Валерий Землянов - Своя контрразведка. Практическое пособие
В ликвидационных записках не следует называть даже псевдонимов сотрудников, употребляя взамен их выражение «по имеющимся агентурным сведениям».
Сведения, известные лишь одному сотруднику или строго ограниченному кругу лиц, в записку вовсе не помещаются и являются достоянием исключительно лица, ведущего данного сотрудника, которое знакомит с частями этих сведений тех служащих розыскного органа, содействие которых по таковым необходимо для дальнейшей работы.
Секретные сотрудники, если они не живут на партийные средства, должны иметь какой-нибудь легальный заработок. Устраиваться на службу сотруднику следует без явного посредства заведывающего розыском.
Фамилию и адрес сотрудника должен знать только заведывающий агентурой; остальные же чины учреждения, имеющие дело с его сведениями, могут знать его номер или псевдоним.
Наружное наблюдение и чины канцелярии совершенно не должны знать сотрудника. Им он должен быть известен, но лишь по кличке, как действительный революционер, и только в том случае, если он вошел в сферу наблюдения.
Обучение филеров и надзирателей
Охраняя существующий государственный и общественный порядок, Департамент полиции пользовался, с одной стороны, «внутренней агентурой», а с другой – «наружным наблюдением». Наиболее ценные сведения доставляло Департаменту полиции именно «внутреннее наблюдение», осуществлявшееся при помощи «секретных сотрудников» разного ранга, иногда – весьма крупных провокаторов, проникавших в самую глубь революционных организаций. Конечно, рядом с материалами, добываемыми внутренней агентурой, не могли ставиться рядом те сведения, которые Департамент получал от агентов наружного наблюдения. Тем не менее, чины Департамента полиции не считали возможным пренебрегать подобными сведениями. Напротив, они прилагали все время серьезные усилия к тому, чтобы расширить круг деятельности агентов наружного наблюдения. Они утверждали, что именно благодаря умело поставленному наружному наблюдению, Департамент полиции мог во многих случаях достигнуть весьма успешных результатов в своей борьбе с революционными организациями. Одним только наружным наблюдением, без содействия внутренней агентуры, нередко раскрывались опаснейшие замыслы революционных кружков, захватывались тайные типографии и склады революционной литературы, мастерские взрывчатых веществ, в корне пресекались готовящиеся террористические акты и т.п. Столь плодотворные результаты становились возможными вследствие серьезной теоретической и практической подготовки агентов наружного наблюдения наиболее опытными руководителями политического и уголовного розыска. Во времена П.А. Столыпина (министра внутренних дел и премьер-министра России в 1906- 1911 гг.) возникла даже идея создания специальной школы филеров. В процессе ее обсуждения начальники региональных Охранных отделений весьма обстоятельно развивали свои соображения на сей счет, а также характеризовали свою собственную практику. Одну из наиболее интересных записок такого рода представил начальник Московского охранного отделения Михаил Фридрихович фон Коттен (1870-1917). Он утверждал, что его отделение было настоящей «школой для филеров», так что его учеников разбирали нарасхват другие Охранные отделения.
При выборе людей, – докладывал фон Коттен, – я обращал главное внимание на их умственное развитие; затем обращал внимание на: 1) возраст, выбирая по возможности людей не старше 30 лет; 2) рост, безусловно не принимая людей высокого роста и отдавая предпочтение лицам ниже среднего роста; 3) зрение, выбирая людей с хорошим зрением (практика показала, что гоняться за особенно острым зрением бесполезно, так как и из лиц, обладающих довольно слабым зрением, выходили прекрасные филеры; 4) отсутствие каких-либо явно заметных физических недостатков, как, например, хромота, горбатость и т.п. Практика показала, что лучшие филеры вырабатываются из мелких торговцев, приказчиков и тюремных надзирателей. Набранных таким образом людей фон Коттен тренировал сначала в так называемом «комнатном обучении», которое он описывал следующим образом. Теоретическое обучение начиналось с заучивания того порядка, в котором я требовал указывать приметы, дабы не было беспорядочного изложения примет, вроде следующего: «шатен, в резиновой накидке, среднего роста, с бородою, в руках трость, лет 27-и, носит пенсне, худощавый». Я требовал, чтобы приметы излагались в следующем порядке: пол, возраст, рост, телосложение, цвет волос, национальность. Далее я требовал описывать сверху вниз сначала физические приметы, затем приметы одежды. А именно: длина и волнистость волос, лоб, брови, глаза, нос, усы, подбородок или борода; особые приметы – сутуловатость, горбатость, хромота, кособокость, беременность, и т.д. В одежде: головной убор, верхнее платье, брюки, ботинки или сапоги; особые приметы – пенсне, трость, зонтик, муфта, сумочка и пр. Для облегчения запоминания я применял таблицу большого формата, на которой указанный порядок был изображен с помощью наклеенных букв, а для облегчения усвоения – таблицы с характерными носами и ушами. При этом параллельно объяснял обучаемым примерную терминологию, которой следовало придерживаться при описании примет. Так, я требовал обозначать цвет волос словами «брюнет, шатен, блондин, рыжий, седой» и не допускал употребления слов «каштановый, темно-русый, светло-русый» и т.п.; обозначать рост словами «высокий, средний, малый» и не допускал слов «большой, низкий» и т.п. Далее я последовательно вызывал каждого из обучаемых на середину комнаты и заставлял остальных описывать письменно его приметы, причем добивался однообразия в оценке каждой из примет. То есть, если вызванный был, например, 27-28 лет, выше среднего роста, шатен, малоросс (украинец), то все обучаемые должны были обозначать его приметы именно этими терминами, а не называли его молодым человеком высокого роста, темным блондином, хохлом. После некоторой практики в письменном изложении примет я вызывал двух обучаемых и заставлял одного из них словесно описывать приметы другого, а затем предлагал кому-нибудь из остальных обучаемых указать на ошибки в сделанном описании. Это прием всегда вызывал очень живое и внимательное отношение обучаемых к делу. Далее я требовал описывать приметы кого-либо из отсутствующих лиц, принадлежащих к личному составу Охранного отделения, и теми же приемами добивался точного описания его примет. Затем я переходил к ознакомлению обучаемых с различными формами одежды, наиболее часто встречающейся при ведении филерского наблюдения, особенно с формой учащихся высших учебных заведений. Для этой цели у меня были изготовлены особые картонные таблицы, на которых были прикреплены кокарды фура жек, петлицы, наплечные знаки, пуговицы, а также написаны на ней цвета околышей, воротников, брюк и кантов. Наконец я приступал к так называемому «взятию по приметам». С этой целью я вызывал двух-трех человек в соседнюю комнату и приказывал им описать приметы того или другого обучаемого из числа оставшихся в общей комнате (каждому разного). Составленные ими описания я приносил в эту общую комнату и, прочтя какое-нибудь описание, предлагал одному из обучаемых решить, чьи приметы описаны. Кстати должен заметить, что при этом приеме я часто ограничивался описанием лишь физических примет, не допуская описания особенностей одежды, как примет переменных. Если вызванный пытался «угадать» по двум-трем первым приметам, я доводил его до такой приметы, которая резко не подходила к названному им лицу, и тем самым заставлял его признать ошибочность ответа. Первое время дело двигалось слабо, но через пять-шесть занятий некоторые из обучаемых стали безошибочно определять тех лиц, чьи приметы им зачитывались. Тогда я переходил к описанию таким же образом лиц, служащих в Охранном отделении, но в общей комнате не присутствующих, и вскоре добивался такого же результата. Иногда ответы бывали оригинальными. Так, отвечающий говорил, что «по-видимому, хотели описать такого-то, но в такой-то примете ошиблись». Рядом с «комнатным обучением» шла «практическая подготовка», которая тоже представляется достаточно любопытной. Практическую подготовку, – рассказывал фон Кот- тен, – я вел, посылая обучаемых наблюдать за за кем- нибудь из опытных филеров, причем последнему внушал первое время спокойно ходить по улицам, лишь изредка делая так называемые «проверки», т.е. внезапно поворачивать в обратную сторону, делать остановки за углами домов и т.п. После того, как обучаемые приучались ходить, не напирая на наблюдаемого, последнему приказывалось замешиваться в толпу, переходить с трамвая на трамвай, ездить на извозчиках, пользоваться проходными дворами и подъездами и т.п., постепенно усложняя приемы, используемые для «сбрасывания наблюдения». Все это проходилось лишь в общих чертах, преследуя цель только ознакомить обучаемых с наиболее характерными приемами наблюдения. А затем обучаемые посылались уже в настоящее наблюдение на вокзалы. При вечерних их докладах я разъяснял обучаемым, правильно ли они поступили в том либо ином случае; объяснял признаки, по которым можно было догадаться о месте жительства наблюдаемого и о том, приезжий ли он или постоянный столичный житель; как определить, случайная встреча произошла у него или заранее условленная; тяжел ли сверток в его руках; в каких случаях можно бросить своего наблюдаемого, и когда филер обязан сделать это; как поступать в случае потери наблюдаемого. Независимо от этого, я лично проводил проверку наблюдения на постах, а также через заведующего наблюдением и опытных филеров, и еще через наблюдение старых филеров за молодыми без ведома последних (это имело значение и для контроля над представляемыми счетами). Кроме того, так как мои надзиратели ежедневно обходили все свои гостиницы и меблированные комнаты, посещая таким образом большое число улиц, я установил порядок, что каждый из них при приходе в отдел давал справку, кого из филеров и где он видел, и при каких обстоятельствах (т.е. стоящим на одном месте, идущим или едущим, что также служило и для проверки денежных счетов. Для поддержания интереса к занятиям я широко практиковал систему мелких денежных наград, а иногда прибегал к штрафам. Понятно, что все перечисленные приемы обучения применялись не обязательно в такой последовательности, как здесь сказано. Комнатное обучение чередовалось с практическим; кроме того, к каждому последующему вопросу программы я старался переходить естественным путем, по мере встречи его на практике, хотя бы этим нарушалась вышеприведенная последовательность.
