Лилия Кох - 100 дней между жизнью и смертью
Только секса у нас все это время так и не случилось. Дело совсем не в том, что две недели – недостаточный срок для того, чтобы нырять под одеяло, но в том, что я по-прежнему напряжена. Любое прикосновение вызывает дрожь и оцепенение.
Макс постоянно пристает ко мне и разными правдами и неправдами старается склонить хоть на какую-то близость. Я же, как колючка, постоянно отметаю его поползновения под разными предлогами: «Тебе только постель нужна, что ли? Без этого что, совсем никак? Ты что, озабоченный???»
А он все не понимает: «Почему женщина в тридцать два года напрягается из-за того, что ее кто-то хочет? Это же так естественно и нормально!» И я никак не могу даже заговорить об этом. Трудно себе даже представить, что должно произойти, чтобы я решилась на близость.
День восемьдесят пятый
Паспорт на двоих
Сегодня случилось то, что перевернуло наши отношения, наше видение и восприятие друг друга. Сегодня мы стали ближе, а понимание ушло вглубь на огромное количество этажей. Все случилось так быстро, так странно и неожиданно. Мы были у меня дома, Макс попросил ручку что-то записать:
– Ручки в этом доме водятся?
– Возьми там, в комоде!
Он открывает комод, и тут я вспоминаю, что в ящике лежит мой паспорт больного раком. В Германии это такие особые книжечки. В них заносится вся информация с самого начала заболевания: о пациенте, о диагнозе, методах лечения. Там зафиксировано все течение болезни, показатели организма и назначения врачей. Наличие такого паспорта дает «гражданство» в стране раковых больных. Мой паспорт хранился как раз в том самом комоде!
Как только я про это вспоминаю, я поворачиваюсь, чтобы сказать ему: «Нет! Не там! Не открывай этот ящик!» Но Макс оказался быстрее, он открыл ящик, и, как назло, паспорт лежал сверху.
Сложно передать те чувства и ощущения, которые буквально скрутили меня от страха. В груди все сдавило, застучало в висках, и я почувствовала, как выступила испарина на лице.
Не дав произнести мне ни слова, Макс поднял глаза и сказал:
– Спокойно, у меня есть такой же!
«Что??? Не может быть! У Макса тоже был рак?» – Я не сразу смогла воспринять услышанные слова.
Мы оба замерли, глядя друг на друга. Казалось, эта сцена будет длиться вечно. Макс первым нарушил молчание.
– Все нормально, не волнуйся, – повторил он. – У меня тоже есть такая книжечка!
– Этого не может быть… И что, тоже никто не знает?
– Теперь знает. Ты.
Этот миг все растворил. Не знаю, смогу ли передать эмоции, которые испытала в этот момент. Это так странно, но они такие противоречивые. Так ужасно, что Макс болел, так плохо! Но для меня сейчас это стало спасением, словно эта ситуация должна была случиться. Господи, еще вчера я думала, что же должно произойти, чтобы я смогла наконец преодолеть это?
Напряжение в теле сменилось резким расслаблением, так что ноги перестали меня держать, и я буквально повалилась на пол. Закрыв лицо, я расплакалась. Макс сел рядом и обнял меня.
Не помню, как долго мы просидели на полу. За это время за окном успело стемнеть, а я все рассказывала и показывала ему. Макс молча слушал, жалел и гладил меня, как ребенка. Этот момент стал для нас новым этапом в отношениях. В эту ночь мы спали вместе, это был первый секс после больницы, операции и болезни. Я еще не осознала значения этого события, но всегда буду благодарна за это и ему, и вселенной. Мне кажется, сегодня я преодолела свой страх перед мужчинами. Наверное, этого человека мне дали именно для этого. И я всегда буду помнить это…
День восемьдесят шестой
Настоящее совершеннолетие
Зима в Германии начинается долго, а бежит довольно быстро. Не успели опасть желтые листья, как на ветвях набухли почки и мартовское солнце растопило и без того скудные кусочки льда. Люблю весну, люблю март. Наверное, потому, что в марте мой день рождения.
За это время мама с папой уютно устроились в одном доме с нами. Берти совсем выросла и внешне стала взрослой собакой. Герман нашел новых друзей в школе и стал заниматься баскетболом. Мои волосы выросли почти до плеч, и теперь получается закалывать два смешных хвостика. На работе появилось много новых знакомых, клиентов, ставших хорошими приятелями. И все это делает меня счастливой.
Так незаметно вместе с Максом мы перезимовали мягкую берлинскую зиму. Промчалось почти полгода. Очень скоро мне исполняется тридцать три года. Возраст Христа! Самое время перемен! Могла ли я подумать еще год назад, что буду встречать свои тридцать три года в Берлине с этими людьми, в своей новой жизни? Вряд ли.
Мое «совершеннолетие» решили отпраздновать узким кругом: Макс, я и мои подруги Алла и Ника. Я предложила Максу совместными стараниями заодно устроить личную жизнь подруг, из меня всегда получалась хорошая сваха!
– Макс, может, ты хоть парней каких-нибудь приведешь, а то у меня девчонки одинокие засиделись!
– Ладно, у меня есть пара знакомых, которые недавно развелись со своими женами…
– Так пригласи их!
Макс пригласил давних знакомых. Один представился Геннадием, второго звали Александр. С первой минуты они превратились в Генку и Алекса! Ребята замечательные! Генка – веселый и смешной, а Алекс – очень интеллигентный, скромный. Он мне понравился больше: во-первых, симпатичный, во-вторых, какой-то сдержанный, воспитанный… По глазам вижу: хороший парень! Надо брать!
Конечно, я не смотрю на него как женщина. Когда рядом со мной мужчина, для других я становлюсь бесполым существом. Но такого парнягу надо обязательно пристроить! Хоть бы Алка ему понравилась, и он Алке…
Весь вечер подталкиваю ее:
– Ал, иди с ним на балкон покурить!
– Он не курит!
– Пускай тогда рядом постоит! А ты расскажи чего-нибудь интересненькое. Пусть увидит, какая ты у нас клевая!
Вечер был в разгаре, Алка по моему наставлению постоянно уединялась с Алексом на балконе, а Генка и Ника хихикали вместе с Максом. Все изрядно выпили и решили потанцевать.
Кажется, вино ударило мне в голову, почему-то я достала свои старые фотографии и стала перебирать их. У меня много красивых фотографий, раньше я любила фотографироваться. Алекс сел рядом и потянулся к фоткам с нескрываемым интересом. Вокруг все танцевали и смеялись, а мы молча рассматривали мои «сокровища». Вдруг Алекс взял одну фотографию и так тщательно стал вглядываться, как будто что-то пытался прочесть на снимке. Это фотография – особенная, моя любимая. Мне восемнадцать лет, глаза сияют радостью и азартом, я счастливая, беззаботная, и на мне любимое красное платье. Алекс медленно поднял глаза на меня. Встретившись с ним взглядом, я почему-то сказала:
