Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда
Packard T., Koettl L., Montenegro C. In From the Shadow. Integrating Europe’s Informal Labor. Washington, D.C.: The World Bank, 2012.
Perry G., Maloney W., Arias O., Fajnzylber P., Mason A., Saavedra-Chanduvi J. Informality. Exit and Exclusion. Washington, D.C.: Wold Bank, 2007.
Rama M. The Consequences of Doubling the Minimum Wage: The Case of Indonesia // Industrial and Labor Relations Review. 2001. Vol. 54. № 4. Р. 864–881.
Rauch J. Modeling the Informal Sector Formally // Journal of Development Economics. 1991. Vol. 35. Р. 33–47.
Rebitzer J., Taylor L. The Consequences of Minimum Wage Laws; Some New Theoretical Ideas // Journal of Public Economics. 1995. Vol. 56. Р. 245–255.
Saget C. Poverty Reduction and Decent Work in Developing Countries: Do Minimum Wages Help? // International Labour Review. 2001. Vol. 140. № 3. Р. 237–268.
Schneider F., Enste D. Shadow Economies: Sizes, Causes and Consequences // Journal of Economic Literature. 2000. Vol. 38. Р. 77–114.
Schneider F., Buehn A., Montenegro C. Shadow Economies All over the World. New Estimates for 162 countries from 1999 to 2007: World Bank Policy Research Working Paper № 5356. 2010.
Simon K., Kaestner R. Do Minimum Wages Affect Non-Wage Job Attributes? Evidence on Fringe Benefits and Working Conditions: NBER Working Paper 9688. 2003.
Squire L., Suthiwart-Nareput S. The Impact of Labor Market Regulations // World Bank Economic Review. 1997. Vol. 11. № 1. Р. 119–143.
Stigler G. The Economics of Minimum Wage Legislation // American Economic Review. 1946. Vol. 36. № 3. Р. 358–365.
Strobl E., Walsh F. Minimum Wages and Compliance: The Case of Trinidad and Tobago // Economic Development and Cultural Change. 2003. Vol. 51. Р. 427–451.
Welch F. Minimum Wage Legislation in the United States // O. Ashenfelter, J. Blum (eds.) Evaluating the Labour Market Effects of Social Programs. Princeton University Press, 1976.
Wolfson P. How Much Should We Trust Regression Estimates Based on Serially Correlated Panels: Tuck School of Dartmouth Working Paper. 2011. (http://ssrn.com/abstract=1839718).
Yaniv G. Minimum Wage Noncompliance and the Sub-minimum Wage Rate // Economics Bulletin. 2004. Vol. 10. № 9. Р. 1–7.
Yaniv G. On the Employment Effect of Noncompliance with the Minimum Wage Law // International Review of Law and Economics. 2006. Vol. 26. Р. 557–564.
Zavodny M. The Effect of the Minimum Wage on Employment and Hours // Labour Economics. 2000. Vol. 7. № 6. Р. 729–750.
Глава 6. Влияние налогообложения на неформальную занятость: последствия введения плоской шкалы подоходного налога[104]
6.1. Введение
Важный вопрос, в какой мере неформальность на рынке труда чувствительна к изменениям в налогообложении, остается малоизученным. Главная проблема состоит в том, что бо́льшая часть наблюдаемой вариации в налоговых ставках является эндогенной, и поэтому не может использоваться для оценки причинно-следственного эффекта. В настоящей работе мы используем естественный эксперимент для идентификации причинно-следственной связи между налоговым «клином» (совокупным налоговым бременем, налагаемым на работников и работодателей) и масштабами неформальной занятости.
В 2001 г. в России была проведена налоговая реформа, которая привела к резкому снижению налоговых ставок для групп с высокими доходами. Прогрессивная шкала подоходного налога, действовавшая до реформы, была заменена плоской шкалой со ставкой всего 13 %. Изменения коснулись и налогов с фонда заработной платы. До реформы работодатели платили взносы в четыре разных социальных фонда в размере 38,5 % от фонда заработной платы. Начиная с 2001 г. все взносы были объединены в один налог (единый социальный налог) с регрессивной шкалой. Если снижение налоговых ставок действительно оказывает причинно-следственное влияние на неформальную занятость, то столь масштабная реформа должна была иметь заметный эффект. Поскольку индивиды из низкодоходных групп оказались практически не затронуты реформой, то можно легко выделить контрольную группу и группу воздействия и оценить эффект реформы, используя метод разностей-в-разностях (differencesin-differences, далее DID). Интуитивно оценка по методу DID должна показывать, насколько, в среднем, после реформы сократилась вероятность попадания в неформальной сектор для группы воздействия по сравнению с контрольной группой.
Налоговая реформа имела и другие институциональные особенности, которые делают ее изучение особенно интересным. Во-первых, реформа обсуждалась и была утверждена в течение очень короткого промежутка времени, поэтому крайне маловероятно, что экономические агенты могли предпринять какие-то упреждающие действия. Обсуждение изменений в Налоговом кодексе началось лишь в середине 2000 г. Менее 50 дней прошло с момента объявления о реформе до ее утверждения Президентом РФ. Во-вторых, из-за введения плоской шкалы у индивидов исчезли стимулы не декларировать доходы, если они оказывались выше того порогового уровня, который разделял группу воздействия и контрольную группу. Если бы в ходе реформы были просто снижены ставки налога для лиц с высокими доходами, но сама шкала предельных ставок осталась прогрессивной, то в окрестностях порогового значения неизбежно возникали бы систематические ошибки с выделением сравниваемых групп. Однако хотя и в условиях плоской шкалы сохраняется проблема с достоверностью информации о доходах, она оказывает намного менее серьезное воздействие на результаты оценивания.
Несмотря на то, что налоговая реформа дает такие исключительные возможности для изучения проблемы неформальности, все же и здесь остаются некоторые методологические затруднения. Попадание в группу воздействия определяется доходами индивида, которые, в свою очередь, зависят от формальности/неформальности его занятости. В данной работе мы пытаемся учесть это обстоятельство несколькими способами. Во-первых, при определении эффекта реформы мы контролируем изменяющиеся во времени наблюдаемые характеристики, а также постоянные во времени наблюдаемые и ненаблюдаемые характеристики. Во-вторых, мы показываем, что результаты устойчивы по отношению к различным изменениям в способе формирования группы воздействия. В-третьих, мы используем два дореформенных года, чтобы проверить «эффект» от плацебо-реформы (и не находим такого эффекта). В-четвертых, мы используем метод взвешенных разностей-в-разностях (weighted DID), в котором веса зависят от близости доходов индивида к пороговому значению. В результате, наибольший вес имеют те индивиды, чьи доходы ближе всего к пороговому значению, – такие индивиды по разные стороны от порогового значения, скорее всего, не имеют систематических отличий по изменяющимся во времени ненаблюдаемым характеристикам. Наконец, мы оцениваем эффект реформы, используя метод мэтчинга разностей-в-разностях (matching DID), предложенный в работе Хекмана, Ичимуры и Тодда [Heckman et al., 1997].
Еще одна сложность связана с точностью измерения неформальности на российском рынке труда. Мы используем данные обследования РМЭЗ – НИУ ВШЭ. Они позволяют выделить до трех «мест работы» или доходных занятий индивида: основная работа, вторая работа и приработки. Кроме того, мы опираемся на данные дополнительного модуля обследования, проводившегося в 2009 г. и посвященного неформальности. Эти данные нужны для проверки надежности наших определений неформальной занятости.
