Пол Кругман - Выход из кризиса есть!
Довольно точное представление о том, кто такие эти 0,1 % самых богатых, дает работа экономистов Джона Бакии, Адама Коула и Брэдли Хейма. В основном члены правлений корпораций и финансовые воротилы. Почти половина доходов 0,1 % самых богатых приходится на высших руководителей нефинансовых компаний, а вторая половина достается представителям финансового сектора. Добавив к ним юристов и тех, кто занимается недвижимостью, получим почти три четверти.
Учебники экономики утверждают, что на конкурентном рынке каждому работнику платят за предельный продукт – вклад данного работника в совокупный продукт. Но каков предельный продукт члена правления корпорации, руководителя хедж-фонда или, если уж на то пошло, юриста корпорации? Никто точно не знает. А если посмотреть, чем в действительности определяются доходы таких людей, станет ясно, что этот процесс практически не имеет отношения к их экономическому вкладу во всеобщее процветание.
Безусловно, кто-нибудь может спросить: «А как же Стив Джобс или Марк Цукерберг? Разве они разбогатели не благодаря созданию ценных продуктов?» Конечно благодаря, но лишь очень немногие из 1 и даже 0,01 % самых богатых заработали состояние таким образом. В большинстве случаев речь идет о руководителях компаний, созданных не ими. Они могут владеть большим количеством акций или фондовых опционов в своих компаниях, однако получили эти активы в составе зарплатного пакета, а не благодаря тому, что основали этот бизнес. И кто же решает, что входит в их зарплатный пакет? Как известно, заработную плату руководителей устанавливают комиссии по вознаграждениям, которые формируют… те же самые руководители.
Самые высокооплачиваемые работники в финансовой отрасли действуют в среде, где конкуренция наиболее высока, однако есть все основания полагать, что и их заработки превышают реальные достижения. Руководители хедж-фондов, например, получают зарплату за то, что управляют чужими деньгами, а также процент от прибыли. Это создает у них стимул для рискованных инвестиций с высоким уровнем левериджа: в случае удачи их ждет большое вознаграждение, а при неудаче возвращать уже полученное не придется. В результате в среднем, если учесть тот факт, что многие хедж-фонды терпят крах и инвесторы заранее не знают, какие из них разорятся, последние получают не очень большую прибыль. Фактически, как сказано в работе Саймона Лэка «Мираж хедж-фондов» («The Hedge Fund Mirage»), за последнее десятилетие инвесторам хедж-фондов в среднем было выгоднее вкладывать деньги в казначейские векселя, и многие из них вообще ничего не заработали.
Вы можете подумать, что инвесторы должны разумнее относиться к этим неравноценным стимулам, а в более широком смысле осознать то, что написано во многих книгах: «предыдущий успех не гарантирует будущие результаты», то есть управляющему, благодаря которому в прошлом году инвесторы хорошо заработали, могло просто повезти. Впрочем, факты свидетельствуют, что многие инвесторы, причем не только неискушенные люди, остаются весьма доверчивыми и надеются на финансовый гений игроков рынка, несмотря на многочисленные свидетельства того, что такие вложения, как правило, нерентабельны.
И еще одна деталь. Даже когда финансовые магнаты зарабатывают деньги для инвесторов, в большинстве случаев они не создают ценности для общества, а фактически экспроприируют их у других игроков рынка.
Наиболее очевидно это в случае с «плохими» банками. В 80-х годах прошлого столетия владельцы сберегательных учреждений получали большую прибыль, идя на серьезный риск, а убытки ложились на плечи налогоплательщиков. В начале XXI века банкиры вернулись к подобной практике, заработав огромные деньги на выдаче сомнительных ипотечных кредитов, либо продавая их неосведомленным инвесторам, либо получив помощь государства, когда начался кризис.
То же самое можно сказать и о большинстве операций с частными акциями, когда компания покупается, реструктурируется, а затем снова продается. (Именно этим занимался Гордон Гекко в кинофильме «Уоллстрит», а Митт Ромни в реальной жизни.) Справедливости ради следует заметить, что некоторые компании, специализирующиеся на операциях с частными акциями, принесли много пользы, финансируя стартапы в сфере высоких технологий и других областях. Во многих случаях, однако, прибыль была получена за счет того, что Ларри Саммерс [23] – да, тот самый Ларри Саммерс! – называл злоупотреблением доверием (в статье с тем же названием): нарушение условий контрактов и соглашений. Возьмем, к примеру, дело «Simmons Bedding», легендарной компании, основанной в 1870 году и объявившей о банкротстве в 2009-м, в результате чего многие ее сотрудники лишились работы, а кредиторы денег. Вот как описывает путь к банкротству «New York Times»:
...Для многих инвесторов продажа компании стала бы катастрофой. Только держатели облигаций могли потерять 575 миллионов долларов. Крах компании разорил бы и таких сотрудников, как Ноубл Роджерс, который проработал в «Simmons» 22 года, в основном на заводе в окрестностях Атланты. Он входит в число 1000 работников – более четверти всего персонала, – уволенных за последний год.
И все-таки компания «Thomas H. Lee Partners» из Бостона не только не пострадала, но и получила прибыль. Инвестиционная фирма, которая купила «Simmons» в 2003 году, заработала 77 миллионов долларов даже тогда, когда компанию стали преследовать неудачи. THL получила от нее сотни миллионов долларов в виде дополнительных дивидендов. Кроме того, она выплатила самой себе миллионные вознаграждения, сначала за покупку компании, а затем за помощь в управлении ею.
Доходы самых богатых отличаются от доходов тех, кто располагается «внизу»: они в меньшей степени связаны и с экономическими законами, и с вкладом в экономику в целом. Но почему в 80-х годах прошлого столетия они резко взлетели вверх?
Отчасти это объясняется явным ослаблением финансового регулирования, которое обсуждалось в главе 4. Жесткая регламентация работы финансовых рынков, характерная для США в 30-70-х годах, была преградой на пути возможностей для самообогащения, открывшихся в 80-х. Высокие доходы в финансовой сфере, вероятно, оказались «заразными» в отношении оплаты высших руководителей компаний. По крайней мере, огромные зарплаты на Уолл-стрит явно облегчили комитетам по компенсациям обоснование большого жалованья в отраслях, не связанных с финансами.
Томас Пикетти и Эммануэль Саез, о работе которых я уже упоминал, утверждали, что высокие доходы в значительной степени зависят от социальных норм. С ними согласен Лукиан Бебчук из Гарвардской школы права, который главным ограничителем зарплаты руководителей корпораций называет неприкрытое давление. Подобные аргументы предполагают, что изменения политического климата после 80-х годов ХХ века способствовали тому, что можно назвать грубым применением силы для получения высоких доходов. Раньше такое считалось неприемлемым. Тут важно подчеркнуть, что резкое ослабление профсоюзов в 80-х годах устранило одного из ключевых игроков, который мог протестовать против непомерных зарплат руководителей.