Тайлер Коуэн - Среднего более не дано. Как выйти из эпохи великой стагнации
Одной из умных машин может быть предложена новая теории космологии, и, возможно, никто из людей не сможет понять или ясным образом выразить ее. Может быть, эта теория будет касаться не поддающихся умственному представлению измерений космоса или парадоксального понимания времени. Машина заверит нас, что выдвинутая ею теория позволит делать качественные прогнозы, и за неимением лучшего нам придется использовать одну из гениальных машин для проверки прогнозов, предлагаемых другой. При этом, будучи людьми, мы не сможем полностью понимать значение теории, и даже лучшие ученые умы смогут понимать теории и прогнозы машин лишь частично. Это будет все равно что попытаться объяснить периодическую систему химических элементов пятилетнему ребенку. Вероятно, это и можно будет объяснить человеческому уму, но это вряд ли будет легко понятным и логическим пониманием происходящего.
Стимулы к движению в направлении более качественной науки будут лишь способствовать этому возрастающему непониманию с нашей стороны. Значимость машинного разума для выполнения задач и расчетов, в которых люди уже достаточно хорошо разбираются, невелика. Машины в состоянии выполнять подобные задачи быстрее, однако гораздо большая польза заключается в использовании машин в выполнении задач, которые люди не в состоянии выполнить или понять вовсе. Здесь вам и разделение труда, и взаимодополняемость, способные вывести научные результаты за рамки всеобщего понимания, как только гениальные машины вступят в игру.
Соответствующая степень непонимания будет зависеть от конкретной области науки. В некоторых дисциплинах, таких как космология, делаются попытки (среди прочего) создать широкомасштабные и всеобъемлющие теории. Существует вероятность того, что ни один человек не сможет понять лучшую из готовых к применению масштабных теорий вследствие ее сложности или глубины либо вследствие того, что ее категории слишком выходят за рамки нашего повседневного существования.
Бóльшая часть традиционной науки в эту схему не вписывается — например, если речь идет о сборе и уточнении данных по пищеварительной системе отдельного вида морской звезды или изучении движения вулканической лавы. В этом случае ни человек, ни гениальная машина, скорее всего, не смогут предложить сколько-нибудь значимую новую теорию. Вместо выработки новой теории, речь будет идти о сборе дополнительных данных, новых проверках гипотез и постепенном уточнении и совершенствовании существующих знаний. Знания будут становиться все более специализированными. Одному специалисту будет все труднее владеть всей полнотой информации по пищеварительной системе морских звезд, хотя благодаря Интернету найти любую требующуюся информацию по данному вопросу будет проще. Неспециалистам же будет доступно множество разрозненных сведений по той или иной проблеме, но меньше — понимания ее общей картины.
Прочие научные знания человека будут знаниями практического характера, они будут направлены на выработку прогнозов и улучшение условий жизни. Все это, конечно, — позитивная сторона научного развития. Однако с точки зрения общего представления о мире картина будет столь оптимистичной и вдохновляющей далеко не всегда. Образованные люди в большинстве своем окажутся отрезанными от научного понимания мира, и существует риск, что их долгая приверженность научным объяснениям мира окажется утерянной.
Положительным же из наблюдаемых феноменов здесь является то, что в наукотворчество вновь возвращаются энтузиасты-любители, даже несмотря на то, что непрофессионалы могут не иметь достаточно обширного представления по тому или иному вопросу. Любители активно используют свои телескопы и компьютеры для изучения глубин космоса, пусть и не обладая всеобъемлющими знаниями о сверхновых звездах и черных дырах. Значимость любителей в орнитологических наблюдениях и сборе информации трудно переоценить. Любители предоставляют часть мощностей своих домашних компьютеров для расчетов, проводимых в рамках научных проектов — да, это уже реалии сегодняшнего дня. Кроме того, обычные люди делятся используемой для проведения научных и медицинских исследований информацией личного характера о своем здоровье, питании, поведении домашних питомцев. Сбор и обработка огромных объемов данных, получаемых в рамках подобных проектов, получили название «гражданская наука» и представляют собой возрастающую в своих масштабах тенденцию. Подобная наука от полного понимания участниками проверяемых гипотез не зависит.
Если говорить о нашей взаимосвязи с наукой в качестве мыслящих граждан, то мы все чаще будем выступать в роли практиков и участников, а не пытающихся лишь что-то понять сторонних наблюдателей.
Применительно же к настоящему времени можно говорить о том, что интеллектуальные способности человека препятствием в разработке революционных теорий пока не являются. Поскольку пока теории выдвигаются только людьми, уже в силу самого своего рождения теории эти поддаются пониманию по крайней мере некоторыми из нас, хотя здесь, как правило, речь идет о наиболее умных и образованных людях. Как только новые теории начнут выдвигаться гениальными машинами, данное интеллектуальное преимущество одних над другими исчезнет, и однажды настанет момент, когда понимание будет казаться достоянием весьма далекого прошлого. Не стоит полагать, что мы уже сейчас знаем, какие именно области науки будут заниматься сбором данных с привлечением энтузиастов-добровольцев, а в каких гениальными машинами будут выдвинуты гениальные теории. Пищеварительная система морских звезд вполне может оказаться той областью, где машины способны будут подметить закономерности, ускользающие от нашего внимания, и предложить достаточно сложные, для нас же — и вовсе непонятные, теории.
Нам же все в большей степени будет доступна та часть науки, которая занимается сбором информации с привлечением энтузиастов. Видимой частью науки будут ее административная составляющая и система сбора данных, а также волшебные технические устройства, которыми мы будем пользоваться. Что же касается, условно говоря, «средней» прослойки знаний — науки как общего способа понимания образованными гражданами устройства мира посредством теорий,—то пик ее расцвета придется на двадцать первый век.
Куда движется экономика?
Ученые, как правило, страдают комплексом провинциальности, когда речь заходит об их собственных областях науки и специализации, но все же имеет смысл уделить внимание и той науке, которой занимаюсь я сам и которую с легкой руки Томаса Карлейля называют «мрачной».
