Роберт Хайлбронер - Философы от мира сего
Внутри самих шатров нас ожидает странное зрелище. Журналы торговли лежат на столах в раскрытом виде и часто представляют собой не более чем собрание записей о сделках; так, один из купцов отметил следующее: "Человек из Витсунтайда остался должен десять гульденов. Его имени не помню"[5]. Подсчеты производятся по большей части в римских цифрах, так что ошибки нередки; тайны деления в столбик открыты далеко не всем, да и функции нуля еще толком не изучены. И хотя выставленные товары пленяют взор, а посетители явно возбуждены, сама ярмарка остается крошечной. Общего количества товаров, ежегодно попадающих во Францию через перевал Сен-Готар[6] (первый в истории подвесной мост), не хватит, чтобы наполнить современный товарный поезд; объем перевозимого великим венецианским торговым флотом груза недостаточен, чтобы заполнить сегодняшний грузовой корабль.
Наша следующая остановка: Германия, 1550-е годы.
Бородатый, облаченный в меха купец Андреас Рифф возвращается к себе домой в Баден; в письме к жене он сообщает, что успел побывать на тридцати рынках, и ему здорово досаждает стершееся седло. Еще больше ему мешают пошлины - бич того времени: на пути купца останавливают почти каждые десять миль и требуют уплатить пошлину; между Базелем и Кельном это происходит тридцать один раз.
Мало того - каждая община, которую он посещает, обладает своими деньгами, правилами и регуляциями, своими законами и порядками. Только в окрестностях Базеля насчитывается 112 различных мер длины, 92 меры площади, 65 мер сыпучих тел, 163 меры емкости для злаков и 123 - для жидких веществ, 63 - для напитков и более 80 мер веса.
Наша экскурсия продолжается. Дело происходит в Бостоне, на дворе 1639 год[7].
Мы становимся свидетелями судебного процесса. Некто Роберт Кейн, "давний проповедник Евангелия, человек высокого происхождения, обеспеченный и бездетный, по велению совести приехавший благовествовать о Христе", обвиняется в ужасном преступлении: он получил более шести пенсов прибыли с одного шиллинга - возмутительное вознаграждение! Суд решает, должно ли отлучить грешника от церкви, но ввиду его безупречного прошлого в итоге смягчается и отпускает его со штрафом в двести фунтов. Несчастный господин Кейн столь потрясен, что публично, "со слезами признает свою порочность и алчность". Разумеется, главный священник Бостона не мог упустить столь удачную возможность с пользой употребить этот пример сбившегося с пути грешника и в воскресной проповеди, ссылаясь на жадность Кейна, обрушивается на негодные принципы торговли. Среди них и такие:
1. Человек может продавать по произвольно высокой цене и покупать так дешево, как только сумеет.
2. Если человек теряет в море, или по любой иной причине, часть своего товара, то он может поднять цену оставшейся части.
3. Человек может продавать по той же цене, что купил, даже если он заплатил очень много...
Все это порочно, от начала до конца порочно, надрывается священник; искать выгоды ради выгоды - значит оказаться во власти страшного греха: алчности.
Итак, мы возвращаемся в Англию и Францию.
В Англии составлен устав крупной торговой организации, Компании путешествующих купцов; среди прочего он указывает на нормы поведения: запрещены ругань, перепалки между членами Компании, игра в карты, содержание охотничьих собак. Никто не должен нести по улице неприглядные узлы. Деловое предприятие получается странноватое, больше похожее на братство со своим особым уставом.
Текстильное производство Франции в последнее время проявляло куда больше самостоятельности, чем ему положено, и в 1666 году было обнародовано распоряжение Кольбера[8], призванное положить конец этой опасной и разрушительной тенденции. Отныне ткани, производимые в Дижоне и Селанжи, должны состоять из 1408 нитей, включая кайму, - не больше, но и не меньше. В Осере, Авалоне и двух других городах-производителях число нитей должно равняться 1376; ткачи Шатильона должны иметь в виду число 1216. Любая ткань, не соответствующая стандартам, будет пригвождена к позорному столбу. Случись такое трижды, к позорному столбу отправится торговец.
Эти пестрые фрагменты давно ушедших эпох кое-что объединяет. Во-первых, идея пристойности (не говоря уже о необходимости) системы, основанной наличной выгоде, еще не укоренилась в умах людей. Во-вторых, отдельный, самостоятельный экономический мир еще не вырвался из социального контекста своего времени. Мир практических сделок до сих пор неразрывно связан с миром нашей политической, общественной и религиозной жизни. Лишь после того, как они окончательно разъединятся, жизнь человека станет представлять собой более-менее привычную для нас картину. Это разъединение не досталось нам даром - за него велась очень долгая и изнурительная борьба.
Кому-то наверняка покажется странным тот факт, что концепция выгоды сравнительно нова; с детства мы привыкли к тому, что каждому человеку свойственно стремление к богатству, дай ему волю - и он будет вести себя не хуже любого уважающего себя бизнесмена. Мотив получения прибыли, говорят нам, стар, как само человечество.
Это не так. В той форме, в которой он известен нам, мотив получения прибыли появился не раньше, чем "современный человек". Даже сегодня идея извлечения выгоды исключительно ради выгоды чужда большой доле населения земного шара, не в последнюю очередь потому, что на протяжении многих и многих веков этой идеи просто-напросто не существовало. Сэр Уильям Петти[9] - потрясающий персонаж из XVII века, в течение своей жизни успевший побывать юнгой, сокольником, врачом, профессором музыки, а также основать школу Политической арифметики, - утверждал, что при высоких зарплатах "рабочую силу трудно найти, столь безнравственны те, кто работает лишь затем, чтобы есть или, скорее, пить". Сэр Уильям не просто выражал буржуазные предрассудки своего времени. Он обращал наше внимание на свойство, до сих пор присущее обществам со слабо развитой промышленностью: неквалифицированные рабочие, не привыкшие к наемному труду, в заводской обстановке чувствуют себя неуютно и не воспринимают постоянно возрастающее качество жизни как нечто само собой разумеющееся. Если зарплата внезапно поднимется, то они не станут работать усерднее, а предпочтут больше отдыхать. Идея, согласно которой каждый работник не только может, но и должен постоянно стремиться улучшить свое материальное благополучие, была по большей части незнакома многочисленным представителям нижних и средних слоев египетского, греческого, римского и средневекового обществ и начала проникать в сознание отдельных людей лишь в эпоху Ренессанса и Реформации. Почти во всех восточных культурах она отсутствует как таковая. Неотъемлемой характеристикой нашего общества эта идея стала настолько же недавно, как, скажем, книгопечатание.
