Сергей Филиппов - Быть бизнес-лидером. 16 историй успеха
Еще одна причина, по которой я не люблю спорт, – отсутствие честности. Однажды против меня на чемпионате Союза среди старших юношей на ковер вышел грузин, который перед схваткой снял обручальное кольцо. И мне тоже приходилось под чужими именами выступать на соревнованиях по борьбе. Это была распространенная практика. Более того, мы видели, как наши тренеры проворачивали махинации с талонами и после сборов увозили чемоданы шоколада. Это производило на нас очень неприятное впечатление, потому что казалось, что так быть не должно. Тогда в спорте, как нигде, цинизм был высочайший. Не думаю, что с тех пор в этом плане что-то сильно изменилось.
В школе я учился хорошо. От папы с мамой мне достались определенные способности и отличная память. С двух прочтений я мог запомнить страницу печатного текста, даже со всеми знаками препинания. При этом я очень быстро читал, это от мамы. Учеба давалась мне легко. Я с седьмого класса не делал домашних заданий дома, потому что успевал выполнить их на переменках. Для меня не было разницы – гуманитарные предметы или точные науки. Математика мне нравилась так же, как литература, история и иностранные языки.
Изначально я хотел быть археологом. Еще пионером ходил заниматься на малый истфак СПбГУ. Там во мне сломали интерес к профессии, сказав, что археологами мы не станем, их переизбыток, а будем учителями истории. Учителем быть я не хотел ни в коем случае. Тогда задумался о военной карьере и стал готовиться к поступлению в Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе.
Потом случайно узнал, что есть Восточный факультет, а там – кафедра истории Древнего мира. Если честно, я не очень понимал, что меня ждет с таким образованием, но поскольку в учебной программе была история и все казалось загадочным, необычным и интересным, то решил поступать именно туда. Все говорили, что туда можно поступить только по блату, но у меня не возникло никаких сложностей. Я был секретарем комсомольской организации школы, поэтому легко получил рекомендацию от горкома: без нее поступить было нельзя. У меня не было медали, но я все вступительные экзамены сдал на пятерки. А что, собственно, там было сложного? Я ходил в обычную школу, но немецкий учил с отцом и на курсах, поэтому говорил лучше, чем выпускники спецшкол. Единственное, что меня волновало, – сочинение. С содержанием сочинений у меня никогда не было затруднений: со второго класса любил фантазировать и рассуждать в письменном виде. А вот случайно сделать ошибку – боялся: те люди, кто с детства много читает, как я, автоматически пишут достаточно правильно, не зная правил. Устный экзамен по литературе и истории тоже не пугал, поскольку я читал быстро и много. Обсудить перипетии сюжета «Войны и мира» или исторические события с университетским преподавателем разве сложно?
Интернациональный долг
После поступления стало понятно, что Восточный факультет – кузница кадров для спецслужб. Была сложная международная обстановка из-за вечно воюющего арабского мира. Не хватало военных переводчиков. И после четвертого курса я попал на так называемую учебную практику в Южный Йемен. На самом деле моя практика была командировкой по линии Министерства обороны СССР в качестве военного переводчика в пятую парашютно-десантную бригаду спецназа главного разведуправления генерального штаба Министерства обороны Народной Демократической Республики Йемен. Во время моего пребывания там началась гражданская война. Наша бригада активно участвовала в операциях по борьбе с контрреволюцией, мятежами и контрабандой. Практически вся бригада была уничтожена. Год в Йемене связан с тяжелыми воспоминаниями. Я вернулся другим человеком. Мы ехали туда лопоухими щенками выполнять интернациональный долг, а когда увидели все своими глазами, то осознали, что такое война. Там я получил звание лейтенанта. Пил я сильно после возвращения. Жалел себя. После пятого курса на два года уехал в Краснодар по распределению, в специальный учебный центр Советской армии. Потом меня командировали на три года в Ливию. Сначала два года – в Бенгази старшим переводчиком авиабазы и год – в Национальной гвардии товарища Каддафи. Я не хотел карьеры ни офицера, ни военного переводчика, но уволиться со службы было невозможно, потому что это был мой долг. Я готов был уже под трибунал идти. Снял погоны я только в 1991 году. Сейчас у меня звание подполковника запаса.
Единственная дверь, которая была открыта
После службы я устроился корреспондентом в газету «Смена», поскольку это была единственная газета, в которой мне хотелось работать. Из армии я уходил со скандалом, поэтому понимал, что больше меня могут никуда и не взять. Естественно, сменовцы посмотрели биографию и сделали выводы. Они сразу заподозрили во мне агента КГБ, который должен проникнуть в газету и развалить ее изнутри. Тогда люди не имели никакого представления о том, как на самом деле устроен мир. Многие не понимали разницы между КГБ и Министерством обороны. Что мне было отвечать на их вопросы о Ливии? Надо было либо долго и подробно объяснять, либо ничего не говорить. Я предпочел последний вариант.
В газете я писал о криминале. К политике меня не подпускали, потому что не доверяли. В экономике я ничего не понимал. Темой спорта по уже озвученным причинам я не хотел заниматься. Культура также осталась в стороне, потому что я не считал себя человеком, который может об этом авторитетно говорить. Оставался криминал, которым до меня фактически никто не занимался. В Советском Союзе криминал был подцензурной темой, а в 1991-м начались изменения, и можно было себя проявить на этой целине, не боясь критики. Сначала мы создали криминальный отдел в газете «Смена», потом агентство расследований, потом я ушел в «Комсомольскую правду» собкором по Северо-Западу. Через два года меня пригласил Костя Сухенко, сейчас он депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга, а тогда был совладельцем газеты рекламы «Шанс». Это была газета бесплатных объявлений, но им хотелось, чтобы выходили еще и журналистские полосы. Мне предложили бешеную зарплату, но я отказался: мне это неинтересно и не в деньгах счастье. Но если они возьмут к себе весь наш отдел расследований в количестве семи человек, то пойду с удовольствием. На тот момент мы уже научились расследовать дела коллективно, методом бригадного подряда. Нас взяли. Мы стали называться службой журналистских расследований при издательском доме «Шанс». Служба просуществовала два года, при этом мы могли заниматься тем, что нам интересно, руководство нас не тревожило. Но потом стали считать денежки, поняли, что содержать нас накладно, и попросили за дверь. Однако мы уже успели наработать опыт, структурироваться, поэтому в 1998 году зарегистрировали собственное СМИ. С этого и началась история Агентства журналистских расследований. Это история об абрикосовых косточках, которые бросили в землю, они начали прорастать и постепенно превратились в крепкие деревья.
