Ф. Ландберг - 60 семейств Америки
Годовой доход последнего русского царя составлял только 10—12 млн. долл., из которых он мог расходовать по своему усмотрению лишь небольшую часть, так как согласно установившемуся обычаю должен был содержать своих многочисленных родственников й поддерживать традиционный блеск своих дворцов.
Недвижимое имущество английской королевы Виктории, значительная часть которого находилась в районах лондонских трущоб, оценивалось в 9 млн. ф. ст. (около 45 мли. долл.); большая часть этих владений с доходом (примерно в 2 225 тыс. долл., если только первоначальный капитал не возрос благодаря доходам, принадлежит сейчас английскому королю [1 Fortune. IV, № 3, September 1931, р. 108.]. Король ежегодно получает из герцогства Ланкастерского 85 тыс. ф. ст. (около 425 тыс. долл.) и по цивильному листу, утвержденному парламентом, около 370 тыс. ф. ст. (приблизительно 1 850 тыс. долл) из средств государственной казны [2 New York Times, Decemher 5, 1936, pp. 3, 6.]. Доход короля не превышает 4 500 тыс. долл., причем часть суммы, получаемой по цивильному листу, заранее предназначается на благотворительность. Короче говоря, король получает средства для раздачи милостыни из общественной казны. Но его положение не более своеобразно, чем положение Рокфеллера, который может принимать позу альтруиста и благодетеля человечества лишь потому, что закон разрешает ему эксплоатировать в целях личной выгоды нефтяные ресурсы и производительные силы страны.
До первой мировой войны самым богатым аристократом Европы был эрцгерцог австрийский Фридрих, земельны е владения которого оценивались в 750 млн. долл. Но ни один европеец, ни один азиат никогда не были так богаты, как семейства Рокфеллеров, Фордов, Харкнессов, Вандербильтов, Меллонов и Дюпонов в Америке.
После смерти таких лиц, как Рокфеллер старший, журналисты начинают сравнивать их состояния с состоянием некоторых индийских князей, о богатстве которых сложились легенды. Однако индийские князья по сравнению с американскими миллионерами — просто-напросто нищие. Их богатство хранится в виде драгоценностей и земельных владений и не может быть быстро реализовано или переведено в другие формы; более того, их общество не применяет в широких масштабах технику, создающую богатства -Запада. Ценности же, принадлежа: щие американским миллионерам, могут быть в мгновение ока переведены в любую валюту мира, превращены ц земельные владения, в любые акции и ценные бумаги, Богатство индийских князей неподвижно, статично; богатство их американских антиподов мобильно и д^лта? мично. На мировых денежных рынках роль феодального богатства индийских князей равна нулю.
Быстрый рост крупных состояний в Америке, с колоссальным капиталом Рокфеллера во главе, свидетельствует, что хотя Соединенные Штаты были кстда-то страной политической демократии, теперь это время миновало. Граждане могут оставаться равными у избирательных урн, что не -имеет большого значения; .но они не равны у окошек банковских касс, и это имеет решающее значение. Создав компании «Стандард ойл компани», «Алюминум компани оф Америка», «Э. И. Дюпон де Немюр и К°», «Форд мотор компани» и другие .промышленные предприятия, Соединенные Штаты создали диктаторски управляемые, династические лениые владения, феодальные по своей природе, перед которыми старинные, коронные владения Романовых, Гогеицоллериов, Габсбургов и Ганноверского дома кажутся шаткими и призрачными.
Концентрация промышленного и финансового контроля в жадных руках миллионеров — посредством владения контрольным пакетом, юридических ухищрений, распыления частичных и не имеющих веса прав на владение среди тысяч бессильных держателей акций, облигаций, страховых полисов и среди мелких банковских вкладчиков — была предметом тщательного всестороннего изучения [1 H. W. Laidter, Concentration in American Industry: A. Rochester, Rulers of America: A. A. Berle, Jr., and G. C. Means, The Modern Corporation and Private Property.]. Но концентрация контроля совершалась также и более простыми и ясными путями, которые оставались незамеченными, — может быть по той причине, что они не отличались никакими техническими тонкостями, которые могли бы заинтересовать специалиста-исследователя, а может быть и потому, что в этих процессах не было ничего исторически нового.
Не умаляя значения того контроля, который господствующая клика владельцев осуществляет посредством корпораций, следует признать, что корпорации представляют собой лишь орудия в руках подлинных хозяев положения. Действительные центры контроля находятся не в корпорациях. Мало того, как указывают Анна Рочестер и Лейдлер, по деятельности корпораций нельзя вообще судить о том, как далеко заходят контроль и концентрация капитала в руках той узкой группы, которая действует через посредство компаний.
В капиталистическом обществе, так же как и в феодальном, центрами контроля частного капитала остаются союз компаньонов, семья или группа, связанная родственными узами. Почти во всех случаях именно семья руководит банками и банковскими объединениями, которые, как показывает Анна Рочестер, осуществляют контроль над корпорациями.
В настоящее время, так же как два-три столетия назад или во времена Римской империи, семья безраздельно управляет капиталом, собирает его, охраняет и передает из поколения в поколение*. Поскольку семья (в отличие от сравнительно новой формы — корпорации) является частной ячейкой и потому при строжайшем соблюдении законов может скрывать свои дела от общественного расследования, она легко может вступать в объединения официального характера и служить ширмой для секретных финансовых сделок. Семья — священный институт, и никакие правительственные организации не могут вмешиваться в ее дела, не нарушая укоренившихся предрассудков. Правда, объединение компаньонов носит более частный характер, чем корпорация, но и оно теперь открыто для политического расследования. Только семья предоставляет спокойное убежище от вмешательства демократических методов расследования, причем в отношении практических финансовых целей она стоит не вне закона, а над законом.
II
В течение многих десятилетий семейства американских капиталистов непрерывно укреплялись браками между членами этих семейств. Состояния, объединенные таким образом, переходили к детям, которые в свою очередь сочетались браками с отпрысками других богатых семейств. Заключалось также большое количество браков с членами семейств, принадлежащих к правящим классам Европы; но они имели меньшее социальное, политическое и экономическое значение, чем брачные союзы между американскими миллионерами, так как европейцы — в большинстве случаев обедневшие аристократы — очень редко способствовали увеличению состояний своих американских партнеров. Главный капитал европейцев заключался в наследственных титулах, утонченных манерах, иногда в одном или двух запущенных поместьях и паспортах, открывающих дверь в мир снобов. Зато американские доллары путем брачных союзов весьма реальным образом шли на восстановление сотен пришедших в упадок европейских поместий — иронический дар американской демократии народам Европы. Густав Майерс насчитал в 1909 г. пятьсот подобных браков. В настоящее время это число может быть увеличено в шесть или восемь раз.
