Энди Бойнтон - Виртуозные команды. Команды, которые изменили мир
«Это был его “modus operandi” (способ действия. Прим. пер.): ругать и унижать нас до злости, чтобы мы доказали ему его неправоту, прыгая выше, вращаясь быстрее или сильнее ударяя друг друга во время драки. Он вызывал у нас страх и ненависть – иногда и то, и другое вместе. Но в результате мы почувствовали в себе потенциал, о котором иначе никогда бы не узнали»[41].
Художник-декоратор Оливер Смит так высказался о Роббинсе:
«Он живет своей работой. Эта работа и есть Джерри Роббинс. Возможно, он кажется жестоким, но не в этом его цель. Он гораздо больше занят своей работой, чем человеческими отношениями»[42].
Более того, когда танцоры превосходили самих себя, это вдохновляло Роббинса. «Танцоры оказывают на меня влияние, – признавался он. – Я смотрю, как они движутся, и это стимулирует мое собственное творческое мышление»[43]. Так, Роббинс предоставил труппе свободу в интерпретации многих хореографических моментов, позволяя им импровизировать (в определенных рамках) на сцене.
Проект в целом оказался очень тяжелым для всей команды. Кэрол Лоуренс вспоминает, что четверо руководителей, казалось, работали круглосуточно. Бернштейн в своих дневниках признается в невероятной усталости, но также признает: «Этот мюзикл стал моим ребенком…, способным вырасти в нечто особенное». Во время работы было множество споров, но в итоге, как вспоминает Бернштейн, «нам было легко сотрудничать…, как будто мы вчетвером писали один и тот же сценарий»[44].
Проверяя идеи
Джерри Роббинс умел находить талантливых людей и получать от них максимальную отдачу. Это часто приводило к переработке идей и концепций для максимального использования способностей тех, кого он привлек, поэтому проекты Роббинса неизбежно предполагали масштабное экспериментирование. «Вестсайдская история» не была исключением. Роббинс использовал подход, предполагающий несколько альтернативных «версий» (моделей) для каждого танца. Затем он экспериментировал с разными версиями, прежде чем выбрать подходящую. А в случае с «Вестсайдской историей» он продолжал дорабатывать концепцию даже в день премьеры.
Разнородное руководство: контрастные стили
В противоположность образу «плохого полицейского» Роббинса, Бернштейн и Принц играли роль «хороших полицейских», что обеспечивало равновесие в руководстве труппой. Внешне они не одобряли методы Роббинса. Принц, который позже сам стал директором, понял тогда, что должен понравиться команде, чтобы работать с ней. Хотя он и признавал, что атмосфера соревнования плодотворно влияет на некоторых членов труппы, Принц ненавидел суматоху и напряженность, которые создавал Роббинс.
Бернштейн избрал более чуткий подход к членам труппы, утешая тех, кому «досталось» от Роббинса, и даже переписывал музыку, чтобы избавить их от слишком сложных или не очень удобных партий. «Он часами работал с каждым из нас индивидуально, и мы не могли отвести взгляд от его лица, – вспоминает Лоуренс, – оно выражало столько эмоций! Он никогда не выходил из себя и не забывал о хороших манерах. Он не заставлял нас делать что-то – он просто верил в нас»[45].
Жесткий стиль управления, которым Роббинс отличался всю жизнь, был далеко не однозначным. Балерина Джоан Текесбери (Joan Tewkesbury), принимавшая участие в постановке Роббинса «Питер Пен», так описала это:
«Он оказал на меня огромное влияние, хотя и был жутким мерзавцем… Но все сводилось к следующему: если не переносишь жару, уходи из кухни. Может, это и звучит странно, но я возвращалась бы на эту “кухню” при каждой возможности, потому что там я получала такой заряд энергии, который делал из меня настоящую артистку»[46].
Чита Ривера (Chita Rivera), снимавшаяся в экранизации «Вестсайдской истории», рассказывает:
«… если Роббинс не был бы таким, каким он был, никто из нашей труппы не танцевал бы так, как они танцевали. Никто из них не добился бы того, чего им удалось добиться, по крайней мере, это касается меня, потому что люди слишком часто опускают руки, сдаются…, а он заставлял нас делать то, на что мы действительно были способны, хотя даже и не мечтали об этом…»[47].
Выносим на суд аудитории: финальные штрихи
Первое пробное представление в Вашингтоне (штат Колумбия) имело успех у публики. Тем не менее, некоторые моменты требовали доработки. Однажды, чтобы изменить музыку, Роббинс отвел дирижера в сторону и вычеркнул из партитуры то, что ему не нравились. С Бернштейном он это даже не стал обсуждать, и тот совсем не удивился, а просто вышел из театра и направился в ближайший бар, где Сондхейм нашел его «за тремя стаканами виски».
Творческое признание также стало для них больной темой. Так как имя Сондхейма не фигурировало в первой статье о мюзикле, Бернштейн отказался от своего гонорара за либретто, он даже вычеркнул свое имя из официальной программы, и ее пришлось перепечатывать. Наконец, чтобы защитить творческую целостность проекта, они не пошли на поводу у людей, грозивших сорвать спектакль из-за того, что Пуэрто-Рико в нем называли «островом тропических болезней». Несмотря на эти и другие трудности, мюзикл сохранил свою целостность и гармоничное сочетание танца, актерской игры, музыки и текста.
В результате мюзикл, несмотря на неоднозначность критических отзывов о нем, принес хорошие сборы. После более чем 760 представлений на Бродвее он отправился в турне по стране, а затем с триумфом объехал весь мир. Когда он вновь вернулся в театр на Бродвее в 1960 году, критики были единодушны в своей оценке, и это сделало «Вестсайдскую историю» самой популярной музыкальной пьесой в мире. Экранизация мюзикла стала настоящим хитом, собрав в 1961 году больше всех «Оскаров», а аудиозапись была признана бестселлером.
Будучи первым мюзиклом, объединившим танец и пение, он стал творческим прорывом, который задал новый стандарт для будущих постановок театра на Бродвее. Более того, «Вестсайдская история» открыла путь другим командам к еще более оригинальным сюжетам, нежели вражда уличных банд. К тому же члены команды, работавшей над этим мюзиклом, обрели популярность в своих областях деятельности. Алан Джонсон (Alan Johnson), который играл роль одного из членов пуэрториканской банды «Акул», а затем стал доверенным помощником Джерри Роббинса, назвал работу над проектом «университетом “Вестсайдской истории”».
