Уильям Боннер - Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в.
И несмотря на все эти преимущества, остается неопровержимым факт: в начале XXI в. дело выглядит так, будто Япония, гордившаяся в 1980-х годах, что является второй экономической державой мира, перестала существовать. Американские экономисты и американцы в целом убеждены, что японцы совершили какую-то невероятную ошибку. А как иначе объяснить их исчезновение с экономической карты мира? Американские экономисты не раз призывали японцев увеличить денежную массу. По их мнению, кредитно-денежная инфляция привела бы к успеху. Если понизить покупательную способность иены, японским потребителям пришлось бы больше тратить и меньше сберегать.
Но не помогла ни кредитно-денежная, ни фискальная политика. Теперь, говорят американские экономисты, щедро раздающие непрошеные советы, японцам нужно реформировать экономику. Им нужно набраться храбрости и взяться за трудные проблемы - предоставить беспощадному рынку решить проблему безнадежных долгов и нежизнеспособных предприятий, провести в случае необходимости перестройку целых отраслей и ввести на островах динамичный капитализм в американском стиле.
Капитализм по американскому образцу - это последнее, чего хотели бы японцы. После Второй мировой войны они создали совершенно иную модель капитализма. Она в корне отличается от свободного капитализма, о котором писал Маркс. Средства производства здесь принадлежат не богатым независимым капиталистам, а крупным коммерческим группам, которые работают на деньги больших банков. А их капитал, в свою очередь, формируется из сбережений простых японцев. Это общество, в котором капиталистические риски и выигрыши коллективизированы - в неповторимом японском стиле.
Невидимая рука
Американский капитализм покоится на идее, сформулированной в XVIII столетии Адамом Смитом: преследуя личные интересы, люди подчиняются «невидимой руке», которая направляет их к общественно полезным результатам. По мнению Смита, невидимая рука принадлежит Богу. Рынки и народные хозяйства представлялись естественными явлениями, сродни лесам или ульям. Они подчинялись законам, которые предписал им сам Бог. Смита часто называют первым крупным экономистом в мировой истории. Но сам он считал себя «моральным философом», поскольку главным образом его интересовали законы, посредством которых Бог управляет Вселенной.
Современные экономисты подходят к делу совершенно иначе. В том числе и японские экономисты. Не пытаясь найти законы, правящие миром, современные экономисты присвоили себе роль самого Господа - они пытаются предписать ему собственные законы. Не удовлетворяясь простым наблюдением, американские и японские экономисты вмешиваются в процесс, дергают за рычаги и жмут на кнопки, отчего гигантский механизм скрежещет и воет.
Вклад Японии в историю капитализма объясняется уникальностью обстоятельств его возникновения. В Японии, разгромленной во Второй мировой войне, капитализм был создан как надстройка над почти феодальной системой хозяйства. Но и к середине 1990-х годов японские экономисты, промышленники и государственные чиновники, рулившие экономикой, были не в состоянии даже представить себе невидимую руку. В их религии отсутствует Бог-отец, а их экономика только недавно перестала быть феодальной. Их общество это не множество разрозненных людей, преследующих каждый свои интересы, а скорее муравейник, в котором каждый крошечный работник точно знает свое место и хлопочет только о всеобщем благе. Это разновидность сотрудничества на основе сплоченного, централизованного постфеодального капитализма.
Подобно тому как рабы, привозившиеся в XVII в. на американские плантации, часто принимали фамилию своего хозяина, японские рабочие отождествляют себя с компанией, в которой они работают. Вкалывали они будь здоров (в годы бума типичный рабочий день длился с восьми утра до девяти вечера) и за очень небольшие деньги. Такой рабочий распевал гимн компании не только когда это требовалось, но и подвыпив. Компании относились к своим служащим не как к источнику прибыли, от которых нужно избавляться при первых признаках спада, но как к крепостным или семейным слугам. Рабочие имели гарантию пожизненной занятости. «Рис сплачивает», - говорят японцы. Даже пригоревший.
Крупные предприятия также считались бессмертными. Основу японской экономики составляет сеть крупных компаний, связанных между собой взаимным владением акций и совместными коммерческими и производственными проектами. Крайне редко небольшой начинающей компании удавалось бросить им вызов. Крупные компании редко сталкивались с конкуренцией внутри страны. Система больших компаний разрабатывала или заимствовала новые технологии и новую продукцию, оттачивала их трудом неутомимых тружеников и запускала в производство, а значительная часть товаров потом уходила на экспорт, зачастую в США.
Эта была странная модель капитализма - крупные компании даже не заботились о прибыли! Подобно американским «доткомам», они рассматривали стремление к прибыли как проявление близорукости, синдром «краткосрочного» мышления. Их интересовали только рост и доля рынка. В конце концов, они ведь трудились ради господства над миром!
В ожидании чуда…
В апреле 1949 г. посол Джозеф Додж установил курс японской валюты 360 иен за доллар. Иена была дешевой, достаточно дешевой, чтобы дать шанс экономике Японии. Она станет промышленной державой, изготовляющей более дешевые товары, чем ее конкуренты. Так начался 40-летний бум, превративший Японию во вторую крупнейшую экономику мира, создал крупнейший в мире фондовый рынок и самую дорогую в мире недвижимость.
Японцы были дисциплинированными работниками, неутомимыми подражателями и педантичными бизнесменами. Бросив все силы на достижение экономического роста, они добились впечатляющих результатов. Японские автомобильные компании, например, победили вопреки значительному неравенству шансов. Прежде в этой остро конкурентной, капиталоемкой отрасли почти безраздельно господствовали «Большая тройка?» - главные американские автомобилестроительные компании. Шансы создать серьезную конкуренцию Детройту казались настолько призрачными, что плановики из Министерства внешней торговли и промышленности Японии (МВТП) активно отговаривали компании Hondaи Nissanот попыток в этом направлении.
Но автомобилестроители сделали рывок. Они проникли на американский рынок с малолитражными автомобилями, которые казались неопасными для американской «Большой тройки». Но пока Детройт, погрязший в самодовольстве, не удостаивал их своим вниманием, японцы отточили умение строить машины и технику сбыта. Можно сказать, что американцы даже не заметили, как автомобильный рынок США оказался в руках японцев.
В конце 1980-х годов студентам американских бизнес-школ пришлось освоить целый ряд новых терминов. Kaitzen- концепция непрерывного усовершенствования - была преподнесена им так, будто в самой идее было что-то новое. Скоро они узнали о zaitech, tokkinfunds, keiretsu, baburuи всем остальном; в разговорах они роняли японские слова, как будто поливали еду соевым соусом. Они также научились без приступов тошноты есть сырую рыбу.
В Америке восхищенное отношение к японцам смешивалось со страхом, ненавистью и завистью. К середине 1980-х дело выглядело так, будто Япония может не только отнять работу у американских автомобилестроителей, но и занять место Америки как самой влиятельной экономики мира. Японские банки становились крупнейшими в мире. Японские промышленные компании доминировали уже в ряде отраслей и, казалось, что они смогут одержать верх в любой намеченной для захвата отрасли.
И более того, японцы начинали не только зарабатывать деньги, но и тратить их. Они скупали самые лакомые куски собственности по всему миру, включая голливудские студии в Калифорнии, здания Exxonи RockefellerCenterв Нью-Йорке. Во Франции японцы купили церковь с витражами эпохи Ренессанса и намеревались, разобрав по кирпичикам, вывезти ее в Японию и там собрать, что подтолкнуло французов принять запрет на экспорт национальных сокровищ!
Японские покупатели сидели в первых рядах на престижных аукционах в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, где они по фантастическим ценам скупали знаменитые произведения искусств. Подобно американским магнатам десять лет спустя, японцы покупали произведения искусств, будто они и в самом деле любили их. Босс мафии, Сусуму Исии, например, в 1985 г. занялся акциями. За 1986-1987 гг. его портфель - с помощью влиятельных друзей из сферы политики и финансов - вырос на 5000%. Он истратил 7,5 млн долл. на покупку работ Ренуара, Шагала, Моне и др. А страховая компания YasudaFireandMarineInsuranceвыложила почти 40 млн долл. за «Подсолнухи» Ван Гога. Рю Сайто за 82,5 млн приобрел другую картину Ван Гога, «Портрет д-ра Гоше», а за пейзаж Ренуара «Мулен-де-ла-Галлет» было отдано 78 млн долл. Но всех переплюнул Юмити Морисита, потративший на картины французских художников конца XIX в. 300 млн долл. На вопрос, чем ему так нравятся французские импрессионисты, он ответил в духе американского коллекционера Денниса Козловски, занявшегося тем же самым десятилетие спустя: «Картины импрессионистов лучше подходят к современному дизайну».
