Энди Бойнтон - Виртуозные команды. Команды, которые изменили мир
– РЕЙНЕР: Нет, ни капельки. Нет.
– САЙМОН: Я приходил домой, чтобы посмотреть шоу по телевизору, и смеялся, а моя жена спрашивала: «Разве это не твоя шутка?» А я отвечал: «Не знаю». Мы никогда не знали. Мысли появлялись так быстро.
– РЕЙНЕР: Единственное, что могли поставить нам в заслугу, это то, за что мы активно боролись. Идеи тяжело давались, и мы боролись за каждую. И если нам удавалось воплотить их в жизнь, и они оказывались успешными, то все было хорошо. А если нет – это был позор.
– ГЕЛБАРТ: Через пару минут ты забывал, что сам это придумал.
– ТОЛКИН: К примеру, кто-то мог просто предложить идею или выразить свое мнение… И сразу же появлялись 10 шуток. Понимаете, вы можете предложить первоначальную шутку, а потом появляются вариации. Так кто же автор шутки?
– ГЕЛБАРТ: Как это ни странно, все-таки была некая структура.
– БРУКС: Как будто мы участвовали в международном турнире по бейсболу. Мы все были хорошими подающими, принимающими – все. И если мы выиграем чемпионат, пусть это будет хоумран[239] Ларри Гелбарта. Мы ведь выиграли[240].
Атмосфера открытости и близости также вдохновляла на обмен знаниями. Карл Рейнер вспоминает: «Это было, как в колледже. Каждый учился у другого. Это было просто потрясающе»[241]. Тем не менее, если сценарист не был «агрессивным экстравертом», обмен идеями оставался непосильной задачей. Сезар описывает это так:
«Стоял такой шум и гам в писательской комнате, что у застенчивого, мягкого человека не было ни малейшего шанса быть услышанным. Вуди Аллен и Нил Саймон [Док] решили эту проблему так: они держались рядом с теми, кто умел громко кричать и годился в качестве передатчика их идей. Карл Рейнер, например, был представителем Дока. Док всегда сидел рядом с Карлом, и когда я видел, как он наклонялся и шептал что-то ему на ухо, я говорил себе: “Ага, у Дока появилась идея”»[242].
Виртуозная команда – суровое испытание для лидера
Практически для всех членов писательской команды эта работа была суровым испытанием, изменившим всю их жизнь и подготовившим их к дальнейшей карьере. Вот как они сами вспоминают об этом. Люсиль Каллен рассказывает: «Это было очень весело. Представьте себе, что вы молоды и свободны и хорошо устроились, пишете для таких «звезд», как Рекс Харрисон». Тони Вебстер отмечает: «Для меня, уверен, и для остальных, это было просто потрясающе. Все были талантливы и всячески содействовали общему успеху. Это как раз тот случай, когда все оказались в нужном месте в нужное время. Все такие блистательные и одаренные». Мел Толкин добавляет: «Мы были слишком молоды, чтобы понимать, что это невозможно… Самое большое чудо – подбор людей. Он был абсолютно случайным, как и любое чудо. Мне кажется, если бы заменили хотя бы одного из нас, шоу было бы уже другим»[243]. Карл Рейнер отмечает: «Мы не понимали, что это тяжело. Как птицы: если б они знали, что делают, то упали бы вниз»[244]. «Мы и не подозревали, что могли бы не справиться с этим, – говорит Мел Брукс, – и поэтому справились»[245]. Ларри Гелбарт рассказывает: «Нам очень помогли наша молодость и то, что большинству из нас не были знакомы слова “не могу”. Мы воспринимали как само собой разумеющееся, что будем собираться в начале каждой недели, чтобы писать новое, часовое эстрадное комедийное шоу»[246]. Гелбарт продолжает: «Это был праздник! Настоящее удовольствие для всех нас. Мне кажется, ни у кого из нас больше не было такого опыта в жизни»[247]. Возможно, Нил Саймон лучше всех подводит итог: «Я также считаю, что никто из нас, кто впоследствии занимался другими вещами, не смог бы справиться с ними, не поработав на этом шоу»[248].
Виртуозный лидер выходит на авансцену
Душой этих шоу был Сид Сезар с его многогранным талантом. Ховард Розенберг, телекритик из «Los Angeles Times» так отзывался о нем: «Сезар вошел бы в любой итоговый список номинантов на звание самого талантливого комика на телевидении»[249]. Либман распознал этот многообещающий талант задолго до создания «Admiral Broadway Revue» и предложил ему создать вместе с другими одаренными людьми «Admiral Broadway Revue» и «Your Show of Shows». Но он также понимал, что талант Сезара требовал индивидуального исполнения:
«Он хотел все делать именно так, как мог; это стремление характерно для каждого артиста и любой творческой личности. Художник хочет рисовать по-своему, создавая собственный неповторимый стиль. Поэтому выдающиеся музыканты, композиторы и писатели хотят, чтобы их узнавали благодаря этой особенности, привносимой ими в работу, которая отличает их от других. Я часто говорил, что Сезар инстинктивно «сезаризировал» материал, просеивая его сквозь сито, – абсолютно субъективным образом. Какой бы материал не поступал, на выходе мы получали Сезара»[250].
Сезар был также лидером команды; его личность притягивала всех гораздо больше, чем компания, на которую они работали. Кроме того, у него, как у Либмана, был особый нюх на таланты. Ему постоянно удавалось найти и затем привлечь лучших из лучших. Годы спустя Брукс рассказывал о своей преданности Сезару:
«Я не был предан шоу, не был предан и Максу Либману. Я был предан Сиду. И он мог вызвать меня, днем или ночью, а иногда будил в 3:30 утра и говорил: “Мел? Это Сид. Нужна шутка”»[251].
Нил Саймон устами своего героя Лукаса Брикмана из пьесы «Laughter on the 23rd Floor» говорит: «Мне очень нравится Сид. В основном потому, что он уважает своих сценаристов»[252]. Ларри Гелбарт отмечает: «…Когда речь шла о том, чтобы собрать писательскую команду на свой страх и риск, Сид следовал четкому методу, без всяких безумств. Так появился Мел Толкин. Потом Мел Брукс»[253]. Он также задавал тон свободного общения в рамках командной дисциплины. В то время как стороннему наблюдателю (как и членам команды и руководителям NBC) работа команды представлялась хаотичной, каждый был сосредоточен на выполнении своей задачи, имеющей четкие границы и цели, которые не насаждались «сверху», но утверждались самой командой. Гелбарт вспоминает:
«Для своих сценаристов он был чемпионом в тяжелом весе. Он мог сделать все, о чем мы его просили, и делал. Наша точка зрения становилась его точкой зрения. Он понимал все, если, конечно, мы это понимали. Это была честная игра. Он контролировал все, но мы пользовались абсолютной свободой»[254].
