Ирина Андрос - Белорусский предприниматель в обществе и государстве. Историко-социологический анализ
Вопрос о собственности на средства производства всегда выступает коренным вопросом любой социальной революции. Смысл происходившей перестройки был связан с поворотом экономики к социальным процессам. Поднятая тема хозяина, собственника в итоге актуализировала вопрос о социальной природе формирующегося в стране Советов рынка, которая определялась господствующими в обществе отношениями собственности. По новому перестроечному представлению социалистическая собственность имела очень сложную структуру, включала в себя и государственную собственность, и различные формы кооперативной (как колхозной, так и ее современных, более гибких малых форм), совместные формы государственной и негосударственной собственности. К тому же кооперация в конце 1980-х – начале 1990-х гг. – это не та кооперация, которая была в начале Советской власти, когда собирались индивидуальные кустари (которых было достаточно много) и с помощью объединенных средств вели свое хозяйство. Таких кустарей практически не осталось. Возникли совершенно иные отношения в кооперации, в том числе кооперативные предприятия на базе аренды объектов государственной собственности.
Так в чем же заключалось расширенное понимание социалистической собственности в конце 1980-х гг. в отличие от того, что было записано в официальных документах 1965 г.? В печатных органах массовой информации перестроечных лет можно было прочитать, что в Законе о предприятии впервые появляется статья о том, что государство не отвечает за долги предприятия, а предприятие не отвечает за долги государства.
Но и в Положении о социалистическом государственном предприятии 1965 г. этот пункт уже присутствовал. Также в новый Закон о государственном предприятии были перенесены несколько пунктов из того же Положения. Где новизна в происходивших в 1988 г. событиях? Тем не менее новшества виделись в нескольких направлениях. Первое и основное связано с пониманием закономерного разнообразия и богатства форм социалистической собственности. На протяжении почти всей истории советского государства происходило планомерное сокращение различных форм собственности. Всего за 6–7 лет до «косыгинской реформы» была осуществлена ликвидация промысловой кооперации, которая проводилась в несколько этапов. Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 14.04.56 г. № 474 «О реорганизации промкооперации», которым открывался первый этап ликвидации промкооперации, преследовало две цели: во-первых, укрепление материально-технической и трудоресурсной базы соответствующих отраслей за счет средств и кадров наиболее крупных и экономически развитых предприятий промкооперации. Во-вторых, проведение процесса сокращения управленческого аппарата и ликвидации многих союзных министерств и ведомств. В результате был упразднен Центральный союзный совет промысловой кооперации (Центропромсовет). В систему государственной промышленности были переданы наиболее крупные специализированные предприятия кооперативной промышленности, а в 1960 г. промкооперация была полностью упразднена. Народное хозяйство лишилось существенных объемов производства товаров народного потребления, продукции, требующейся сельскому хозяйству (саней, телег, повозок, сбруи для лошадей, сельхозинвентаря), специфических сельских товаров (домашней и валянной обуви, шуб, полушубков и т. п.). Были потеряны высочайший профессионализм кустарей и ремесленников, складывавшийся и воспитывавшийся поколениями мастеров и их школ; размыты кооперативные навыки ведения хозяйства и управления производством. Госпредприятия стали безраздельными монополистами рынка, что привело к росту цен, вымыванию дешевых товаров и полному их исчезновению. Процесс ликвидации промкооперации выдавался за свидетельство возросшей зрелости советского общества и его близости в продвижении к коммунизму. Незадолго до этого произошло массовое превращение колхозов в совхозы. В 1950-е гг. формой государственной поддержки аграрного сектора стал перевод маломощных колхозов (колхозно-кооперативная собственность) в совхозы (государственное финансирование). Материальное и финансовое положение совхозов было крепче, на их усадьбах за счет государственного финансирования проводилось благоустройство. В отличие от колхозов, совхозы давали рядовому труженику материальную выгоду – гарантированную заработную плату взамен колхозных «палочек» за трудодни или натуральную продукцию. Для бывших колхозников это означало переход в материально обеспеченную группу с общегражданскими правами (денежная оплата труда, получение паспортов). Огосударствление колхозов – перевод нерентабельных или малорентабельных колхозов на государственное финансирование и превращение колхозника в рабочих совхозов – было продолжением политики превращения крестьянина в рабочего сельского производства.
И все-таки представление о том, что кооперация, индивидуальная трудовая деятельность и личное подсобное хозяйство – это формы, не чужеродные социализму, а соответствующие достигнутому уровню его зрелости и входящие в общую систему социалистических отношений собственности, не являлось основным. Главной проблемой оставался вопрос функционирования государственной собственности. Замысел перевода предприятий на полный хозрасчет, самофинансирование, внедрение принципов самоуправления стал поиском ответа на вопрос: как и каким образом попытаться в рамках государственной собственности воспитать подлинно хозяйское отношение к народному добру? Ведь коллектив и работник оказались отчужденными от средств производства, они воспринимали их как ничейную собственность. Чувство хозяина у советских людей трансформировалось в новую форму, и в стране Советов единство социальных ролей труженика и собственника создало советского хозяина с элементами безответственности, который трудился на государственном предприятии. Из двух видов отношений к общественным средствам производства – хозяйское (или социалистическое) и нехозяйское (досоциалистическое) – наибольшее развитие получило последнее в двух своих разновидностях: пассивно-исполнительское и рвачески-воровское отношения. Нехозяйское отношение – это достаточно распространенная форма маскировки самоотчуждения собственника, которое обосновывается различными социально-психологическими, экономическими и политическими причинами. То, что являлось исходным моментом и конечным продуктом капиталистического отчуждения, стало родным и близким в социалистическом производстве.
Справедливости ради отметим, что в любом случае на государственных предприятиях в новых условиях хозяйствования советским трудовым коллективам действительно были предоставлены большие права для совершенствования системы материального стимулирования. Они самостоятельно устанавливали порядок введения новых ставок и окладов, определяли, кому, когда и в какой степени повысить зарплату, как распорядиться премиальным фондом. Новые методы хозяйствования были рассчитаны на дальнейшее развитие бригадного и арендного подряда, а также совершенствование низового хозяйственного расчета. Одновременно с расширением прав предприятий по проведению гибкой и более действенной политики доходов возрастала их роль и ответственность в решении вопросов технического обновления производства и социального развития коллектива. Действовал лишь один «ограничитель»: рост производительности труда должен опережать темпы повышения средней зарплаты. И он давал сбой. Невозможность дать адекватную оценку индивидуально-личностного отношения к работе создавала серьезные затруднения в возможности установить прямую связь между результатами трудовой деятельности и мерой поощрения. Именно поэтому, на наш взгляд, главной причиной неудачных реформ в системе самоуправления государственных предприятий, как в восточноевропейских социалистических республиках, так и в Советском Союзе, стало отсутствие социально справедливой формы оплаты труда. Под этой мерой подразумевается не только номинальная заработная плата, но и социальные блага, авторитет честного труда, возможности деловой карьеры, положение человека в обществе и т. п.
В Советском Союзе взаимоотношения органов государственной власти и трудовых коллективов определялись действенностью, кроме политических и правовых, в том числе и административных механизмов соблюдения общественных интересов в стране. Различные исследования показывали[47], что подавляющее большинство рабочих, инженеров, хозяйственников хотели и могли работать лучше, интенсивнее, качественнее. Анализ реформ в системе самоуправления трудовых коллективов выявил тот факт, что благодаря именно личной заинтересованности намного быстрее обнаруживалась недостаточная обоснованность вводимых новшеств (в данном случае экономических нормативов), их несовершенства и недостатки, а также невыгодность для работников. Стремление ограничить инициативу, предприимчивость и ответственность государственных предприятий многочисленными нормативами, робость в принятии и проведении принципиально новых верных решений оказали пагубное воздействие на интенсификацию общественного производства. Идея самоуправления на предприятиях дискредитировалась несогласованностью интересов коллектива и общества. Но для того, чтобы земля действительно принадлежала крестьянам, а предприятия и организации – тем, кто на них реально трудится, самое широкое развитие должны были получить различные формы собственности непосредственно самих трудовых коллективов (и особенно в виде аренды), кооперативов, крестьянских хозяйств, акционерных товариществ. И они появлялись, и в большинстве своем хорошо себя зарекомендовали. Но социальный стереотип о негативной роли частной собственности в развитии производственных отношений оставался нерушимым. С высоких трибун, в средствах массовой информации, на планерках говорилось, что частная собственность на средства производства порождает несбалансированность, перепроизводство продукции, кризисы. В социалистическом же обществе, где один хозяин, возникновение диспропорций (исключая экстремальные условия, скажем, войну) противоречит самой природе общественной собственности. Если же они и появляются, то за ними стоят «волевые», ненаучные действия, а также ни на чем не основанное стремление перепрыгнуть через закономерные этапы. По сути, боязнь предоставить трудовым коллективам настоящую самостоятельность привела к защите в первую очередь интересов государства в процессе совершенствования хозяйственного механизма, поскольку это являлось главным для утверждения авторитета плановой экономики, для укрепления и развития общественной собственности. Однако очевидным было противопоставление личных и коллективных интересов интересам всего государства и общества. Поэтому обеспечение защиты интересов государства ущемляло трудовые коллективы, которые в силу этого противодействия ослабили, а затем и резко снизили производительность своего труда, принеся в итоге не мнимый, а реальный ущерб государству и обществу.
