Яков Паппэ - Российский крупный бизнес: первые 15 лет. Экономические хроники 1993-2008 гг.
Что касается нерегулярных источников, то ни один из них, взятый в отдельности, априори достоверным считаться не может. Чтобы получить информацию, которую можно с определенной уверенностью использовать в исследованиях, необходимо собрать некий репрезентативный массив сообщений и по нему получить экспертное заключение исследователя.
Сказанное в данном разделе, на наш взгляд, оправдывает то, что в тексте книги мы, как правило, не будем приводить ссылки на источники информации. Для каждой цифры или события сделать это невозможно, а выборочный подход, по нашему мнению, нецелесообразен и некорректен. Ссылки будут приведены только в тех редких случаях, где мы не готовы взять на себя экспертную ответственность за надежность данных.
Глава 2. Формирование и развитие российского крупного бизнеса в 1990-е гг
2.1 Механизмы формирования интегрированных бизнес-групп и компаний
Имущественные ИБГ стали появляться в российской экономике начиная с 1993 г. Инициаторами их создания и одновременно центральными элементами выступали три типа экономических агентов: крупные банки, крупные промышленные предприятия, а также специально создаваемые финансовые, торговые или управленческие структуры (в форме одного, а чаще нескольких юридических лиц).
Крупные банки уже в первой половине 1990-х гг. непосредственно или через дочерние фирмы стали активно скупать акции промышленных предприятий и, опираясь на приобретенный пакет (а также на неформальные права кредиторов), участвовать в процессе управления ими.
В период ваучерной приватизации 1993–1994 гг. акции промышленных предприятий чаще всего приобретались на чековых аукционах. В конце 1995–1996 гг. контрольные пакеты акций ряда крупнейших компаний и предприятий были куплены несколькими ведущими банками на так называемых залоговых аукционах. Затем наиболее распространенной формой стали денежные аукционы и конкурсы с инвестиционными условиями. Имелись также отдельные случаи приобретения банками предприятий реального сектора за долги.
На вопрос, почему банки стали скупать предприятия реального сектора, сами финансисты и наиболее лояльные к ним аналитики чаще всего давали три варианта ответа. Первый состоял в том, что аксиому, согласно которой в долгосрочном плане банки не могут жить лучше, чем их клиенты, отечественные банкиры после окончания периода гиперинфляции выучили достаточно быстро. Началась острая конкуренция за обслуживание счетов крупных промышленных предприятий. Стали расти и доля кредитов, выдаваемых промышленности и другим отраслям производственной сферы, и единичные объемы, и сроки кредитования. Но все отчетливо понимали, что в существующих условиях кредитовать предприятие, которое не контролируешь, слишком рискованно, причем стандартные механизмы контроля банка над заемщиком недостаточны.
Вторая называвшаяся причина — страх перед иностранной конкуренцией (которая, впрочем, так и не стала сколько-нибудь существенным фактором). До кризиса августа 1998 г. многие полагали, что очень скоро в Россию придут крупнейшие иностранные банки и получат право обслуживать отечественные предприятия. И тогда российские банки, которые не смогут конкурировать с ними по набору и качеству предоставляемых услуг, потеряют своих лучших клиентов, если не будут одновременно их совладельцами.
Третья причина состояла в том, что в начале 1990-х гг. крупнейшие российские, и в особенности московские, банки сосредоточили у себя лучших отечественных аналитиков и менеджеров, в том числе и в области промышленности, — тех, кто был способен разрабатывать и анализировать бизнес-планы, организовывать технологические цепочки, реструктурировать предприятия. И грех было этим не воспользоваться.
Разумеется, картина, нарисованная в трех последних абзацах, слишком благостна. Во-первых, российские банки были заинтересованы в промышленных предприятиях далеко не только как в заемщиках. Не менее важным интересом было установление контроля над их финансовыми потоками со всеми вытекающими отсюда последствиями. Во-вторых, как показала практика, часто установление банковского контроля над предприятием было лишь шагом на пути его перехода в частную собственность хозяев или менеджеров банка, которые справедливо полагали, что владение крупными промышленными активами обеспечивает им в долгосрочной перспективе более надежное положение в российской экономической элите. И наконец, экспертный и менеджерский потенциал банков оказался в большинстве случаев недостаточным для того, чтобы обеспечить необходимую реструктуризацию подконтрольных предприятий. (Однако следует ясно понимать, что по крайней мере до 1998 г. ни у самой промышленности, ни у одной из ветвей государственной власти не было не только равного, но даже и сопоставимого кадрового ресурса.)
Можно указать еще на две причины активной экспансии российского банковского капитала в промышленность, относящиеся к сфере психологии. Во-первых, существуют основания полагать, что ряд создателей и собственников крупных банков по менталитету не были банкирами изначально и так и не стали ими. Ценности «реального дела» и «владения чем-то реальным» оставались для них приоритетными. Во-вторых, как минимум с 1994 г. в деловых кругах и экспертном сообществе утвердилось мнение, что глобальный кризис российской банковской системы в среднесрочной перспективе неизбежен и он обязательно приведет к гибели значительной части крупных банков. Разногласия касались лишь сроков (в течение ближайшего года, трех или пяти) и процента обреченных банков (30, 50 или 70 %). Экспансия в промышленность («которая никуда не денется» и «которой все равно не дадут умереть»), возможно, была для некоторых банкиров реакцией на эту перспективу.
Достаточно часто инициатором формирования и центральным элементом ИБГ становилось крупное промышленное предприятие. Процесс, как правило, начинался с создания карманных банков или установления контроля над уже существующими. Затем достраивалось прочее необходимое финансовое и торговое окружение, т. е. учреждались или покупались торговые дома, страховые и инвестиционные компании, пенсионные фонды и т. д. Крупномасштабная экспансия таких ИБГ в другие отрасли промышленности была достаточно редким явлением, при этом чаще всего покупались предприятия-смежники или конкуренты. Более агрессивная экспансия была характерна только для лидеров сырьевого сектора.
Третья схема, когда в качестве центрального элемента ИБГ выступала специально созданная структура, использовалась значительно реже двух первых и еще реже приводила к успеху. Дело в том, что в 1990-е гг. в России, владея только лишь пакетом акций промышленного предприятия, как правило, невозможно было получить ни дохода, ни влияния. Претендент на роль центрального элемента имущественной ИБГ должен предложить ее потенциальным участникам какие-то принципиально важные для них услуги, в противном же случае его пакет акций будет через какое-то время либо размыт, либо оспорен. Но это означает, что этот претендент — если он не банк или не промышленное предприятие — должен априори обладать значимыми рыночными или нерыночными преимуществами. Поэтому неудивительно, что примером наиболее успешной реализации третьей схемы является, пожалуй, АФК «Система», имевшая, по общему мнению, особые отношения с московскими властями. (И тем же самым можно объяснить то, что в 1990-е гг. в России не появился такой тип экономического агента, как крупный и успешный отечественный портфельный инвестор.)
