Джеймс Кунстлер - Что нас ждет, когда закончится нефть, изменится климат и разразятся другие катастрофы XXI века
Очень многие американские корпорации предпочли зарегистрировать юридические лица не в родной стране, а в государствах Карибского бассейна, где банковское и налоговое право были более лояльными. Корпорации не заботились о том ущербе, который причинили экономике своей страны.
Экономика высокой энтропии
Объяснить, что такое энтропия, можно на примере Америки. Промышленная революция уже началась, когда в конце 1700-х годов образовались Соединенные Штаты, а американцы еще не начали пользоваться углем, нефтью и газом. Исторически сложилось так, что американская экономика отдала предпочтение не естественной солнечной энергии, а дешевой нефти. От беспокойного XX века до сегодняшних дней американская экономика постепенного двигалась от бесконечного потока к ограниченному запасу энергии, от реального к абстрактному. Все это показывает, что утрачен потенциал для поддержания того уровня жизни, который существовал все это время. Такая потеря потенциальных возможностей называется энтропией.
Первый закон термодинамики гласит, что энергия не может быть уничтожена или создана из ничего. Она может лишь перейти из одного состояния в другое. Понятие энтропии и второй закон термодинамики говорят, что изменение состояния любого количества энергии протекает в одном направлении: от состояния сконцентрированной в одном месте до состояния рассеянной или рассредоточенной, от упорядоченной до беспорядочной. Горячая чашка кофе рано или поздно остынет. Ее тепло будет рассеиваться, пока температура кофе не достигнет температуры воздуха. Кофе никогда не станет вдруг горячим. Пружина раскручивается и никогда снова сама не закрутится. Завод у часов заканчивается и сами они никогда снова не заведутся. Время не повернуть вспять. Оно всегда движется вперед. Энтропия объясняет, почему горят бревна, почему ржавеет железо, почему происходят торнадо и почему умирают животные.
Причина в том, что все не может разрушиться одновременно и что поток энтропии постоянно натыкается на препятствия. Чем сложнее система, тем больше трудностей. Система автоматически выбирает пути, которые приводят ее к конечному состоянию — исчерпанию всего своего потенциала, притом, система выбирает самые быстрые пути. Упорядоченные потоки текут быстрее, чем беспорядочные. Поэтому создание как никогда эффективных потоков в американском обществе, устраняющих трудности, ускорило исчерпание потенциала. Вот почему экономика «Уолл-Март» приносит американцам горе намного быстрее, чем экономика независимых небольших городов.
Неэффективные экономики намного сложнее, чем эффективные. При этом сложность может быть обманчивой. Все, что мы идентифицируем с природой, имеет форму неэффективных систем. Биогенные, или живые, системы самостабилизирующиеся. Они сами себя защищают. Небольшие отклонения сглаживаются. Энтропия в них теряется. Они проявляют негативную реакцию, способную сохраняться долгое время. Это состояние называется «отрицательной энтропией». Все, что мы отождествляем с искусственным (созданным руками человека) заменителем природной биоэкономики, то есть технологии, склоняется к положительной реакции. Искусственные системы саморасширяющиеся, самоукрепляющиеся и дестабилизирующие, устраняющие препятствия на пути потоков энтропии и ведущие к конечному разрушению. Такое состояние называется «положительной энтропией».
Положительная реакция звучит как нечто хорошее — как награда за хорошие дела, — но, несмотря на свое название, она имеет иной смысл. Положительная реакция означает, что определенная активность в системе усиливается самой активностью — это явление прекрасно проиллюстрировано в образном названии книги Брайана Чеха «Добавьте угля в топку поезду, идущему в никуда».
Самый очевидный механизм самоукрепляющейся положительной реакции в обычной экономике заключается в «росте». Рост стал определяющей характеристикой нашей промышленной экономики. Говоря на языке бизнеса, рост — это хорошо (это процветание), а отсутствие роста — это плохо (это застой). Чем сильнее рост, тем больше бизнеса, процветания, и наоборот. С эконометрической точки зрения, рост должен составлять от 3 до 7 % в год, в противном случае общество окажется в затруднительном положении. Горячие сторонники такой идеи роста — а именно большинство экономистов — не видят, чем чреват излишний рост в будущем. Они бы предпочли не думать об этом, потому что вывод очевиден. Всему есть предел. Если мы продолжим строиться еще 99 лет, в мире не останется больше ни одного кусочка свободной земли. Но, как утверждают многие экономисты, проблемы не существует, потому что через 99 лет у нас появятся колонии на Марсе или на дне Калифорнийского залива. Либо технологии вкупе с изобретательностью человека помогут решить проблему иначе. Например, генным инженерам удастся сделать человека ростом в один дюйм или наше сознание полностью поглотит компьютерная матрица и бесчисленное множество виртуальных людей будут проживать на бескрайних виртуальных просторах бесконечного киберпространства.
Скорее всего, мы останемся жить на планете Земля. Бурный и радующий душу экономический рост в период индустриализма теперь становится болезненным для экономики, выявляя все больше признаков положительной реакции и ускоряя положительную энтропию, разрушительно действующую на биосферу. Высокая энтропия превращается в проблему для экономики, крайне зависимой от нескольких очень ценных вещей: нефти, природного газа, угля и урана. Проблема усугубляется, когда упомянутые ценные вещи заканчиваются, как сейчас. Но воображение людей не в состоянии воспринять идею о том, что экономика не растет, даже несмотря на то, что повсюду и во всем наблюдается очевидное прекращение роста — от асфальтированного сельского ландшафта и взлетевших цен на газ до исчерпания водоносного слоя и гибели атлантической трески. Мы не способны воспринимать другой экономический путь. Мы — заложники собственной системы.
Дальнейшее будущее видится в дымке идеи о замещении, или теории, основанной на том, что такое чуткое устройство, которое мы называем рынком, потребует новых ресурсов, когда имеющиеся начнут представлять проблему (например, цена станет слишком высокой). Например, когда в Англии во времена малого ледникового периода (1560–1850-е годы) запасы леса начали оскудевать, люди перешли на уголь. Они стали копать все глубже. Это потребовало развития новых технологий. Появилась паровая установка для выкачивания воды из шахт. Но начала развиваться положительная реакция. Изобретение парового двигателя (гениальный продукт человеческой мысли) способствовало созданию других новых механизмов, а затем и целых заводов, потребовалось повысить освещенность помещений, что, в свою очередь, привело к увеличению использования нефти. Применение нефти давало больше света, чем свечи (и ее было гораздо легче добыть, чем жир кашалотов). Это дало толчок развитию нефтяной промышленности, поскольку нефтяные двигатели работали намного лучше, чем угольные. В связи с этим началась масштабная разработка «дара земного», накопившего за миллионы лет солнечную энергию, которую мы направили по трубам разного размера и вида в бесконечный по-ток энтропии, вылившийся в значительное ухудшение состояния окружающей среды. Есть предположение, что люди, движимые рынком, придумают какую-нибудь гениальную замену нефти и газа, когда цена начнет выходить за пределы «разумной». Но такое предположение явно ошибочное, поскольку не учитывается один важный момент, а именно тот факт, что Земля является закрытой системой и законы термодинамики гласят, что энергия не может появиться из ничего — ее лишь можно перевести из низкой энтропии в высокую. А мы уже изменили половину нашего нефтяного богатства. Эту часть было легче всего превратить в углекислый газ, который теперь усиленно способствует глобальному потеплению и изменению климата, что может легко вывести из строя промышленность до того, как человеческий гений придумает какую-нибудь замену нефти. Солнечная энергия, накопленная за миллионы лет в нефтяных залежах, теперь проявится в более высоких температурах, более суровых штормах, повышении уровня мирового океана и более суровых условиях жизни для человека, который, несмотря на свои технологические достижения, остается частью природы и, следовательно, подчиняется ее законам.
