Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
В то же время покупательная способность, выраженная в хлебе или мясе, увеличилась менее чем в четыре раза, однако заметно выросло качество и разнообразие этих продуктов.
Разнообразие ситуаций еще более очевидно, когда дело касается промышленных товаров, прежде всего вследствие появления совершенно новых изделий и впечатляющего улучшения их технических характеристик. Для наших дней типичным примером являются электроника и информатика. Прогресс в области компьютеров и мобильных телефонов в 1990-2000-е годы, затем в области планшетов и смартфонов в 2000-2010-е годы обеспечил увеличение покупательной способности в десять раз: цена продукта сократилась вдвое, а его технические показатели улучшились в пять раз.
Важно понимать, что на всем протяжении истории промышленного развития можно найти другие, не менее яркие примеры. Взять хотя бы велосипеды. Во Франции в 1880-1890-е годы цена на самую дешевую модель, предлагавшуюся в каталогах продаж и в торговых документах, равнялась шести средним месячным заработкам. При этом речь шла о довольно примитивном велосипеде, «колеса которого покрыты лишь полоской резиной и который имел всего один тормоз прямого действия на переднем колесе». Технический прогресс обеспечил снижение цены до уровня одного месячного заработка в 1910-1920-е годы. Благодаря дальнейшим усовершенствованиям в каталогах 1960-1970-х годов качественные велосипеды (с «колесом свободного хода, двумя тормозами, кожухом для цепи, брызговиком, багажником, фарой, отражателем») соответствовали менее чем одной неделе среднего заработка. В целом, даже если не принимать в расчет головокружительный рост качества и безопасности продукта, покупательная способность, выраженная в велосипедах, в период с 1890 по 1970 год выросла в сорок раз[89].
Для исследования эволюции цен можно было привести примеры электрических лампочек, бытовой техники, простыней и тарелок, одежды и автомобилей в развитых и развивающихся странах и сравнить их с текущими ценами.
Все эти примеры также показывают, насколько бесполезно и бессмысленно пытаться сводить все эти изменения к одному-единственному показателю вроде «уровень жизни между такой-то и такой-то эпохами вырос в 10 раз». Когда образ жизни и структура бюджета домохозяйства меняются так резко, а рост покупательной способности так сильно колеблется в зависимости от рассматриваемых товаров, вопрос об усредненном показателе не имеет особого смысла, поскольку точный результат зависит от выбранных примеров и способов оценки качества, а и те, и другие не отличаются особой точностью, особенно когда речь идет о сравнениях, охватывающих несколько веков.
Это, разумеется, не ставит под сомнение сам факт роста, совсем наоборот: очевидно, что материальные условия существования значительно улучшились со времен промышленной революции, благодаря чему жители планеты стали лучше питаться и одеваться, им стало проще передвигаться, получать информацию, заботиться о себе и т. д. Это также не ставит под сомнение важность измерения темпов роста на протяжении более коротких периодов, например в масштабах одного или двух поколений. Есть смысл знать, составит ли рост в течение тридцати или шестидесяти лет 0,1 % в год (3 % за поколение), 1 % в год (35 % за поколение) или 3 % в год (143 % за поколение). Только когда мы обращаемся к более длительным периодами и получаем масштабное увеличение, темпы роста отчасти теряют смысл и становятся довольно абстрактными и произвольными величинами.
Рост: диверсификация образа жизниЧтобы закрыть этот вопрос, рассмотрим также сектор услуг, в котором открывается простор для самых разных ситуаций. В принципе, здесь все относительно ясно: производительность в этой сфере выросла меньше, а значит, покупательная способность, выраженная в услугах, увеличилась не так сильно. Типичный пример «чистой услуги», в которой не наблюдалось никакого технического прогресса на протяжении столетий, — парикмахерское дело: стрижка волос требует такого же количества времени, что и в начале XX века, вследствие чего стоимость услуг парикмахера увеличилась настолько же, насколько выросла его зарплата, которая, в свою очередь, росла такими же темпами, что и средняя зарплата и средний доход (в первом приближении). Иными словами, поработав в течение часа, среднестатистический наемный работник начала XXI века может оплатить себе приблизительно такое же количество стрижек, как и наемный работник начала XX века: мы можем констатировать, что покупательная способность, выраженная в количестве стрижек, не только не выросла, но и даже несколько снизилась[90].
На самом деле разнообразие ситуаций настолько велико, что само понятие сферы услуг не имеет особого смысла. Разложение на три сферы деятельности — первичную, вторичную и третичную — было предложено в середине XX века в обществах, где эти сектора имели схожую — или хотя бы сравнимую — долю в экономической деятельности и в количестве занятой в них рабочей силы (см. таблицу 2.4). Однако с того момента, когда на сферу услуг стало приходиться порядка 70–80 % рабочей силы во всех развитых странах, это стало означать, что данная статистическая категория уже не столь обоснована: она дает мало информации о природе профессий и услуг, производимых в данном конкретном обществе.
Чтобы ориентироваться в этой огромной совокупности видов деятельности, развитие которых хорошо отражает улучшение условий жизни с XIX века, будет полезно разбить ее на несколько блоков. Прежде всего выделим услуги в сферах образования и здравоохранения, на которые приходится более 20 % от общей занятости в наиболее развитых странах (т. е. столько же, сколько на все отрасли промышленности вместе взятые). Все указывает на то, что их доля будет увеличиваться и впредь, учитывая прогресс в области медицины и постоянное развитие высшего образования. Рабочие места в торговле, гостиничном деле, кафе и ресторанах, в сфере культуры и досуга также быстро увеличиваются и уже составляют более 20 % от общей занятости (а то и 25 % в некоторых странах). На услуги, оказываемые компаниям (консалтинг, бухгалтерия, дизайн, информатика и т. д.), вкупе с услугами в области недвижимости, финансов (агентства недвижимости, банки, страховые компании и т. д.) и транспорта также приходится 20 % от общей занятости. Если прибавить к этому государственные услуги и сферу безопасности (администрация, юстиция, полиция, вооруженные силы и т. д.), обеспечивающие почти 10 % занятости в большинстве стран, то мы получим те самые 70–80 %, которые указываются в официальной статистике[91].
Таблица 2. 4 Занятость по отраслям деятельности во Франции и в Соединенных Штатах в 1800–2012 годах (в процентах к общей занятости). Год Франция США Сельское хозяйство Промышленность Услуги Сельское хозяйство Промышленность Услуги 1800 64% 22% 14% 68% 18% 13% 1900 43% 29% 28% 41% 28% 31% 1950 32% 33% 35% 14% 33% 50% 2012 3% 21% 76% 2% 18% 80% Примечание. В 2012 году во Франции сельское хозяйство обеспечивало 3 % от общей занятости, промышленность — 21 %, а сфера услуг — 76 %. Строительство, в котором в 2012 году во Франции, как и в США. было занято 7 % трудоспособного населения, включено в графу «промышленность». Источники: pikelty.pse.ens.fr/capital21 с.
Уточним, что значительная часть этих услуг, особенно в сфере здравоохранения и образования, финансируется за счет налогов и предоставляется населению бесплатно. Формы финансирования меняются в зависимости от страны, равно как и доля, обеспечиваемая за счет налогов: так, в Европе она выше, чем в Соединенных Штатах и в Японии. Однако она очень значительна во всех развитых странах: как правило, она составляет по меньшей мере половину от общей стоимости услуг в области здравоохранения и образования, а во многих европейских странах — более трех четвертей. Это может привести к возникновению новых трудностей и неточностей в измерении и сравнении роста уровня жизни между различными странами и в долгосрочной перспективе. Это вопрос далеко не праздный: помимо того, что эти два сектора обеспечивают более 20 % ВВП и занятости в наиболее развитых странах, а в будущем их доля, без сомнения, увеличится еще больше, здравоохранение и образование, возможно, отражают наиболее реальные и заметные улучшения условий жизни в последние столетия. На смену обществам, где продолжительность жизни едва достигала сорока лет и где почти все были безграмотными, пришли общества, в которых люди живут более восьмидесяти лет и каждому обеспечен хотя бы минимальный доступ к культуре.
