Дамбиса Мойо - Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди
Вопреки распространенному мнению, что все формы капитализма одинаковы, в истории капиталистическую матрицу во многом определяли три главные разновидности.
Первая разновидность почти исключительно основывается на принципе невмешательства государства в экономику и, вероятно, является самым чистым вариантом того, что представлял себе Адам Смит. Эту модель приняли США и в меньшей степени Великобритания (конечно, надо сказать, что в Великобритании существует государственная система всеобщего медицинского обслуживания), и она даже во времена экономических потрясений не отступает от закона, озвученного британским премьер-министром Маргарет Тэтчер перед палатой общин в апреле 1988 года: что бы ни случилось, «против рынка не попрешь».[90]
Вторая разновидность подразумевает сравнительно высокие налоги, государственную поддержку общественных благ (то, что приносит пользу всем, но стоимость чего невозможно возложить на кого-то одного, например, уличное освещение), но при этом частный рынок в основном предоставлен самому себе. Эту модель предпочитают большинство стран континентальной Европы, поэтому налоги на доход в таких регионах, как Скандинавия, Франция и Германия, в основном выше, чем в США. Именно из этой налоговой базы государство черпает средства для поддержки всего — от железных дорог до пенсионной системы.
В третьей разновидности капитализма правительство почти все крепко держит в своих руках. Этот режим с командным стилем управления, главным образом, принят в Китае и других активных экономиках.
Хотя в этом случае государство не обязательно владеет или управляет пекарней, оно диктует цены на хлеб. Очень часто это равновесие достигается через сочетание строгих норм и правил и точного баланса макроэкономической политики. Архитекторы восточноазиатского чуда четко усвоили это. Дэн Сяопин в Китае, Ли Куан Ю в Сингапуре и Пак Чон Хи в Южной Корее каждый своим путем пришел к убеждению, что экономическая модель, отточенная капиталистическим мировоззрением, пронизанная сильным государственным вмешательством, — именно то, что надо. Этот прагматический подход выразил Дэн Сяопин на конференции 1961 года в Гуанчжоу в своем знаменитом высказывании: «Не важно, какого цвета кот, белого или черного. Хороший кот тот, который ловит мышей». Все поняли его так, как если бы он имел в виду, что главное — это производственная жизнь страны, а не то, какая у нее идеология, капиталистическая или коммунистическая.
Азия — не единственное место, где была внедрена и освоена новая модель капитализма. Шейх аль-Мактум, дальновидный правитель Дубая, поднял свою целину, вывел ее из неизвестности и превратил в крупнейшую созданную руками человека гавань в мире, чей ВВП за 2005 год достиг 37 миллиардов долларов при населении чуть более 1 миллиона человек. Хотя нужно сказать (и 2008 год определенно это доказал), что экономика, в большой степени основанная на туризме и финансовой системе с излишним привлечением заемных средств, неизбежно оказывается на шатком основании (чтобы убедиться, взгляните на Дубай в конце 2009 года).
Помимо Азии и Ближнего Востока, движение конца 1980-х годов, названное «перестройкой», экономическое восстановление свободного рынка, которое смело избитые советские лозунги и определило подъем (и конечное падение) Михаила Горбачева, словно мантру, последовательно усвоили страны Восточной Европы. Но, может быть, ярче всего это проявилось, когда при президенте Борисе Ельцине коммунистическая Россия капитулировала перед яростным наскоком капиталистической модели, молниеносно погрузившись в свободный хаос необузданных и неуправляемых олигархов, пока его не приструнила весьма заметная рука правительства Владимира Путина.
Развилка на дороге: Доводы в пользу государственного управления развитием
Хотя невозможно знать, что именно они думали в то время, история могла бы предостеречь Китай (и другие развивающиеся страны) о последствиях неуправляемого капитализма: гиперинфляция в Веймарской республике, крах Уолл-стрит в 1929 году и последовавшая Великая депрессия, а также взлеты и падения еще 300-летней давности в эпоху голландской тюльпаномании XVII века и пирамида Компании Южных морей начала XVIII века, а также серия паник в ходе Наполеоновских войн.
Самым убедительным доказательством в пользу капитализма с государственным управлением (а не в пользу полного невмешательства в свободу рынка) стал кредитный кризис 2008 года. В научных и финансовых кругах был достигнут широкий консенсус относительно непосредственных причин кризиса: чрезмерного привлечения заемных средств (что подробно рассматривалось в 3-й главе) в сочетании с недостаточным регулированием.
Бывший председатель Федерального резерва Алан Гринспен (которого десятилетиями называли главным банкиром мира) за свое девятнадцатилетнее пребывание в должности пришел к мнению, что самый эффективный рынок — это тот, который регулируется минимальным количеством официальных указаний. Это с неизбежностью привело к тому, что возникла культура невмешательства, пронизанная убеждением, что присущие человеку хорошие качества сами по себе будут регулировать систему, и все необходимые сдержки будут идти изнутри, а не снаружи. В 2008 году наступила жестокая ясность: самоуправление — это то, чего никак нельзя было доверять рынку.
Ничто не могло бы так сильно убедить развивающиеся страны не западного мира в необходимости эффективного государственного управления капитализмом, как финансовый кризис 2008 года.
В ответ на обращение российского премьер-министра Владимира Путина на давосском саммите китайский премьер Вэнь Цзябао подчеркнул недостатки системы, основанной на «чрезмерном расширении финансовых институтов в слепой погоне за прибылью», и «неустойчивой модели развития, длительно характеризующейся низкой экономией и высоким потреблением». Хотя он постарался не называть имен, он явно имел в виду США.
Цель главы — не раскритиковать внедренный Западом механизм финансовой системы (или ее основ) (финансовая литература завалена этими нотациями). Скорее она должна просто напомнить нам, что в то время как Запад, видимо, хотел только закрыть глаза на неприятную правду и отмахнуться от различий между теорией и практикой, остальной мир, видимо, слишком ясно осознал недостатки свободного рынка и ту роль, которую государство должно играть в иррациональном мире; и что не только из-за слабости финансовых моделей, но и, возможно, целого сонма макроэкономических причин роль правительства должна быть ключевой — оно должно быть главным героем.
