Сергей ГОРОДНИКОВ - ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ РУССКОГО НАЦИОНАЛИЗМА
Большевизм смог захватить и удержать власть в России, сохраняя саму власть в переживавшей глубокую духовную ломку России, только благодаря опоре на многочисленный деклассированный, вырываемый из деревни ходом индустриализации пролетариат, то есть поощрением самого цивилизационно отсталого что есть в российской жизни. Поэтому он неизбежно опирался и на самые отсталые слои легко управляемой, политически неорганизованной русской деревни, а когда там завершалось раскрестьянивание, во все большей мере стал опираться на самые отсталые феодальные и дофеодальные кавказские и азиатские силы, склонные к праздности и сиюминутному эгоизму, чрезвычайно склонные к паразитизму всеми своими природно-генетическими и культурно-психологическими особенностями, своей неспособностью к созидательному творческому труду.
Разорвав политические, экономические и культурные связи с Европой, с христианскими цивилизациями, цивилизациями вообще, коммунистический режим стал во все большей мере зависеть своим политическим выживанием от внешней поддержки его самыми дикими силами и самыми отсталыми племенами, народностями и народами третьего мира. Но удерживать авторитет в глазах этих сил режим мог во все большей мере в зависимости от доказательств “процветания дружной семьи советских народов и скачка окраин СССР от феодализма к социализму”, то есть поощрением иждивенчества всей своры южных племен и народов страны за счет эксплуатации России. Россия стала для них хроническим донором ради поддержки коммунистического режима третьим миром и советскими южными республиками. Если называть вещи своими именами, то вся помощь “ради дружбы народов” или либеральных “общечеловеческих ценностей”, что была при коммунистах и не прекращается либеральными “демократами” — есть исторический откат к допетровским временам, когда русские правители платили дань деньгами и русскими рабами. Именно царь Петр Великий сбросил последнее позорное ярмо татаро-монгольского ига, прекратив выплаты ежегодных “поминок” золотом татарскому крымскому хану за то, чтобы он не совершал набегов на южные русские области, — “поминок”, которые были лишь лицемерным прикрытием слова дань. Дань платить в ХVII веке было вроде бы стыдно называвшему себя третьим Римом государству, а “поминки”, это вроде как подарки в дружеском расположении. Все понимали, что это ложь, что это самая настоящая дань, и дань большая, но трусливо прятались за эту ложь. Правда же нашей истории в том, что платить дань тюркским ордам решительно прекратил только Петр I, который отбросил их в степи и запер там военной силой, и это стало одной из основных причин бурного подъема России в XVIII веке. Но проводить такую принципиальную политику Россия могла только и только переориентацией всей своей духовной, экономической, политической жизни на сближение и дружбу с Европой, развитием надежных уз союзничества с Европой, в первую очередь с Пруссией, с другими немецкими государствами.
Вся “братская помощь”, весь “интернациональный долг” в отношении дикого юга советской империи и третьего мира стал по сути возвращением к политике трехвековой давности, откатом к той политике “поминок”. А попросту говоря, — коммунистический режим, оказавшись в идеологической и политической конфронтации с Европой, вынужден был искать новых стратегических союзников и нашел их только на феодальном и дофеодальном крайне отсталом и варварском юге и, чтобы привязать этот юг к своей политике, не нашел иных способов, как вновь заставить Россию, в значительной мере Украину, во многом Белоруссию, частично Прибалтику выплачивать ежегодную дань всяким азиатским и африканским варварам как ресурсами, так и людьми. Результаты не замедлили сказаться. Всего через семь десятилетий такой политики Россия надорвалась демографически, экономически и морально. Нравственное, физическое, духовное состояние русских сейчас ужасное. Русской молодежи до двадцати лет сейчас на двадцать-тридцать миллионов меньше, чем ее было в 1917 году. Если Российская империя до большевистской социалистической революции была практически славянской, и мусульманских народов в сумме было пять-шесть процентов, — причем они устойчиво сокращались в процентном отношении к общему числу населения Российской империи, ибо Россия и Украина переживали демографический взрыв, а детская смертность среди мусульманских окраин была очень высокой. То за семь десятилетий коммунистического режима мы имеем то, что имеем: фактически стоим на пороге жесточайшей борьбы за этническое выживание под давлением и натиском хищных кавказских и мусульманских орд, расплодившихся, размножившихся на нашей дани.
Наш исторический опыт показывает с безусловной однозначностью, — Россия для выживания и быстрого развития должна в своей политике решительно и беспощадно избавляться от доставшихся ей от коммунизма деятелей и политиков, которые препятствуют своими ли действиями, или идеями сближению с Европой, сближению самому широкому, самому всеохватному, подобно тому, как это вынужден был проделать Петр Великий, и в первую очередь сближению с Германией. На этой основе необходимо подготовить политическую линию на решительный и бескомпромиссный отказ от всех видов помощи южным инородцам, полуфеодальному варварству. Более того, мы должны готовиться к беспощадной военно-политической конфронтации с ними, ибо добровольно от потери дани они не откажутся, прибегнут к любым формам шантажа, чтобы получать ее опять.
Человеческая мудрость во все века и повсюду утверждала: всякое новое есть хорошо забытое старое. Как в этой связи не вспомнить трагическую конфронтацию мировоззрений Петра I и его сына Алексея, которая поразительно напоминает то, что Россия переживает сейчас. Петр призывал сына одуматься, ужаснуться судьбе Константинополя, захваченного тюркскими ордами из-за внутренней военной и организационной слабости! И сделал поразительное замечание, что в России государь не имеет права не быть человеком по духу своему военным, полководцем, с соответствующей этому организацией духовной, культурной и экономической, политической жизни страны и общества. Именно таким подходом к средствам преодоления опасной слабости страны он вырвал Россию из окончательных оков пережитков татаро-монгольского ига и дал ей мощнейший толчок к цивилизованному развитию. Не данью он разрешил болезненные противоречия с диким и варварским югом, а решительным поворотом к сближению с Европой, к использованию ее военных, дипломатических и организационных достижений, которые позволили ему проводить жесткую политику с позиции силы.
