Лилия Кох - 100 дней между жизнью и смертью
Несмотря на свое приподнятое настроение и приятное волнение перед предстоящим отъездом, я заметила, что Торстен слегка напряжен.
– Знаешь, так хочется взяться за осуществление своих планов и достижение мечты! – продолжала я.
– И о чем же мечтает самая красивая девушка в санатории?! – пошутил Торстен.
– Ну, если говорить о всех мечтах, целях и планах, то нам не только вечера, но и всей оставшейся жизни не хватит на их исполнение! Поэтому мечты и планы, о которых я говорю сейчас, – это только на ближайшее время… Хочу начать или продолжить свою счастливую жизнь в Берлине! Там же найти работу, друзей, знакомых, новые интересы…
– И… мужа?.. Угадал?
– Может, и мужа, не знаю. Как раз об этом не думала и уж точно не мечтала.
– Берлин – хороший город, мне тоже очень нравится. Правда, большой, неспокойный и слишком шумный…
– Большой?! Неспокойный?! Шумный?! – смеясь, переспросила я. – Да ты что! И вправду так считаешь?! Какой же он шумный и неспокойный?! Ты в Москве был?! Вот где и шумно, и неспокойно! А Берлин – это как раз то, что надо. Мне в нем не тесно и уютно, и дышится легко. Люблю этот город!
Торстен молча слушал, не перебивая, словно пытался услышать что-то между строк. Сегодня он был немного отрешенным. Я ощущала то его напряжение, то грусть, то задумчивость. Расслабиться получилось лишь после того, как официант принес заказанные Торстеном блюда и я как сумасшедшая начала пробовать одновременно все подряд. Торстен расхохотался:
– Как же мне нравится наблюдать твои эмоции! Это – лучший аттракцион, который я когда-либо видел!
На улице совсем стемнело, немногие фонари еще горели, освещая нам путь. Снегом замело узкие улочки, по которым пришлось добираться, чтобы немного сократить путь. Не дойдя метров пятьдесят до санатория, я остановилась:
– Не провожай меня дальше, я сама дойду. А завтра увидимся на последнем массаже.
Торстен посмотрел мне пристально в глаза:
– Лиля, скажи, ну почему ты меня избегаешь?
Я так же пристально взглянула ему в глаза и сказала:
– Спасибо…
– За что?
– За все. И за теннис, и за массаж, и за то, что я красивая и нравлюсь тебе. Наверное, для меня было очень важно встретить тебя. Но я не готова, понимаешь? Прости…
Не дожидаясь ответа, я неожиданно для себя самой поднялась на носочки и нежно поцеловала его в губы. Все произошло так внезапно, что сам Торстен замер от изумления. В какой-то миг показалось, что мы оба перестали дышать. Не помню, как долго это продолжалось, но я быстро пришла в себя и во избежание дальнейших объяснений скрылась за дверями санатория.
Герман спал, когда на цыпочках в темноте я пробралась к постели. Я неподвижно лежала, закутавшись в одеяло, и слушала стук своего сердца. Казалось, он был таким громким, что не только Герман, но и все соседи вот-вот проснутся и станут стучать в стену и по батареям.
Я думала о Торстене, о том, как много он для меня сделал, сам того не ведая. Вспоминая этот поцелуй, я почувствовала, что в груди все сжалось. Я не хотела целовать его и пыталась проанализировать, что вложила в это короткое, но очень важное прикосновение. И понимала, что кроме дружбы и благодарности было что-то еще. В первый раз за последний год я вдруг подумала о том, как бы выглядела интимная связь мужчины со мной. С такой, теперь некрасивой…
Мне стало не по себе. А что я ему скажу? Ведь эти физические недостатки так очевидны, что у любого возникнет масса вопросов. И я должна буду что-то объяснить, сказать, солгать, наконец. Какой ужас! Как же теперь с этим жить? Неужели придется навсегда остаться одной? Нет! Не надо об этом думать. Все плохие мысли на потом, к тому же доктор Цан обещал, что придумает что-нибудь и все исправит. С этими успокаивающими мыслями я уснула.
День шестьдесят четвертый
«Может, когда-то ты захочешь рассказать мне о своих мечтах…»
С самого утра Герман убежал на весь день в школу прощаться с ребятами, оставив мне самое неприятное: собирать и складывать в чемодан вещи и конечно же наводить порядок во всей комнате. До массажа оставалось еще часа три, и я решила позаниматься йогой и поплавать напоследок в бассейне, чтобы не терять времени зря. А уборка и сборы подождут до вечера, все равно уедем лишь завтра утром. Так что и Герману перепадет работенка по сборам!
С удовольствием позанимавшись йогой и поплавав в бассейне, я подумала, что обязательно займусь каким-нибудь спортом, когда вернусь домой. Мое нынешнее состояние уже вполне допускает какой-либо постоянный спорт, если он не требует получения олимпийских медалей!
Время близилось к полудню. Обедать без Германа в одиночестве совсем не хотелось, да и аппетита не было. Поэтому я решила сначала пойти к Торстену на массаж, а потом просто выпить кофе или чаю и подождать на ужин Германа.
Возле массажного кабинета сидело несколько пациентов, которых я ни разу не видела. На рецепции никого не было. Я заняла очередь и уселась в сторонке, ожидая, когда меня позовут.
Через какое-то время из кабинета выглянул Фабиан и пригласил меня зайти. Не без удивления я зашла в кабинет.
– А где Торстен? У меня сегодня последний массаж, мы завтра уезжаем… – недоуменно спросила я.
– Да, да, я знаю, Торстен говорил мне. Но он заболел сегодня, поэтому не смог прийти и попросил подменить его на пару дней. Так что массаж сегодня тебе делать буду я.
Несколько секунд я стояла неподвижно, переваривая информацию. Где-то в груди снежным комом стремительно нарастало беспокойство.
– Нет, нет, спасибо, мне надо идти. Еще куча дел, да и вещи собирать надо!
– Лиля, подожди! Торстен просил передать тебе кое-что…
Фабиан протянул мне бумажный пакет. Буркнув ему «спасибо», я вылетала из кабинета. Я быстро шла по коридору, комок подступал к горлу, и слезы наворачивались на глаза. Я знала, зачем он так поступил, понимала, что это правильно, и снова была благодарна ему. Залетев в комнату и закрыв за собой дверь, я бросила сверток на стол и, вытерев слезы, села на кровать. Немного успокоившись, аккуратно распечатала сверток и достала квадратную картинку, в которой узнала свою, недоделанную, с желтым фоном. Теперь на этом фоне красовалась огромная аппликация в виде красного сердца. На обратной стороне знакомым почерком было написано: «Может, когда-то ты захочешь рассказать мне о своих мечтах…»
Больше в пакете ничего не было.
День шестьдесят пятый
Дорога и грусть
Маленький автобус медленно пробирался по заснеженной дороге, качаясь в разные стороны. Герман спал, развалившись на заднем сиденье, а я всю дорогу смотрела в окно. Каждую минуту меня охватывали противоречивые эмоции, а в голове крутились не менее противоречивые мысли. Я смотрела в окно и ждала, что вот-вот мы проедем эту горную территорию зимы, и я увижу весеннее солнце, набухшие почками деревья, и вскоре мы окажемся возле дома, где в ожидании стоят дорогие мама и папа.
