Нассим Талеб - Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости
блюдениям индюшки, не увеличивает запаса наших знаний.
Просто есть вещи, к которым я могу по-прежнему относиться
скептически, и вещи, которые я могу спокойно считать бес-
спорными. Иными словами, результаты наблюдений одно-
сторонни. Вот и вся премудрость.
Эта асимметрия чрезвычайно полезна. Она позволяет нам
быть не абсолютными скептиками, а всего лишь полускеп-
тиками. Некоторое преимущество реальной жизни над кни-
гами заключается в том, что при принятии решений вы мо-
жете интересоваться только одной стороной дела: если вам
необходима уверенность в наличии у пациента заболевания,
а неуверенность в его здоровье, отрицательных результатов
вам будет достаточно. Итак, данные сообщают нам много, но
не так много, как мы ожидаем. Иногда в массе данных нет ни-
какого смысла, а иногда единственный факт бесценен. Иной
раз тысяча дней не докажет вашу правоту, но один день с лег-
костью может доказать вашу неправоту.
Активнее всех развивал эту идею одностороннего полускептицизма сэр доктор профессор Карл Раймунд Поппер — единственный специалист по философии науки, которого действительно читают и обсуждают люди, играющие активную роль в реальной жизни (чего нельзя сказать о профессиональных философах). Сейчас, когда я пишу эти строки, его черно-белое фото смотрит на меня со стены моего кабинета. Это подарок, который я получил в Мюнхене от эссеиста Йо-хена Вегнера, который, как и я, считает Поппера единственным "нашенским" среди современных мыслителей — ну почти. Он пишет для нас, а не для своих собратьев философов. Мы — это практикующие эмпирики, признающие неопределенность своей стихией и полагающие, что осознание
того, как действовать в условиях неполноты информации, — главная и самая насущная задача человека.
Поппер вывел из этой асимметрии полномасштабную теорию, использующую технику "фальсификации" (по Попперу, "фальсифицировать" — значит доказать неправильность), которая позволяет провести границу между наукой и не-на-укой. Тут же разгорелись жаркие споры о ее практическом применении, хотя это не самая интересная и не самая оригинальная из Попперовых идей. Мысль об асимметричности знания так мила деловым людям, потому что для них она очевидна; на ней зиждется весь их бизнес. "Проклятый" философ Чарльз Сандерс Пирс, который, подобно художнику, добился лишь посмертного признания, тоже придумал некий "чернолебяжий" метод, когда Поппер еще под стол пешком ходил, — этот метод даже называют "подходом Пирса — Поп-пера". Гораздо сильнее и оригинальнее идея Поппера об "открытом" обществе, которое кладет в основу своего развития скепсис, опровергая и ниспровергая окончательные истины. Поппер обвинил Платона в том, что он "закупорил" наш разум (я привожу его аргументы в Прологе). Но самое великое достижение Поппера — это его догадка о фундаментальной, суровой и необоримой непредсказуемости мира; о чем я буду говорить позже в главе о предсказаниях".
Конечно, "фальсифицировать" (то есть с полной уверенностью заявлять, что что-то неправильно) весьма и весьма непросто. Несовершенство метода тестирования может привести к ошибке. У врача, обнаружившего раковые клетки, может оказаться неисправное оборудование, создающее опти-
<* Ни Пирс, ни Поппер не были первооткрывателями этой асимметрии. Философ Виктор Брошар еще в 1878 г. упоминал о важности отрицательного эмпиризма, который эмпирики якобы всегда считали верным способом преуспеть в делах, — древние понимали это подспудно. В букинистических книгах можно найти много неожиданного.>
110
ческие иллюзии; или белый халат может натянуть экономист, помешанный на "гауссовых кривых". Свидетель преступления может быть в стельку пьян. Однако факт остается фактом: вы способны судить о том, что неправильно, но не о том, что правильно. Не вся информация равноценна.
Поппер ввел механизм предположений и опровержений, который работает следующим образом: вы делаете (смелое) предположение и начинаете искать данные, которые докажут вашу неправоту. Это альтернатива поиску подтверждающих фактов. Если вам кажется, что опровергать просто, то вы заблуждаетесь, — мало у кого от природы есть такая способность. Я признаюсь, что у меня ее нет; я здорово напрягаюсь.
Считаем до трех
Ученые-когнитивисты изучили нашу природную тягу к поиску подтверждений; они называют ее установкой на подтверждение. Опыты показывают, что люди сосредоточиваются только на прочитанных книгах из библиотеки Умберто Эко. Любое правило можно проверить либо прямым путем, рассматривая случаи, когда оно работает, либо косвенным, фокусируясь на тех случаях, когда оно не срабатывает. Как мы уже выяснили, опровергающие примеры гораздо важнее для установления истины. Но мы словно бы об этом не ведаем.
Первый известный мне эксперимент, исследующий этот феномен, был проведен психологом П. К. Уэйсоном. Он предлагал испытуемым последовательность из трех чисел — 2, 4, 6 — и просил их догадаться, по какому принципу она сгенерирована. На первом этапе испытуемые называли другие числовые последовательности, соответствие которых заложенному в примере принципу экспериментатор подтверждал или отрицал. И только потом испытуемые формулировали
сам принцип. (Обратите внимание на сходство этого эксперимента с рассуждениями в главе i о том, какой нам предстает история: предполагая, что история генерируется в соответствии с какой-то логикой, мы видим только события, не принципы, но хотим угадать, что ею движет.) Правильный ответ — "натуральные числа в восходящем порядке", всего-то. Чтобы до этого додуматься (что удавалось лишь единицам), нужно было предложить нисходящий ряд цифр (на что экспериментатор сказал бы "нет"). Уэйсон заметил, что испытуемые формулировали для себя некий принцип и приводили примеры, нацеленные на его подтверждение, вместо того чтобы попытаться придумать последовательность, противоречащую их гипотезе. Испытуемые упорно пытались найти подтверждение правилу, которое сами же и изобрели.
Но бывают исключения. Опытные шахматисты-гроссмейстеры, как известно, действительно концентрируются на слабости потенциального хода. Но не обязательно играть в шахматы, чтобы практиковаться в скептицизме. Ученые считают, что именно умение копаться в собственных слабостях делает их хорошими шахматистами, а не игра в шахматы превращает их в скептиков. Таким же образом биржевой игрок Джордж Сорос, прежде чем сделать ставку, собирает данные, которые могли бы опровергнуть его первоначальную теорию. Возможно, это и есть истинная уверенность в себе: способность смотреть на мир, не ожидая от него одобрительных кивков*.
