Василий Галин - Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером
Война для Гитлера имела смысл лишь в том случае, если в ее результате удалось бы «создать свою новую систему рынков, которая не уступала бы по емкости рынкам его соперников»{757}. Только она — новая система рынков могла обеспечить процветание и будущее Германии. Важнейшая задача заключалась в том, чтобы создать «свою особую коммерческую сферу… которая должна быть так же защищена извне и так же внутренне едина перед лицом заграничных конкурентов, как британский союз доминионов и колоний или новая японская империя в Восточной Азии»{758}. Не случайно все здание новой германской конструкции, отмечал в середине 1930-х гг. Э. Генри, базировалось на все той же, провозглашенной еще до Первой мировой, «среднеевропейской доктрине»: «в противовес панамериканской доктрине и доктрине британского содружества народов… Возрождается «доктрина Центральной Европы». Германская тяжелая индустрия идет снова по тому же маршруту, который привел к 1914 г.»{759}.
Немцы имели все основания претендовать на роль собирателей европейских земель, отмечает В. Кожинов, «ведь именно германские племена создали объединившую основное пространство Европы империю Карла Великого (800–814 гг.), на фундаменте которой позже, в X–XI веках, сложилась Священная Римская империя германской нации[78]. И именно «империя германской нации» в прямом смысле слова создала тысячелетие назад то, что называется «Европой», «Западом»… «империя германской нации» объединила Европу в определенную целостность и так или иначе правила ею в течение нескольких столетий»{760}. «После потери «германской нацией» ее верховной имперской роли… первенство постепенно перешло к Испании, и в 1519 г. ее король из рода Габсбургов Карл I становится императором Священной Римской империи… и в той или иной мере заново объединяет Европу»{761}. Священная Римская империя рухнула под напором реформации с созданием первых буржуазных национальных государств.
Однако идеи возрождения объединенной Европы не умерли, а лишь трансформировались, приобретя новое содержание. Одна из первых подобных идей, очевидно, принадлежала будущему математическому гению Г. Лейбницу, который еще в 1670 г. разработал план Единой Европы. План должен был обеспечить Европе вечный мир. Для этого полагал Лейбниц, ведущие европейские державы должны согласовать направления своей экспансии. Англии и Дании отдавалась Северная Америка, Франции — Африка и Египет, Испании — Южная Америка, Голландии — Восточная Индия, Швеции — Россия. Наполеон I в начале XIX в. попытается достичь единства Европы силой, поставив ее под скипетр французского императора, но на его пути встанут Англия и Россия.
Во второй половине XIX в. первенство опять перешло к немцам. Они стали ведущей нацией Европы. В своих «Письмах о франко-прусской войне» (август 1870 г.) Тургенев отмечал, все «шансы на стороне немцев. Они выказали такое обилие разнородных талантов, такую строгую правильность и ясность замысла, такую силу и точность исполнения, численное их превосходство так велико, превосходство материальных средств так очевидно»…{762}. Когда в России той эпохи говорили о Европе, то понимали под ней, прежде всего Германию, а под Германией Европу. (Веком раньше аналогичное относилось к Франции, а еще раньше к Голландии и Англии.) Подобная ассоциация приобрела популярность даже среди англосаксов так же наблюдавших за Европой со стороны. Например, Дж. Кейнс утверждал, что «Германия является несущим центром всей европейской экономической системы. Процветание Германии во многом обеспечивает процветание всей остальной континентальной Европы»{763}.
Именно в то время идеи «Объединенной Европы» охватили промышленные и банковские круги Германии. В среде политиков идея получила распространение в виде «Соединенных Штатов Европы». На официальном уровне идею первым поднял канцлер Каприви в 1890 г. Ее горячим сторонником стал Вильгельм II, нашедший широкую поддержку в общественно-политических кругах Германии.
К объединению Европу толкали вполне объективные силы именно на них в 1896 г. указывал премьер-министр России С. Витте: «Европа в среде других стран представляет собой дряхлеющую старуху, и если так будет продолжаться, то через несколько столетий Европа будет совершенно ослаблена и потеряет первенствующее значение в мировом концерте, а заморские страны будут приобретать все большую и большую силу, и через несколько столетий жители нашей земной планеты будут рассуждать о величии Европы так, как мы теперь рассуждаем о величии Римской империи, о величии Греции…»{764}.
Витте предлагал кайзеру Вильгельму создание Общеевропейского союза с участием России, под началом Великих стран Европы. «…Вообразите себе, Ваше Величество, — говорил Витте Вильгельму II, — что вся Европа представляет собой одну империю, что Европа не тратит массу денег, средств, крови и труда на соперничество различных стран между собой, не содержит миллионы войск для войн этих стран между собой и что Европа не представляет собой того военного лагеря, каким она ныне в действительности является, так как каждая страна боится своего соседа; конечно, тогда Европа была бы и гораздо сильнее, и гораздо культурнее…»{765}.
Свое видение Единой Европы Вильгельм II выразил в 1901 г. в призыве к созданию европейского «Таможенного союза» под покровительством Германии — в качестве «редута против Соединенных Штатов» Америки. Кайзер заявлял, что «еще жива старая школа политиков, к которой в свое время принадлежал князь Бисмарк и которая ныне представлена, к примеру, лордом Солсбери и ему подобными старомодными господами в Париже, Санкт-Петербурге и Вене; для них смысл политики в том, чтобы создавать то одни, то другие группировки из тех или иных государств континента и натравливать их друг на друга. Этот рецепт устарел. Ареной политики теперь стал весь мир, и противоречия внутри Европы отступают на задний план»{766}. Вильгельм II утверждал главенствующую и всеевропейскую роль Германии в процессе объединения: «Мы сами и есть Центральная Европа, и вполне естественно, что более мелкие нации тяготеют к нам»{767}.
Германский план создания «Миттельойропы» был не чем иным, как развитием идеи создания Единой Европы, на национальной основе германского превосходства. Реальной альтернативы тому не было, поскольку культурное и экономическое развитие малых европейских стран в то время еще не позволяло им создать Евросоюз на добровольной основе. Германия же была перегрета больше других и поэтому не могла ждать.
С первых дней мировой войны в 1914 г. Общегерманский союз определял ее цели, как создание «Миттельойропы»{768} — «Срединной (Объединенной) Европы» в виде экономического и таможенного союза европейских стран под германским владычеством. Единая Европа по мысли Вильгельма II и германской элиты должна был распространить свою влияние на колонии в Африке, Китае и Южной Америке, что бы стать мировым противовесом Великобритании и США.
Германия еще не успела потерпеть поражение в Первой мировой, когда планам объединения Европы был противопоставлен англосаксонский план ее дезинтеграции. Последний был выражен в декларации президента США В. Вильсона о «праве наций на самоопределение». Декларация вызвала бурный всплеск национализма среди многочисленных новых государств, возникших на руинах Турецкой, Австро-Венгерской, Германской и Российской империй[79]. Декларация, казалось, навсегда разрушала любые планы создания Единой Европы. «Оба договора Брестский и Версальский покоились… на стимуляции малых национализмов ради ослабления России и Германии, — в итоге, как отмечает А. Уткин, — Яд национализма отравил несколько поколений, и вся истории XX в. оказалась историей, прежде всего, националистической безумной гордыни и слепой ненависти к иноплеменникам»{769}.
Однако не прошло и года с момента подписания «Версальского мира», как идея Единой Европы возродилась вновь. Ее озвучил британский экономист Дж. Кейнс в своей нашумевшей на весь мир книге: «Союз свободной торговли, включающий Центральную, Восточную, Юго-восточную Европу, Сибирь, Турцию, Англию, Египет и Индию, может обеспечить мир и процветание мира, как и сама Лига Наций». Другие малые страны Европы также могут присоединиться к этому союзу. «Я предполагаю некоторую критику, что подобные предложения повторяют предыдущую германскую мечту о Срединной Европе… Наше отношение к подобной критике должно определяться нашей моралью и не безразличием к будущему международных отношений и миру во всем мире»{770}.
О планах создания «Соединенных Штатов Европы», объединенных на базе социалистических принципов, обеспечивающих движение к миру и процветанию, будет говорить Л. Троцкий в 1920-х годах. Влиятельные европейские финансово-промышленные круги в 1922 г. организуют движение за создание Пан-Европейского союза. В 1927 г. немецкий философ М. Шелер начнет проповедовать необходимость Соединенных Штатов Европы во имя «вечного мира и пацифизма». Эти тенденции еще более усилятся с началом Великой депрессии. Даже У. Черчилль в конце 1929 г. напишет в газете «Сатердей ивнинг пост» серию статей под названием «Соединенные Штаты Европы», в которых анализируя «возможность создания союза теряющих свою мировую значимость государств Западной Европы. Черчилль придет к выводу, что лишь объединение их потенциалов может позволить этим странам сохранить положение центра мирового могущества. Вставал вопрос, какие из европейских стран могли бы стать союзниками Британии?»{771}
