Алексей Недозрелов - Мифомоделирование в психологии и маркетинге
В некотором смысле миф может быть даже более реален, конкретен и осязаем, чем ортодоксальная наука: «А я, по грехам своим, никак не могу взять в толк: как это земля может двигаться? Учебники читал, когда-то хотел сам быть астрономом, даже женился на астрономке. Но вот до сих пор не могу себя убедить, что земля движется и что неба никакого нет. Какие-то там маятники да отклонения чего-то куда-то, какие-то параллаксы… Неубедительно. Просто жидковато как-то. Тут вопрос о целой земле идет, а вы какие-то маятники качаете.
…Некоторые представители науки даже любили и любят щеголять таким рассуждением: я доказал вот эту теорему, а соответствует ли ей что-нибудь реальное, или она есть порождение моего субъективного мозга – это меня не касается. Совершенно противоположна этому точка зрения мифического сознания. Миф – необходимейшая – прямо нужно сказать, трансцендентально-необходимая – категория мысли и жизни; и в нем нет ровно ничего случайного, произвольного, выдуманного или фантастического. Это – подлинная и максимально конкретная реальность» [7] .
Любая наука мифологична. Декарт – основатель европейского рационализма – начинает свою философию и методологию с всеобъемлющего сомнения, впервые открыто сомневаясь во всем, включая Бога. Единственную опору, единственную неопровержимую точку отсчета он находит в сознании, постулируя формулу «мыслю – следовательно, существую». Но почему менее реальны вещи, окружающий мир, Бог или что-то иное? Исключительно потому, что такова мифология Декарта. Ньютон создал модель мира, дающую механистическое обоснование и объяснение всем протекающим в нем процессам. Но и эта модель построена на мифологии – мифологии рационального нигилизма, придающей рациональность и упорядоченность механическому взаимодействию материальных тел. Даже атом мифологичен: ведь если он материален, то он имеет объем и форму, которую можно измерить, и следовательно, он делим. В противном случае это означает, что он не имеет пространственной формы. «Если же он неделим, это означает, что он не имеет пространственной формы, а тогда я отказываюсь понимать, что такое этот атом материи, который нематериален. …Всякому здравомыслящему ясно, что дерево есть дерево, а не какая-то невидимая ипочти несущественная пыль неизвестно чего» [8] .
И если кто-то говорит, что наука разрушает миф, то это означает лишь то, что одна мифология борется с другой мифологией.
Более того, миф не есть абстрактное бытие, существующее на уровне неких ментальных конструкций. Миф предельно насущен, конкретен и осязаем, поскольку в его основе всегда лежат жизненные потребности или стремления. Природу мифа составляют не мыслительные усилия, а вещественная реальность и ощутимая, телесная, животная действительность. Как писал Голосовкер: «Мы увидим в логике мифа нечто чрезвычайно любопытное и двойственное: мы увидим явно «абсолютную логику», но построенную скрыто на основе «логики относительности» и при этом в конкретных телесных образах… Мы видим, что воображаемый, имагинативный мир мифа обладает часто большей жизненностью, чем мир физически данный, подобно тому, как герой иного романа бывает для нас более жизненным и конкретным, чем иное, когда-то жившее историческое лицо. …Мы можем сказать, что миф… есть запечатленное в образах познание мира во всем великолепии, ужасе и двусмыслии его тайн».
Да, в мифическом мире часто встречаются явления фантастические, опровергающие «научные» знания о реальности – оборотничество, смерть и воскресение, всевозможные магические феномены. Но все это – факты не искажения бытия, а его переосмысления; все эти фантастические явления основаны на, по сути, психотерапевтическом процессе структурирования в субъективной реальности явлений максимальной значимости и максимальной напряженности бытия. Речь идет не о внебытийности, а о судьбе бытийности, определяющейся через различные грани реальности.
Здесь можно наткнуться на, казалось бы, явное противоречие: как миф может быть чем-то конкретным и телесным, если в нем часто встречается масса фантастических элементов и противоречий, если миф по определению не логичен? Это очередная иллюзия. Миф логичен. Другое дело, что логика у него своя – логика мифа. Этот вопрос подробно исследовал Я.Э. Голосовкер: «Мышление идеями и само порождение идей есть деятельность воображения. Мышление образами как деятельность воображения есть одновременно мышление смыслами. В так называемом мифологическом мышлении это дано обнаженно: там образ есть смысл и значение. Там миф есть, так сказать, воплощенная теория: древние космогонии и теогонии суть такие теории – описание и генеалогическое объяснение мира. …Жизнь героя и всех связанных с ним существ протекала в мифах не одной, а многими жизнями в самых разнообразных комбинациях, вплоть до смерти героя, всем по-разному ведомой и в конце концов часто вовсе неведомой. …И тем не менее во всем этом смысловом хаосе, созданном веками, есть своя логика и законы этой логики, знание которых может помочь нам не только понять, но и упорядочить и реконструировать древние, уже затерянные мифы. … Если мы зададимся целью раскрыть воображение с его познавательной стороны, то есть дать гносеологию воображения или же «имагинативную гносеологию», мы неминуемо придем к проблеме логики воображения, которая и будет в данном случае энигматической логикой» [9] . Именно это "энигматическое знание" – знание, которое всецело обязано воображению – составляет основу логики мифа.
Миф различает (или может различать) истинное от кажущегося. Это становится очевидным, если обратить внимание на процессы, когда одна мифология вытесняет другую – всегда посредством оценки (и, как правило, отрицания) ее истинности. Но осуществляется это не научным, а чисто мифологическим путем на основании мифологических же критериев (какими бы научными они иной раз не казались).
Часто миф считают метафизическим, сказочным построением, чем-то нереальным и иллюзорным, противостоящим «реальной» действительности. Предположим, что миф – сказка. Для кого? Для того, кто живет этим мифом? Ничуть не бывало. Для мифического сознания миф вовсе не является ни чем-то сказочным, ни чем-то трансцендентным. Напротив, миф – самое реальное, чувственное и живое бытие. Не является миф и какой-либо метафизикой – если метафизика пытается дать какое-либо наукообразное описание надчувственного, потустороннего бытия, то миф ни в коей мере не стремиться ни к научности, ни к трансцендентности; напротив, он дает предельно чувственное, жизненное отношение к окружающему. Миф поражает своей телесностью, зримостью и осязаемостью. Впрочем, это не мешает появляться на мифологической почве всевозможным философским и метафизическим конструкциям. Достаточно вспомнить «причащение плоти и крови», чтобы убедиться, что даже предельно возвышенная и духовная мифология оперирует чувственными образами.
