Евгений Ясин - Новая эпоха — старые тревоги: Политическая экономия
Вообще выборы 1996 года стали первым триумфом «управляемой демократии». Только боролись тогда не против реальной демократии, а против, с одной стороны, возможности государственного переворота имени Коржакова и, с другой стороны, возможности коммунистического реванша. Ни те, ни другие после прихода к власти, думаю, не стали бы миндальничать и либеральничать. Сейчас некоторые участники тех событий сомневаются в правильности тогдашних решений, говорят, что надо было поступать иначе. Но как иначе? Я считаю, что в 1996 году использовали не самый плохой вариант, просто надо было вовремя остановиться, не позволяя крупному бизнесу заходить слишком далеко в его стремлении властвовать.
Очень многие люди во власти согласились с таким положением вещей. Они посчитали, что это нормально, таков путь России к рыночной экономике, а что касается некоторых издержек, в том числе и неравенства распределения, то здесь уж ничего не поделаешь… Не хочу называть имена этих людей, но, думаю, Михаил Борисович их хорошо помнит. Во всяком случае, в их числе не было ни Чубайсами Немцова. Они, напротив, в 1997 году первыми попытались остановиться и сделать так, чтобы крупный бизнес не оказывал прямого воздействия на государственную политику в своих корыстных интересах. В ответ олигархи начали информационную войну…
Мне, честно говоря, стыдно за Гусинского и Березовского, которые свои мелкие амбиции поставили выше интересов реформирования российской экономики. Михаил Борисович пишет, что задача бизнеса — делать деньги. Но тогда задача государства — держать подальше крупный бизнес от государственной политики. Социальная ответственность бизнеса заключается не в том, чтобы выделять деньги на Константиновский дворец, яйца Фаберже или даже на гражданские проекты (которые я поддерживаю и приветствую, считая их большой заслугой Ходорковского). Ответственность прежде всего в том, чтобы думать, к каким последствиям приведут согласованные действия крупнейших капиталистов страны. В своей статье Михаил Борисович встал на позицию Гусинского и Березовского. Видимо, она была ему ближе тогда, и он еще не переоценил ситуацию.
Возможно, Ходорковский думает, что сегодня самое время свалить всю вину на либералов, находившихся на протяжении 1990-х годов в правительстве. В то же время он не говорит про других чиновников, крепких хозяйственников, которые и не думали о реформах, но, сидя в правительстве, норовили разбогатеть — и многим это удалось. Впрочем, не Ходорковскому, Березовскому и Гусинскому об этом говорить, потому что они получили гораздо больше. И я не упрекаю их в этом. Таковы плоды российских реформ, в них есть как заслуга, так и вина Коха и Чубайса. Мы хотели получить эффективных собственников, стратегических инвесторов, а не распыленную собственность, в которую трудно вовлечь дополнительные инвестиции для модернизации страны. Какой бизнес получился — такой и получился. Но я считаю несправедливым валить все на людей, которые дали возможность этому бизнесу встать на ноги.
Возможно, Михаил Борисович имеет в виду, что сейчас пора освободиться от прежних грехов, найдя виноватых, и начать все с чистого листа. Но много на этом не заработаешь. Пытаясь завоевать симпатии избирателей и отстоять демократические идеалы, не надо переписывать нашу историю. Рано или поздно, вспоминая то, что происходило в этот период, памятники поставят Гайдару и Чубайсу. Сомневаюсь, чтобы кто-то ставил памятники крупным бизнесменам. Впрочем, они построили памятники сами себе в виде холдингов и финансово-промышленных групп.
Кризис либерализма в России обусловлен всей нашей предшествующей историей. Сейчас я не вижу ничего конструктивного в том, чтобы искать виноватых и перед кем-то оправдываться. Не думаю, что в этом есть необходимость. Ко мне часто обращались: «Покайтесь!» После кризиса 1998 года я опубликовал небольшую заметку в газете «Труд», которая так и называлась: «Какие ошибки я признаю»[33]. Тогда я долго искал в своей душе, в чем именно могу покаяться. Такие моменты, несомненно, были, и я предъявляю обществу свои размышления о том, что сделано не так. Ноя понимаю, какого рода покаяния от меня ждут, и у меня пропадает всякое желание каяться. От меня требуют сказать, что не надо было начинать либерализацию цен, шоковую терапию, не надо было проводить приватизацию, надо было возвращать гражданам сбережения…
В том, что касается сбережений, я готов частично признать правоту Ходорковского. Можно было найти какие-то варианты компенсаций, связав их с приватизацией, например. Но я даже сейчас не представляю, как именно это можно сделать. А было ли у нас время для того, чтобы придумать эти решения? Ведь реально никаких сбережений не существовало — это объяснялось много раз. Но есть вещи, которые невозможно объяснить людям, потерявшим деньги. Боюсь, эта проблема разрешится сама собой только тогда, когда мое поколение исчезнет с лица земли.
Поэтому, когда от меня начинают требовать покаяния, я отвечаю отказом. Я не буду каяться в том, что происходило в начале 1990-х годов, потому что это была железная необходимость, кто-то должен был принять на себя ответственность и провести реформы. Придет время — и люди за это скажут спасибо. И ничего не поделаешь с тем, что пока они не готовы, не пришло еще поколение, способное оценить сделанное. Во всяком случае, я уверен, что на этой платформе нам не удастся консолидировать либеральные и демократические силы. Для того чтобы объединение состоялось и было успешным, оно должно коснуться всех. Надо быть толерантным, пытаться разговаривать и со сторонниками либеральных ценностей, и с нашими оппонентами. За последние пятнадцать лет страна пережила революцию, колоссальную ломку, причем, если не считать чеченской войны, пережила бескровно. И последующие поколения, несомненно, оценят то, что было сделано.
«У нашей власти нет правил»
Мы сейчас отброшены как минимум лет на пять, а то и на десять, по уровню доверия к России. Говорить на эту тему можно бесконечно. Я скажу о том, что считаю важным. Я согласен с Алексеем Кара-Мурзой, что речь идет о сшибке цивилизаций. Причем не только сегодня: мы наблюдаем это все время. Сшибка цивилизаций — это съезд народных депутатов в 1989 году, это август 91-го, это октябрь 93-го, это Коржаков и так далее: позиция людей, в этом участвующих, определяется по ходу событий. Сегодня это коснулось бизнеса.
В самом деле, на фоне сшибки цивилизаций, в которой решается судьба страны и в которой произойдет еще много других событий, наступил важный момент: мы наблюдаем открытый конфликт между бюрократией и бизнесом. ЮКОС — это только, как говорится, один из очереди. Я могу вам назвать, кто, с моей точки зрения, будет следующим, если так пойдет дальше, если мы все это допустим. Сравнение с сиамскими близнецами и особенно представление, будто сиамские близнецы разделились где-то в начале 90-х годов, — это очень красивая аналогия, но она не имеет отношения к делу.
Симбиоз власти и бизнеса существует всегда и везде, и вопрос только в том, как он строится. У нас проблема, на мой взгляд, заключается в том, что для власти нет правил. Действительно, все законы, которые пишутся, — простое сотрясение воздуха, больше ничего. Я сейчас с грустью думаю о глубоко симпатичном мне Дмитрии Николаевиче Козаке. Вот он добился того, что у нас произведены прогрессивные изменения в Уголовно-процессуальном кодексе. И что? Все осталось по-прежнему, так как никто не руководствуется законом, а только приказанием начальства. Причем руководствуется только при условии, что самый старший начальник не возражает. Этого достаточно, и вся машина приходит в движение: суд автоматом разрешает арест, прокуратура тут как тут, адвокатов не пускают к задержанным. Причем со страшной шаблонностью, все время одно и то же. Даже не придумали ничего нового по сравнению с Гусинским, Березовским и Потаниным. Просто поразительное скудоумие, я бы сказал. Но в этом скудоумии есть некий резон: они не считают нужным что-то выдумывать, просто хотят показать нам, что им все равно. Хотят сказать: вы мошки и букашки, мы все равно раздавим вас, и для этого нам даже ничего нового не надо придумывать.
Что касается судов, то независимый суд — это, конечно, очень хорошо, но возникает вопрос коррупции. Ведь говорят, что в судах и в законодательных органах берут 0,05 % взяток, остальное берет исполнительная власть. Исполнительная власть — это главное. Причем когда говорят «бюрократия», представляют себе такого мелкого Акакия Акакиевича, который пишет какие-то бумажки и якобы составляет главную угрозу для страны. Этому никто не верит. Мы должны понять, что силовые структуры — это передовой отряд бюрократии, это те люди, с лампасами и без, которые, как они сами уверены, думают о судьбе страны, которые обязаны спасать государство от всяких бед. Вот они и спасают по-своему.
