Хесус Уэрта де Сото - Деньги, банковский кредит и экономичские циклы
837
Этот аргумент, среди прочих, упоминает и Хосе Торибио Давила, см.: José Toribio Dávila «Problemas Éticos en los Mercados Financieros,» представлено для выступления на конференции Encuentros sobre la dimensión ética de las instituciones y mercados financieros, состоявшейся в Мадриде под эгидой Fundación BBV в июне 1994 г. Кроме того, Торибио Давила считает, что стабильная денежная политика может быть реализована при любом коэффициенте резервирования. Он не принял во внимание факторы, связанные с теоретической невозможностью централизованного планирования вообще и, в частности, в применении к финансовому сектору. Эти факторы определяют неспособность и нежелание центрального банка адекватно рассчитать спрос на деньги и контролировать их предложение, которое предположительно должно соответствовать спросу. Более того, Торибио Давила упустил из виду масштабные эффекты рассогласования, порождаемые любым увеличением денежного предложения в форме кредитной экспансии (т. е. без обеспечения реальными сбережениями), которые затрагивают производственную структуру. Наконец, имеется очевидная связь между требованием 100 %-ного резервирования и этикой деловых операций финансовых институтов. В действительности эта связь очевидна не только в свете этически безответственного поведения, которое провоцируется лихорадочной спекуляцией во время кредитной экспансии, но также и в свете того несомненного факта, что экономические кризисы и спады представляют собой следствие нарушения этических принципов, требующих поддержания 100 %-ных резервов против договоров денежного банковского вклада.
838
Как объясняет Хюльсманн:
«Смешение денежных титулов и таких феноменов частичного резервирования, как IOU [долговая расписка (по созвучию с „I owe you“ — „я должен вам“). — Прим. науч. ред.], породило то, что принято называть законом Грэшема. Представьте себе потенциального клиента банка, которому предлагается сделать два банковских вклада двух разных типов. Он полагает, что оба типа вкладов означают предоставление одной и той же услуги. Единственная разница состоит в том, что за вклад первого типа он должен платить, а за второй нет (или там даже платят ему). Очевидно, он выберет „не благотворительный“ вариант и положит деньги на вклад второго типа. Когда смешивают денежные титулы и счета IOU, то эти последние будут вытеснять первые с рынка».
(Hülsmann, «Has Fractional-Reserve Banking Really Passed the Market Test?» pp. 408–409).839
Hayek, Monetary Nationalism and. International Stability, p. 82. На эту же тему см.: Simons, «Rules versus Authority in Monetary Policy,» p. 17.
840
Только представьте, насколько иной была бы экономическая история последних 150 лет, если бы Закон Пиля распространил требование 100 %-ного резервирования и на депозиты! Кстати говоря, Хайек писал о невозможности провести резкие границы между различными инструментами, способными представлять деньги в качестве общепризнанных средств обмена, и указывал на то, что мы имеем дело с «континуумом» различных степеней ликвидности. Поэтому установление того, соблюдаются защищаемые нами традиционные принципы права или нет, представляет собой еще более сложную задачу. Мы не считаем это опасение обоснованным. Как утверждает Менгер, на практике всегда можно провести адекватное различие между деньгами и всеми остальными высоколиквидными инструментами, которые, однако, не являются непосредственными, общепризнанными средствами обмена. Разница между этими двумя типами благ коренится в том факте, что деньги представляют собой не просто высоколиквидный инструмент. Деньги являются единственным благом, обладающим абсолютной ликвидностью. Поэтому люди хотят иметь их, даже если не получают процентов, пока держат их на руках, в то время как держатели других, пограничных инструментов, не обладающих абсолютной ликвидностью, требуют процент за владение ими. Сущностная разница между деньгами и остальными периферийными «средствами обращения» зависит от наличия у первых абсолютной ликвидности (или от отсутствия у вторых абсолютной, мгновенной доступности). Джералд О’Дрисколл анализирует эту проблему в своей статье: Gerald P. O’Driscoll, «Money: Menger’s Evolutionary Theory,» pp. 601–616.
841
Например, безусловно возможным является совершение убийства с использованием изощренных ядов, не оставляющих следов и затрудняющих установление точной причины и природы преступления. Тем не менее никто не сомневается в том, что убийство представляет собой нарушение базовых принципов права, и в том, что они должны предотвращаться, а в случае совершения — расследоваться и наказываться по закону.
842
Существуют также финансовые инновации, которые, подобно предложениям о покупке контрольного пакета акций, выполняют законные рыночные функции и сами по себе не нарушают никаких традиционных принципов права. Однако при существующей сегодня системе частичного резервирования и кредитной экспансии, не обеспеченной реальными сбережениями, их характер неизбежно извращается. Краткое, но исчерпывающее исследование финансовых «инноваций», которые стали результатом процесса, ошибочно именуемого «дерегулированием финансового сектора» (на самом деле сводившегося к снижению требований следовать принципам права), см. в книге Луиса Барралата: Luis Barrallat, La banca española en el año 2000: un sector en transición (Madrid: Ediciones de las Ciencias Sociales, 1992), pp. 172–205. Мы должны указать, что многие из таких «финансовых инноваций» возникают в возбужденной атмосфере спекулятивной лихорадки (иррациональной эйфории), являющейся следствием кредитной экспансии, питаемой системой частичного резервирования.
843
Здесь мы имеем еще одну великолепную иллюстрацию значительного искажающего влияния, которое налоговый и экономический интервенционизм государства оказывает на концепции субстантивного, или материального, права, общественные привычки и понятие справедливости. Этот вопрос детально обсуждается нами в книге: Уэрта де Сото. Социализм, экономический расчет и предпринимательская функция. С. 144–152.
844
После краха фондового рынка в октябре 1987 г. сжатие кредита было предотвращено лишь масштабными дозами ликвидности, которую все центральные банки закачали в систему. Но даже при этих обстоятельствах во время последовавшего за этим экономического спада (1990–1991 гг.) руководители центральных банков оказались беспомощными в деле убеждения экономических агентов в необходимости занимать новые деньги. И это при том что процентные ставки упали до исторически минимальных значений (в США до 2–3 %). Более свежий пример (2001 г.) — японские денежные власти понизили процентную ставку в Японии до 0,15 %, но не смогли инициировать предсказанного экспансионистского эффекта. Позже история повторилась — после краха американского фондового рынка в 2001–2002 гг. и установления Федеральным резервом процентной ставки на уровне 1 % годовых. [Денежные власти (monetary authorities) — как правило, так называют центральный банк и министерство финансов в совокупности. Этот термин подчеркивает совместную ответственность этих государственных органов над установлением целей и реализацией денежной политики. Институциональный аспект их взаимоотношений (расчеты по государственному долгу, администрирование выполнения государственного бюджета, обслуживание рынка государственных ценных бумаг) принимается в данном случае не важным. — Прим. перев.]
