Сергей ГОРОДНИКОВ - ГОСУДАРСТВО И НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕФОРМАЦИЯ
В таких обстоятельствах, с одной стороны, возрождалось традиционное великорусское народное общественное сознание, а с другой стороны, рождалось общерусское городское общественное сознание, как следствие свобод слова, печати, юридических гражданских прав, которыми в наибольшей мере пользовались именно горожане. Поэтому происходило становление двух элит. Одной традиционной, искавшей способов восстановления духовной преемственности с народным общественным сознанием XVII века, с политической традицией народно-представительных соборов, и эта элита опиралась на земледельческие отношения и интересы подавляющего большинства населения крестьянской страны. А другой элиты – новой для России, которая состояла из русских горожан всей страны. Вторая элита, относительно малочисленная, не имея в истории великорусского государства традиций определённого общественного положения, пристально изучала опыт западной Европы в организации общественных и политических отношений на основе буржуазных городских отношений собственности, пыталась перенимать этот опыт, переносить его на русскую почву. Между двумя элитами, патриархально народной, с одной стороны, и буржуазно-городской, которая пыталась встать на ноги под влиянием умозрительной идеи о русских национальных общественных отношениях, – с другой, возникла, ширилась пропасть непримиримой борьбы за политическую власть, за политический курс, которым пойдёт дальнейшее развитие России.
Трагизм истории России ХХ столетия, трагизм судьбы русского этноса были в том, что российская государственность не могла не быть державной, – так как именно на российской государственности лежала ответственность за удержание порядка на огромной части Евразии, населённой многими крайне отсталыми народами, народностями и даже племенами с чудовищно архаичными родоплеменными отношениями. Но она не имела внутренних русских общественных сил, не имела сплочённой русской общественной элиты, не имела взаимного доверия русских сословий, чтобы стать сильной великорусской народной державой, в которой господствуют ясно осознанные русские общественно-субъектные интересы и средства воздействия на власть и на управление страной. Ибо русское общественное сознание только ещё восстанавливалось с последней трети девятнадцатого столетия, раздиралось противоречиями между крестьянским и городским мировосприятием, и его патриархально народная и городская общественная элиты ещё не сложились, не нашли компромиссов, не превратились в общерусскую самодовлеющую политическую силу.
Влияние прогресса индустриальной цивилизации в Российской империи было возможным утверждать только посредством мощной имперской бюрократической машины, расходуя её ресурсы на подъём культуры европейской буржуазной цивилизованности как у государствообразующего народа, так и на диких окраинах. А в противоречие с имперской государственностью рост промышленного производства, рост численности и влияния связанного с этим производством предпринимательского слоя, то есть собственников производства, а так же способных на высокопроизводительный труд образованных рабочих и служащих, требовал быстрого становления русского национально-эгоистического общественного сознания, становления этнократического общества. Особенностью этого общества, его отличием от народного общества должна была стать нацеленность не на имперскую экспансию ради расширения земельной собственности и увеличения численности податных земледельцев самого разного происхождения, а на конкурентную борьбу товаропроизводителей за рынки сбыта. Иначе невозможно было добиваться такой культуры производственных отношений, которая делала бы промышленное производство капиталистически прибыльным, привлекательным для капиталовложений. Политическими союзниками социальных слоёв, связанных с промышленным производством, а потому сторонниками националистических настроений, становились те слои зажиточных крестьян, которые вследствие преобразований в сельскохозяйственных отношениях проникались капиталистическими интересами, брали банковские ссуды на улучшение средств и способов земледелия, превращались в поборников городских отношений собственности среди народного крестьянства. И это противоречие всё живее и упорнее подчёркивалось представителями зарождающейся национальной элиты.
Воздействие идей Ницше захватывало передовую русскую мысль возникающей городской элиты. Возглас П.Столыпина: “Надо дать дорогу русскому национализму!”, – яснее ясного указывал, что вызревающая в связи с экономическим капиталистическим подъёмом буржуазная революция неизбежно должна будет перерасти в революцию Национальную, то есть трансформацию феодально-бюрократической империи с очень сильными аристократическими правомасонскими пережитками в империю буржуазно эгоистическую, национально-эгоистическую, этнократическую, обслуживающую интересы русского национального общества и его элиты.
Порождаемый капиталистическими преобразованиями подъём русских народных и националистических настроений вызывал рост напряжённости в отношениях власти с этническими меньшинствами, которые поэтому либо рассчитывали благодаря буржуазной революции вырваться из состава империи, либо боялись буржуазной революции, становились на сторону имперских сил, контрреволюционных по своей сути. Предопределённый ходом истории русский городской национализм пугал онемеченную, теряющую политическую почву под ногами петербургскую бюрократию и традиционную земледельческую аристократию. Пугал он и инородческую коммерческую, банковскую буржуазию с её космополитическими интересами и мировыми связями. Но он пугал и подавляющее большинство русского народа. Пугал народную интеллигенцию, отравленную православными традициями иррационального мировосприятия. Беспокоил растущим давлением эгоистических интересов буржуазного города чрезвычайно многочисленное бедное, держащееся за общинную взаимовыручку деревенское крестьянство, а так же казачество с их местническим мировосприятием, местными интересами, чуждыми представлениям о необходимости качественно более сложных экономических и политических, а потому и общественных отношений, которых требовали городские интересы собственности для своего развития. Поэтому буржуазная революция в феврале 1917 года сразу же столкнулась с множеством враждебных ей интересов, которые возглавившие её силы оказалась не в состоянии преодолеть и победить.
Большевистская контрреволюция стала возможной вследствие того, что большевики возглавили городской индустриальный пролетариат и общинное крестьянство, то есть подавляющее большинство населения страны. Пролетариат был участником индустриальных производственных отношений, но был отчуждён от городских отношений собственности, не имел городского общественного сознания, а потому не выражал заинтересованности в национальном общественном сознании, в национальных общественных отношениях. Ему были чужды представления о необходимости национальной элиты. У пролетария, вчерашнего крестьянина, оторванного от земельной собственности, вытесненного из деревни в город на рынок труда сохранялись духовные связи с бедным общинным крестьянством, которое тяготело к народным общественным отношениям, к действенному их отстаиванию, и данная духовная народная связь обеспечивала их политический союз, как союз большинства.
