Александр Прохоров - Русская модель управления
Централизованно мобилизовывать и перераспределять имеющиеся в стране ресурсы уже невозможно. Если отнимать доходы у населения (чтобы потом отдать их на нужды развития стратегически важных отраслей и сфер деятельности), то оно просто начнет эмигрировать, причем уедут именно те, у кого было что отнять, то есть наиболее эффективные работники. Ведь восстановить (в той или иной форме) необходимое для функционирования русской модели управления крепостное право уже не удастся. В связи с эмиграцией страна уже понесла и продолжает нести невосполнимые потери (90–100 тысяч человек ежегодно). «Эти люди моложе, здоровее, энергичнее, образованнее, квалифицированнее, трудоспособнее, чем средний житель России. Эмиграция из России носит явные черты „утечки мозгов“, а не „рук“. Доля лиц с высшим образованием среди выбывших в США составляет 42 %, в Израиль — 30 % (в населении России — 13,3 %)»[602].
А скоро информационные технологии в сочетании с процессом глобализации позволят нашим соотечественникам «эмигрировать, не выходя из дома», то есть работать на мировую экономику напрямую, минуя экономику российскую. Уже сейчас «многие российские ученые предпочитают подавать свои патентные заявки сразу за границу. По данным Миннауки, более половины патентов, выданных в 1993–1997 годах российским заявителям в США, были получены минуя фазу национального патентования в России. В Китае за тот же период нашими соотечественниками были подобным образом оформлены 109 патентов. Нежелание изобретателей получать российский патент связано с угрозой засекречивания их заявок по соображениям национальной безопасности, что в сегодняшних условиях чревато неполучением надлежащей компенсации»[603].
Если отнимать ресурсы у кластерных единиц, в первую очередь у предприятий, то необходимо будет преодолеть их сопротивление, то есть восстановить всеобъемлющий государственный контроль за всеми финансовыми и материальными потоками, что физически невыполнимо (да и степень коррумпированности государственного аппарата не оставляет надежд на успех этого мероприятия).
До сих пор «попытки давления на бизнес со стороны отдельно взятой местной администрации с целью собрать необходимые налоги приводили лишь к тому, что более мобильная часть бизнеса, представленная торговым и финансовым капиталом, просто перемещалась в другие регионы, где местные власти закрывали глаза на уход от налогов и тем самым обеспечивали более „мягкий“ налоговый режим»[604]. Если же восстановление вертикали федеральной власти позволит государству усилить налоговый пресс одновременно во всех регионах, то бизнес окончательно уйдет в теневую экономику и за границу.
«В современном мире мобильность капитала настолько высока, что странам приходится соревноваться за привлечение капитала, причем включая отечественный. В начале реформ российский капитал еще не мог „оторваться“ от отечественных „корней“, но в последние полтора-два года стали множится случаи экспорта российского капитала для производственных целей в страны Европы, Азии и Африки (в отличие от обычного бегства капиталов). Это значит, что в международной конкуренции за привлечение капиталов мы пока проигрываем»[605].
Кроме того, к настоящему времени в стране наконец-то достигнут общественный консенсус по поводу того, что государство по определению не может быть эффективным хозяйствующим субъектом. На объективные экономические факторы, превращающие активное государственное участие в хозяйственной деятельности в разбазаривание национальных ресурсов, в России накладывается негативное отношение населения к государственному аппарату. В частности, по результатам проведенного в ноябре 2000 года «самого массового в истории человечества онлайнового опроса…», самую низкую среди правительств стран «большой восьмерки» «оценку получили правительства России и Японии, где, по мнению граждан этих стран, чиновники не отличаются особой интеллигентностью и малокомпетентны. В то же время это самые коррумпированные чиновники, и заняты они в основном решением своих проблем»[606].
Следовательно, повторить петровские или большевистские преобразования с помощью традиционной русской модели управления не удастся. Но и примириться с углубляющимся отставанием страны от мирового уровня наша система управления не может, в нее изначально «вмонтирован» завышенный уровень национально-государственных амбиций. XX век убедительно продемонстрировал, что у России стремление к мировому признанию сильнее инстинкта самосохранения. Высказывается не лишенное оснований мнение о том, что «общественный консенсус по поводу неприемлемости зависимого положения России в мире» и недопустимости превращения ее во второстепенную страну может стать основой новой национальной идеи[607]. Из такого внутреннего конфликта между амбициями и реальностью возможен только один выход — модернизация национальной модели управления ради сохранения ее базовых характеристик.
Таким образом, наиболее вероятной перспективой русской модели управления является третий вариант — ее дальнейшее развитие. Система изменится в той мере и в том направлении, насколько это необходимо для достижения значимых (по мировым меркам) результатов при условии сохранения в качестве главных управленческих инструментов мобилизации и перераспределения ресурсов, чередования стабильного и нестабильного режимов функционирования, кластеров и параллельных структур, уравнительных тенденций внутри кластеров и конкуренции между кластерными единицами. Чем же придется пожертвовать? Ответ ясен из предыдущих семнадцати глав — ключевой ролью государства.
Какой из уровней управления примет на себя те ведущие функции, которые ранее оставались за государством? Кто сможет успешно применять традиционные инструменты русской модели управления? Индивид? Нет, нынешняя стадия развития нашего общества не позволяет надеяться на то, что каждый отдельный гражданин «созрел» для самостоятельного взаимодействия с коллегами и конкурентами. Разумеется, приятно пофантазировать о том, что наш соотечественник так же, как житель англосаксонских стран, мог бы стать независимым центром принятия экономических и прочих решений, источником инициативы и ответственности, чьи потребительские и инвестиционные предпочтения определяли бы структуру экономики и направления взаимодействия с внешним миром.
Но простой житейский опыт, не говоря уж о доступной наблюдению отечественной хозяйственной практике, свидетельствует о неприменимости индивидуалистических концепций управления в наших условиях. От ритуальных повторений заклинания «гражданское общество! правовое государство!» толпа подданных и подчиненных не превратится в полноценных граждан. Ветхозаветная эпоха, когда связать общество воедино могла только государственная машина и государственная идеология, для России наконец-то закончилась. Но эпоха суверенных и независимых граждан, самостоятельно строящих хозяйственные, социальные и политические структуры, диктующих свою волю государству и предприятиям, еще не наступила. «Нам необходима смена поколений, не один десяток лет, чтобы сделать индивидуализм мотором общественного развития и совершенствования человека, а не средством накопления благ»[608].
