Чарлз Уилэн - Голая экономика. Разоблачение унылой науки
В-третьих, налог, который в основном ложится на тяжелые, пожирающие много горючего машины, даст стимул автомобилестроителям Детройта к производству машин, потребляющих меньше горючего, причем в данном случае стимулом будет не кнут, а пряник. Если федеральное правительство по своей прихоти запретит автомобили, которые расходуют более галлона бензина на 18 миль пробега, не повысив при этом стоимость эксплуатации таких машин, то не удивляйтесь, если в Детройте произведут много машин, которые будут расходовать чуть меньше галлона бензина на 18 миль пробега. Обратите внимание: новые машины будут расходовать галлон бензина не на 20, не на 28 и не на 60 миль пробега, которые машины могли бы преодолеть благодаря новым технологиям использования солнечной энергии. В то же время, если потребители столкнутся с налогом, основанным на расходе горючего и/или весе автомашин, при посещении автосалонов у них появятся совершенно иные предпочтения. Производители автомобилей быстро откликнутся на новые предпочтения, и «Unimog» отправится туда, где ему самое место, — в какой-нибудь музей промышленных продуктов-мутантов.
Является ли налогообложение внешних издержек идеальным решением? Нет, это решение далеко от совершенства. Один пример с автомобилями содержит в себе ряд проблем, самой очевидной из которых является определение величины налога. Ученые пока не пришли к полному согласию относительно того, насколько быстро происходит глобальное потепление, не говоря уж о его возможных издержках. Среди ученых нет согласия даже по намного более приземленному и простому вопросу о том, какова реальная стоимость одной мили пробега автомобиля «Unimog». Должен ли налог составлять 0,75, 2,21 или 3,07 дол.? Нам никогда не найти группу ученых, которые пришли бы к согласию по этому вопросу. Тем более не найти такого согласия в конгрессе США. Есть еще проблема справедливости. Я совершенно правильно сделал оговорку о том, что если повысить стоимость эксплуатации мини-автофургона-внедорожника, люди, которые ценят эти машины, все равно будут ездить на них. Но мерой того, насколько мы ценим нечто, является наша готовность платить за это нечто, и богатые всегда способны платить больше других. Если стоимость эксплуатации автомобиля «Explorer» дойдет до 9 дол. за галлон бензина, богатые люди, которые ездят на этих машинах, будут, возможно, по-прежнему возить на них вино и сыр на пляжные вечеринки на Нантакете, а подрядчик из Чикаго, которому надо возить лес и кирпич, будет вынужден отказаться от своего автомобиля «Explorer». Хотя кто ценит эту машину больше? (Мудрые политики могут обойти проблему справедливости, использовав налог на выхлопы автомобильных двигателей для снижения какого-нибудь налога, который особенно тяжким бременем ложится на средний класс, скажем, налога на фонд заработной платы, и в этом случае наш подрядчик из Чикаго будет больше платить за эксплуатацию своей машины, но меньше по другим налоговым статьям.) Наконец, процесс поиска внешних издержек и обложения их налогами может выйти из-под контроля. Любая деятельность генерирует какие-то внешние издержки на определенном уровне. Любой вдумчивый политический аналитик знает, что некоторых людей, которые носят одежду из спандекса в общественных местах, надо облагать налогом, если не сажать за решетку. Я живу в Чикаго, где в первый же день, когда температура поднимается выше 50 градусов по Фаренгейту [39], орды страдающих ожирением людей, сиднем просидевших все зиму дома, вываливают на улицы, приодевшись по этому случаю в тесные одежки. У тех, кому доводится увидеть это зрелище (а детям это зрелище нельзя видеть ни в коем случае), оно вызывает ужас. Но налог на спандекс, вероятно, практически невозможен.
Однако я отклонился от первоначальной, более важной темы. Всякий, кто скажет вам, что свободные, нерегулируемые рынки всегда благотворно влияют на общество, несет полную чушь. Рынки, предоставленные сами себе, не могут улучшить наше положение в тех случаях, когда существует большой разрыв между стоимостью определенных видов деятельности, которые оплачивает отдельный человек, и издержками этих видов деятельности, которые ложатся на общество. Разумные люди могут и должны обсуждать всевозможные подходящие средства и способы решения таких проблем. Нередко в эти дебаты втягивается и государство.
Однако вернемся ненадолго назад. Государство не просто сглаживает острые грани капитализма; прежде всего оно делает возможным существование рынков. Если вы станете утверждать, что государству просто надо убраться с дороги и тогда рынки принесут процветание всему миру, вы удостоитесь множества одобрительных кивков на вечеринке с коктейлями. Действительно, против государственного вмешательства в экономику проводятся целые политические кампании. Всякий, кто когда-либо выстаивал в очереди в Управлении регистрации транспортных средств, подавал заявку на получение разрешения на строительство или пытался заплатить налог за няню, согласится с тем, что государство нельзя пускать в экономику. В настрое, царящем на вечеринке с коктейлем, есть лишь одна проблема: он ошибочен. Хорошее государство делает возможным само существование рыночной экономики. Точка. А плохое государство или отсутствие государства вдребезги разбивает корабль капитализма о скалы, что является одной из причин, в силу которых миллиарды людей во всем мире живут в крайней нищете.
Начнем с того, что государство устанавливает правила. Страны, в которых нет дееспособных правительств, не являются оазисами процветания, которое приносит с собой свободный рынок. Вести даже самый простенький бизнес в этих странах дорого и трудно. Нигерия обладает крупнейшими запасами нефти и природного газа, однако компании, пытающиеся делать здесь бизнес, сталкиваются с проблемой, которую в Нигерии называют BYOI — по первым буквам английских слов «Bring Your Own Infrastructure» («привези собственную инфраструктуру») [40]. Ангола богата нефтью и алмазами, однако ее богатства пошли на финансирование не экономического процветания, а гражданской войны, длившейся более десяти лет. В 1999 г. правители Анголы потратили на приобретение оружия 900 млн дол., полученных в виде доходов от добычи нефти. Неважно, что один ребенок из каждых трех не доживает до пятилетнего возраста, а ожидаемая при рождении продолжительность жизни — 42 года — просто пугает [41]. Причем Нигерия и Ангола не относятся к странам, где рыночная экономика обнаружила свою несостоятельность. Это страны, в которых государство не смогло развить и обеспечить существование учреждений, необходимых для поддержки рыночной экономики. Один из недавно опубликованных докладов Программы развития ООН возлагает значительную долю вины за нищету в мире на плохие правительства. Без хорошего управления никакие стратегии экономического развития, блага которого постепенно достигают самых низших слоев общества, не действуют, заключают авторы доклада [42].
