то, во что сильно верят и при этом сильно переоценивают. Образование остаётся одной из немногих вещей, в которую верят в США. И сомневаться в образовании действительно опасно. Это абсолютное табу. Это всё равно что сказать миру, что Санта-Клауса нет». Да уж, учитывая роль, которую играет в экономике потребительства то, во что превратили бескорыстнейшего Николая из Мир Ликийских, образ убойный.
К оглавлению
Василий Щепетнёв: Минус профессия
Василий Щепетнев
Опубликовано 16 сентября 2011 года
Астронавтов становится всё меньше и меньше: как сообщают, если в двухтысячном году отряд астронавтов NASA составлял сто сорок девять человек, то сегодня их только шестьдесят. Не идёт молодёжь в астронавты, не видит перспективы. Своих космолётов у американцев нет, а «Союзы» и без них есть кому пилотировать. Да и потом, что будет после МКС? Полная неопределённость, считают оптимисты. Да ничего не будет — кончится пилотируемая космонавтика, говорят реалисты.
Сократилось и число людей, занятых в космических отраслях. Если в шестьдесят пятом «конструктор лунной ракеты» звучало гордо, то сегодня — дико.
Что астронавтов — атмосферных лётчиков становится меньше и меньше. Как и атмосферных экипажей: самолётов, вертолётов, о дирижаблях уже и забыть успели. В Воронежский военный авиационный инженерный университет были переведены будущие авиаторы из Иркутска, Ставрополя, Тамбова — там, на местах, центры подготовки ликвидированы. Увы, до Воронежа доехали далеко не все, и теперь в сумме авиаторов выпустят меньше, чем прежде порознь.
А гражданская авиация? Многие дети провинции ни разу не летали на самолётах. Взрослые — те, кто застал советскую авиацию, рассказывают детям о полётах, как о сказке: купил билет да и полетел к бабушке в Таллин. Где тот Таллин, где та бабушка? Да и регулярных рейсов из Воронежа в Таллин больше нет. Конечно, и в провинции достаточно детей пусть не олигархов, но и не совсем бедных родителей, которые регулярно бывают если не в Лондоне (хотя бывают и в Лондоне), то в Турции или Болгарии. Но их меньшинство. И вот уже идёт раздел на тех, кто летает, и тех, кто ползает. А это нехорошо. Если прежде рождённый ползать мог переломить судьбу, став лётчиком, а лучше — лётчиком-космонавтом, то сегодня подняться над гваздевскими чернозёмами таким путём с каждым годом становится сложнее и сложнее. Вдруг некогда массовая профессия сузится настолько, что станет диковинкой, вроде специалистов по ковке булатных мечей-кладенцов? Запретят летать последним из «Ту», «Анов» и «Яков», а куда ж лётчикам, механикам и диспетчерам идти?
Я скажу!
Идите, мужики (и, конечно, бабы), в писатели! Перспектива остаться без профессии меня не страшит нисколько. Оно, конечно, всякое в мире случается, но ремесло литератора от всяких катаклизмов и кризисов получает толчки для развития, и только. Революция породила революционную литературу, война — военную, перестройка — перестроечную, кризис — кризисную, и конца-края этому пока не видно. Другое дело, что в условиях максимально упрощенного копирования любого текста жить на проценты, за счёт написанного ранее, будет сложно. Ну и что? Девять десятых литераторов и сегодня не переиздаются в сколь-либо экономически значимых объёмах. Однако и живут, и пишут. И будут писать!
