Любовь Левина - Бизнес для ржавых чайников. Достойная жизнь на пенсии
Все было отлично, не считая одной маленькой детали. У меня в седьмой раз открылась язва двенадцатиперстной кишки. Больницы, санатории, диеты в самом цветущем и продуктивном возрасте… Да что там рассказывать… Многие меня поймут, о чем это я. Чувство вины перед семьей за свои болячки, за то, что твои близкие страдают вместе с тобой…
И хотя я была тогда воинствующая атеистка, Боженька сжалился надо мной. Молоденькая, только что после ординатуры, цеховой врач выписала мне направление к… психотерапевту. Напуганная приставкой «психо», я полгода не решалась идти на прием. Потом нашла в энциклопедии, что это значит, и направилась в поликлинику. Врача звали Коновальчук Владимир Павлович. Я про него писала в книге «Таблетка от склероза». Поведала ему свою историю. Знаете, что он сказал? «Если бы вы были дурно воспитаны, или хотя бы сквернословили, вам бы гораздо легче жилось». Я остолбенела. Потом ситуация прояснилась. При моем складе характера, темпераменте, очень жестком воспитании и окружении работать в подобном режиме категорически не показано.
Суровый трудовой режим, примерно как в «Круге первом» у Солженицына, друзья, муж, соседи, знакомые, все мы работали на этом монопредприятии, ореол значимости, секретность, военные знания, которые не всегда предназначены для нежной женской души, катастрофически повлияли на мое крепенькое когда-то деревенское здоровье.
Владимир Павлович предложил сменить хотя бы что-то или кого-то в этой цепочке. Кого? Мужа? НИ ЗА ЧТО! Соседей? Не вариант, мы жили в ведомственном общежитии для специалистов и уже двенадцатый год стояли в очереди на квартиру. По сути, это было крепостное право, и хотя тебя никто не держал, уйти было некуда. Выпускать пар и давать волю эмоциям, а уж тем более ругаться в нашем окружении, было не принято. Чем молчаливей человек, тем лучше. Но только не для меня.
Оставалось расширить круг общения. Сначала я поступила в музыкальную школу на художественное отделение для взрослых. Взрослыми считались ученики, достигшие четырнадцатилетнего возраста. Я училась в одной группе с одноклассником моей старшей дочери. Потом я поступила в Училище культуры на режиссерское отделение. Не потому, что уж прямо вот так испытывала к этому великое стремление, просто это было единственное заведение, подходящее мне, матери двоих детей, работающей женщине, для возможности учиться.
Вот тут-то мне и попалась на глаза книга Марка Твена про простофилю Вильсона. Единственным хобби у меня была художественная самодеятельность, хотя ни петь, ни танцевать, ни играть на музыкальном инструменте я не умела. Только писать сценарии. Дело не намного перспективнее коллекционирования отпечатков пальцев. Но выбора больше не было, вот я и пошла учиться.
Бесшабашные, веселые, легко живущие, не всегда обремененные большими нравственными рамками, директора сельских клубов стали моими сокурсниками. Это был водоворот эмоций, фантазии, смеха, грубовато-пошловатых шуток, высокой поэзии, добротной драматургии, новых открытий! Оказывается, что режиссура – это целая наука! И очень интересная! Я закончила учиться с красным дипломом. Это было такое удовольствие, про которое я даже и не подозревала. У меня появились новые знакомые, другие интересы. Правда, я тут же выпала из круга застольного общения старых знакомых. Мне было не интересно обсуждать траектории полета боеголовок и характеристики подводных лодок. А они не понимали, как можно заниматься такой ерундой, как постановка литературно-музыкальной композиции.
Через пару лет, после пятнадцатилетнего ожидания, мы наконец-то получили квартиру. И я тут же уволилась с предприятия, на котором проработала около двадцати лет, куда я пришла по распределению и по воле сердца, где я честно и добросовестно трудилась на благо родины, где планировала проработать до самой пенсии. А вот ушла…
В свое время одна из женщин в нашем инженерном общежитии, бросив все, устроилась работать экскурсоводом в краеведческий музей. Этот поступок обсуждался на всех кухнях, все дружно крутили по этому поводу пальцем у виска. Теперь настала моя очередь…
Шел 1992 год. 15 августа я бежала через пустырь к своему новому месту работы. В школу. Торопилась. Сказывалась многолетняя привычка работы в пропускной системе. Вбежала в вестибюль, поднялась в кабинет и…растерялась. Делай что хочешь. Нет, задание мне, конечно, было дано, и план работ сверстан. Правда, я не имела ни малейшего представления о том, как я его выполню. Но это никого не волновало. Меня считали специалистом. Спросить и проконсультироваться не у кого. Дерзай, Любовь Тимофеевна! Пробыв в школе до положенного времени, я пошла к директору, доложить о том, что мой рабочий день закончился и можно ли уже идти домой. Она засмеялась. «Иди», – говорит.
На школьном дворе светило солнце, бегали ребятишки. Был всего лишь полдень. Когда я вернулась домой, семья очень удивилась, почему так рано. И тут я поняла, что это СВОБОДА! Какое великое счастье ощутить это состояние! Ни один педагог не поймет, о чем это я, и ни один марсианин не поймет, зачем это я.
По моему эксцентричному складу характера работа на номерном предприятии со строгой пропускной системой, жестко регламентированным распорядком работы и тотальным контролем, конечно, оказалась для меня непосильным бременем, о чем я даже не догадывалась, пока не ушла в другую жизненную парадигму.
Все знакомые удивлялись: сменить статус и о-о-очень приличную зарплату, спокойные условия работы на сумасшедший ритм школьного водоворота… Зачем это? Но ЭТО оказалось МОЕ!
Двадцать третий год я бегу в школу как на праздник в буквальном смысле слова.
Это не ради красного словца сказано. Это на самом деле так. И я благодарна судьбе, что она подкинула мне шанс в уже довольно зрелом возрасте сменить одно любимое дело (работа на оборону страны) на другое (работу на наше будущее, на детей), которое, надо честно признаться, мне очень понравилось. Наверное, не каждому так везет: занимаешься тем, чем хочешь, а тебе еще деньги за это платят.
К тому времени обе мои дочери были школьницами. И у меня, честно признаться, сложилось несколько снобистское отношение к нашей системе народного образования. Оказавшись же по другую сторону «баррикады», я поняла, как была неправа. В современной школе работают фанатики! Не все, но много.
Тут только я поняла Михаила Ефимовича Литвака, что работать нужно либо за хорошие деньги, либо для удовольствия.
Так к чему я это все так долго рассказывала. А к тому, что начинать сызнова никогда не поздно. Если уже нет сил и возможности работать в полную нагрузку (не зря же у нас такой пенсионный возрастной ценз), попробуйте порыться в своих увлечениях, может, даже с детских лет, и найти им применение.
